Бег по кругу

Мелкий дождь без конца.
Человек, от судьбы бегущий,
На ходу без билета в последний скакнет вагон.
Так хотел отрицать
И гадать на кофейной гуще,
Так ведь пьет растворимый, безвкусный – и всё бегом.
Это стрелки шуршат,
Циферблату щекотно даже.
За последней весной непременно придет зима.
Сколько стоит душа?
Выставляешь себя в продажу.
Клетка белая – шах, клетка черная – точно мат.
И неважно теперь,
На кого ты меня оставил.
Пробивается пульс из ущербных моих ключиц.
Не потеря потерь,
Просто игры без сотен правил,
И бессмертный режим забываем с тобой включить.
Чемоданы пусты,
Даже стыдно оставить нищим,
Подари мне глоток кислорода, и хватит, что ж.
Мы хотели остыть,
Но друг друга зачем-то ищем.
И что делать, скажи, если ты вдруг меня найдешь?

Русалочка

Если бы только ты знала как больно на вдохе,
Если бы только ты знала как больно на шаге.
Море в груди, выпуская, в груди же и дохнет,
Море всё помнит: как были безумны и наги.

Господи, только не спрашивай, где наши души,
Только не спрашивай, что ж за грудиной так голо.
Ведьмы морские короны плетут из ракушек,
Ведьмы дают две ноги, обменяв их на голос.

Солнце сильнее кусается, чем через воду,
Море не помнит сестренку свою удалую.
Принц напивается, девок в постель к себе водит,
Принц обнимает так жарко, но губ не целует.

Господи, только б не слышать: ты это искала.
Господи, только б не слышать: твой выбор так жалок.
Волны рычат и порою выносят на скалы
Пенные трупы вернувшихся в море русалок.

Корни

Такая бесконечная зима, и снег не тает. Небо давит крыши. В моих руках потрепанный весьма простой конверт, но ты же мне не пишешь. Мои слова уходят в пустоту, как будто нет ни слова между нами.
Ты не увидишь, как я прорасту и в твердь уйду белесыми корнями.
Начало жизни. Тоненький росток, зеленый лист. И тяга жить и греться. Вся мощь земли пройдет во мне как ток, древесный сок вольется в полость сердца. Но столько зим! И множится кора, уходят корни вниз до самой магмы. На мне опять рисует детвора, и силы просят городские маги. Я на плече своем держу гнездо. Они растут, они меня забросят.
Опять метель. Неслышный теплый вздох. Последний лист, напомнивший про осень сорвался прочь. И каждый корень - нерв, мне ощущать твой каждый шаг отныне.
А я расту, а я стремлюсь наверх, но я в корнях своих как в паутине.
И через них проходят поезда, и сквозь меня подземно едут люди. Но я сказать тебе боялась "да", и время нас когда-нибудь осудит. Мне не взлететь. Предание старо, птенцы в ветвях смешны и желтороты.
Я проросла корнями у метро - чтоб каждый день встречать тебя с работы.

Книжные дети

Помнишь, как в сказки хотелось верить?
Разгоряченные пятна щек.
Дома, в гостях, на прогулке в сквере –
Криком «Ну мама, читай еще».
Пальцы касались страниц несмело –
Вдруг не суметь, не понять, не смочь.
Буквы учили в потеках мела.
И не терпелось: вот будет ночь!
Значит, из книжек придут герои
И у кровати сомкнут ряды.
Значит, мы крепости будем строить,
Стены их будут теплы, тверды,
Больше над нами не будет капать,
Встанет у берега горб моста.
Может быть, даже вернется папа...
Это не в книжках, а просто так...
Как мы меняли свои обличья,
Падая в теплые сны страниц.
Буду сегодня принцесса птичья,
Ты же – охотник на диких птиц.
Завтра ты станешь великим магом,
Мне – напевать в кабаках за грош.
Мы доверяем себя бумагам,
Книги смеются, шуршат «идешь?»
Там мы здоровы, смелы и зорки,
Там нет будильника по утрам.
Библиотеки дверные створки
Мы открывали как двери в храм.
Как мы меняли наряды, лица,
Как нами злыдень бывал клеймен.
Мне по ночам продолжают сниться
Гроздья и связки моих имен.
Жаль, что вставать на работу, в школу,
Жить, шебуршиться по всем фронтам.

Мы выбирались из книжных полок,
Но навсегда оставались там.

Создатели

Смотришь изредка ввысь,
Ждешь там войска ли, рати ли.
Как бездумно мы жизнь
На проклятия тратили,
Как бездумно мы шли
По разбитым пророчествам.
Все сломать, опошлить -
Только это и хочется.
Мир красив. Пустота
Заполняет восторженно,
Словно куклами стать,
Словно выбелеть кожей, но
В вертикальных зрачках,
Что смолой конопатили,
Зэ-пэ-тэ, тэ-че-ка -
Телеграммы создателя.
Приходи, подожди.
Кораблями причалили
В эти земли дожди
И слова изначальные.
Пожалей дурака,
Дай же рано ли, поздно ли
Подержать  на руках
Мир, который мы создали.

Отрицание любви

Пусть зима останется в переулках,
Не рычит нам вслед и не прыгнет на спину.
У меня с тобой не любовь, а гулко
Завывает в черепе ветер Каспия.

Пусть огонь останется бесконечно,
И растет не крыльями, так иголками.
У меня с тобой не любовь, а плечи,
Что покрыты ласками жадно-колкими.

Пусть тоска останется вечно с нами,
Будто боль пол-легкого отчекрыжила,
У меня с тобой не любовь, а память,
Бесконечно рыжая и бесстыжая.

Маленький бог

Есть где-то пустыни без ветра и троп,
Там прячется маленький бог-мизантроп,
Ни дойч, ни английский, ни вкратце иврит
Не знает.
И, кажется, не говорит,
Не спрятан ни в тряпки, ни в белую сталь,
Зевает, от мира и люда устал,
А кто бы пришел и согрел молока,
Чтоб кошка-луна научилась лакать,
Чтоб мир не кусался и не был чужим.
Я разве из стали и бусинок лжи?
Он просит напиться, и пальцы тверды,
На, пей, мой хороший.
Я вся из воды.

Корабли

Что ж, для кого-то вся жизнь череда лав-стори,
Даже неважно, какая звезда вела.
Честь и хвала тем, кто выжил в открытом море,
Честь и хвала.
Берег высокий и серые капли соли,
Чайки, танцуя, стенают, кричат, кричат.
Море корабль облизывает, мусолит
Будто ребенок конфету под сладкий чай.
Небо над нами застывшее и рябое,
В ребрах вода, а под веками серый ил.
Море болит и не хочет терпеть прибоя,
Кровью текущего из отворенных жил.
Жаль, не уснуть. Ну какие из нас герои,
Только себя в одиночестве обрели.
Спи. Через век, через миг ли глаза откроют
Мертвые корабли.

Осени

Осень так любит смотреть понимающе,
Так целовать, горячо и неистово.
Где-то из ребер не вытащен май еще,
Пишет симфонии он пианистом. Во
Самой плоти прорастает немыслимо,
Осени нежной слепое бессмертие.
Это не я с ним живу, и не мы с ним, а
Звездная ночь, но не верьте, не верьте ей.
Кто-то шепнет - это непозволительно,
Мая исконно уже покаяние.
Осень приходит в пустую обитель, но
Рушить не может судьбы, пока я не ей
Жарко молюсь, на излом, обличающее,
Май уводя прочь от камня алтарного.
Стой, моя милая, дай хоть бы чай еще
Выпить до дна. Он не слишком-то стар, в него
Верят пока, правда, он так несносен и
Юн без конца, что терзает отчаянье
Я не приду поклониться в пол осени,
Толку? Налей еще, милая, чая мне.

Я боюсь тебя

– Я боюсь тебя.
– Знаю, но только ведь все боятся.
– Я люблю тебя.
– Верю, но только ведь все недолго.
В первый раз мы на сцене, конечно же, как паяцы,
Напоследок, конечно же, рыцари, дети долга.
– Я хочу к тебе.
– Помню, но ждать тебя – пошлость жанра.
– Я хочу тебя.
– Вижу, и значит, ты, милый, вырос.
Темнота накрывает нас душным и теплым жаром,
Понимаешь, любовь – это то, что не дать на вынос.
– Я дышу тобой.
– Чую, но рядом нельзя остаться.
– Я приду к тебе.
– Глупо, должно ж быть, куда явиться.
Пульс в метро я считаю по ритму попутных станций,
Пульс на улице где-то в чужих именах и лицах.
– Я прошу тебя.
– Слышу, но только о многом просят.
– Я прощу тебя.
– Странно, но это занятье бога.
Бесконечна и зла в наших венах больная осень,
Бесконечна и зла наша дальняя в ночь дорога.
– Но в глазах твоих холод и странная сила-темень.
– Но я вижу в тебе отражение бога-братца.
– Я люблю тебя.
– Знаю, но я не хочу быть в теме.
– Я боюсь тебя.
– Верю, но только ведь все боятся.