Он торгует в антикварной лавке, Он — старьевщик, он почти старик, Мотыльком, дрожащим на булавке Взгляд к стеклу витринному приник. Меж пастушек с обнаженной ножкой И почти ослепших образов Лысый, старый, всклоченный, продрогший жалкий, словно праведник Иов — Лавочник... ведь вот чем отомстила. Ангел мой, простишь ли мне потом, Что подушкой впрок не удушила, И не приложила топором. "Что же делать если обманула..." "Что ж звиняйте дядьку ..."Бог Вам по... В спазме нарастающего гула Прошмыгнешь, провалишься в метро. Обреченно выйдешь у вокзала, Где луны на рельсах бьется свет... Я ж его еще поэтом знала — Это был любимый мой поэт.
***
Прозорливцу старцу отцу Николаю, что на острове Залитое возле Псковско-Печорской лавры
Остров Залитое залит по колено. Мы к нему подходим по воде. Желтая болезненная пена В каменной полощется гряде.
Здесь река Великая теряет Облик рек, известный испокон -- И сама себе напоминает То ли море, то ли небосклон.
Рыбаки торгуют судаками, Судна убаюканы волной, И рассвет размытыми мазками Всех рисует краской голубой.
Раз в седьмицу им привозят хлеба. В остальном живут, кто чем богат, Над землей качнулся свиток неба, Словно занавеска Царских Врат.
Плача, видишь: женщины и дети Семенят к церквушке через плес. Синеглазый старец, ставя сети, Выловит нас всех из моря слез.
* * *
А мама стирала мой белый платок, Пока я спала, простудившись в дороге. Заставили пить обжигающий грог, Заставили парить с горчицею ноги.
Проснувшись, увижу старинный узор — Платок мой — размером в оконную раму, Сквозь зубчики виден заснеженный двор… И слышно — сестра подошла к фортепьяно И пела… (как жили мы порознь и врозь?) И музыка эта меня не будила… Знать, не было в жизни ни грязи, ни слез. А если и были — все мама отмыла…
***
Так ты еще не понял, милый, Что, потеряв мою любовь, Ты потеряешь жизнь и силы, Стихи и славу, кров и кровь?
Напрасно ты неосторожно Меня втянул в свои пути – Со мной остаться невозможно И от меня нельзя уйти.
Герой, не ведающий страха! Пастух, что сам себе закон! Тур златорогий, это ж плаха – Плох уязвленный скорпион.
А мы с тобой ужасно схожи – Как день и ночь, сестра и брат. И я была неосторожной. Мне тоже нет пути назад.
***
Говорил: коли смерть разлучит нас, послушай, - Лишь тогда я твоей удостоюсь любви. Только там не нужна она – там одни души. На погост не мотайся. А просто живи.
Все равно: либо я ничего не услышу. Иль, услышав, рассорюсь с архангелом в дым. И у звездного купола выломлю крышу. Коль услышу, что я тобой снова любим.
Говорил он, а смерть у порога стояла. Отвечала тогда я ему невпопад: Да, поставлю-де крест и забуду, что знала... Так что ты не дури – возвращайся назад.
* * *
А в окнах его — на ветвях снегири, А я снегирей столько лет не видала: Как спелые яблоки, как — фонари... Как зимние солнца — горят вполнакала.
И каждое пыжится птицей живой Без всякого: как — снегири, да и только — И как это мир стал настолько цветной? И как же он был черно-белым настолько?
***
Вчера перепутала солнце с луною – Знать, впрямь все равно, что висит надо мною И светит так тускло, как старый пятак, Что, стыдно сказать – лучше б вовсе никак.
Приходится думать: наверное – годы... Растерянность в мыслях и чувствах природы... Наверное, возраст случился такой – Меняется солнце местами с луной.
***
Перейдём на осеннее время. Увы… Это время мы брали у неба взаймы, А теперь возвращается старый должок. Видишь кружится,…даже ложится снежок.
Это, ежели было б мне - лет двадцать пять Эту влажность могли б вы за слезы принять, Но теперь я не плачу – я только смеюсь, И не осени я, ни весны не боюсь…
Осененная синью суровых небес Я с любовью живу ровно так же и без. Этот бес, что пытался ударить в ребро, Будет долго визжать и поскуливать… но
Перейдем на осеннее время, ура! Замечательная – золотая пора. Долгожданное ясное терпкое все, Время бархатных платьев, объятий – твое!
Эта бархатность и революций, и дней, Время осени – зрелости, значит, твоей. Время вальсов осенних и хересных вин, Время поздних прозрений и ранних седин.
Это значит, что время страды улеглось, И уже не нужна благородная злость. Отойдет скоро время обид и хлопот, Перейдем на осеннее время… вот-вот…
***
Будет утро – мы встретимся в храме, На рассвете случайного дня. Приложась к зацелованной раме, В отраженьях увидишь меня.
Как в худом я копаюсь кармане Как случайную мелочь плачу, Задрожит оробевшее пламя И свеча поцелует свечу.
Пред распятием вставшие рядом, И зашедшись горячей слезой, Будут свечи мучительно рады Нашей встрече случайной с тобой И руки не посмевши коснуться, И поднять не осмелившись взгляд, Жадно смотришь как свечи сольются
Воедино; когда догорят. Будет зарево в небе морозном Пахнуть ладаном сладко, как встарь, Будет бить в потускневшую бронзу Захмелевший от счастья звонарь.
Приглашение
Там будет у вас и корова, и кошка, собака и сад... Там яблоки спеют – надкусишь немножко, все знаешь подряд.
А съешь пополам- и считай, что бессмертен, поскольку любим... И адрес на старом помятом конверте... Но неразличим...
ЛЕПКА
Адам - в переводе - Красная глина
Я люблю эту красную глину, Напоенную жаждой дышать. В дни творения Эммануилу Было рук невозможно отнять
От ее огнедышащей плоти, От ее упования - жить. И, погрязшему в этой работе, Рук к субботе Ему не отмыть.
Так жонглер запускает под купол Сразу девять лучистых мячей, И вальсирует в воздухе труппа Звезд, плененных задумкой твоей.
Я люблю тебя, красная глина, И, увязнув в тебе, не ропщу, В эту гулкую хрупкость кувшина Превращаясь, прельщаясь, прощу
Всё... чтоб вжиться - вдохнуть и остаться, Вдохновенье и прах пополам - В звучных сферах землей распластаться... Я люблю...... Пробуждайся, Адам.
***
Он ходит на лекции с легким пакетом, Который украшен портретом моим: Там юная я приснопамятным летом И тысячелетьем другим.
Века потрудились, потрескались краски, Но что до минувшего нам? И я, как и прежде, без должной огласки Сорву этот плод и отдам.
***
Багдад бомбят. Над рифмою такой Другие рифмы забываешь сразу – Сливается потерянный покой В одну сиреной длящуюся фразу.
А я б Багдад писала через «о»: Кого б ни били – убивают Бога. Неграмотное бабье естество Войне сопротивляется убого.
А им бы все бабахать посильней, Искать повсюду новых виноватых. Кого б ни били – перебьют детей. Бессмысленны окопы, маскхалаты.
Стон раненой земли: «Багдад бомбят» - Вбиваем южным ветром в снег отчизны. Там раньше райский сад был, говорят, И там произрастало Древо жизни
***
В этом сером, в этом двухэтажном - там лежит, должно быть на столе Самый добрый, умный и отважный На любовь не отвечавший мне?
Как уж я его не тормошила, Как не умоляла - не сбылось... Ни одна не шелохнулась жила. Слово ни одно не прорвалось.
Так он сжал запекшиеся губы, Что ни целованьем, ни слезой, Их не разомкнуть...в день судный трубы , После потягаются со мной?
Хоть бы стон единственный, на бедность... Все в глазах отсутствия стена ... Вот... какой бывает безответность... Раньше мне - лишь чудилась она.
***
Когда уже нет ни надежды на чудо, Ни смысла сражаться, Ни повода жить… А кухня забита немытой посудой, И злой телефон продолжает звонить,
Неправильно думать,что выход – пилюли, Неправильно думать, что выход – балкон, А правильно - мыть регулярно кастрюли, А, может быть, и ублажать телефон.
А в преодоленье нелепостей всяких Увидеть и цель, и награду свою. И стоя на том, что является плахой, Обжиться и выжить. И жить как в раю.
