Майкл Паркинсон в парке на судьбу пеняет. С такими данными – и продавать горячие Булки, Лимонад и отчасти сладости. Зачем он учился, Зачем развивал узлы себя, которые теперь Бесполезны. Сторожем можно хоть Посидеть-почитать, а тут, мало того что Прыгаешь перед и без того сытыми господами, Которые о Гесиоде ни сном ни духом, Мало того, что кроме горчицы предлагаешь кетчуп, Так ещё твою булку дразнят мясом собаки.
Паркинсон подустал от неутончённости некоторых частей Мира. Сегодня он с горя шутил, Кричал: «Покупайте горячего дога! Лучшего вкуса природа не издала». Завтра он предложит начальству Прямо так и назвать ларёк. Вывеска скоро станет неуникальной.
Так родится культура, Она не всегда искусство. Она, даже если бессмертна, Не всегда достойна жизни. Человек, бойкотируй плоды Буржуазной усталости! Ешь блины! Прошу, Блины ешь!
Шпала
Чего-то хочется, а непонятно, чего. И в этом чём у меня весь живот. Ни для кого я делаю это всё. Это не дело. Это моя ось.
Знаки бывают и без значения. Они свободны, как частая рыба язь. Не надо меня приделывать никуда. Не вынуть занозу, не отсеча уда. В организме моём вырабатывается ерунда.
Но хотя я не знаю, с чего начать И сам назреваю, как речевой чих, На плечах моих шпала. Она нужна. Без неё моя страна как одна ножна Без другой ножны — и меч не вложить. И девы в свинцовых джинсах боятся рожать. И мутно лицо прогресса, и дух времени худ, как жердь.
Всё моё — вариации на тему типа «Всё плохо лпдкти лтыбр, а теперь гляди, по- лучше, хотя погляди получше. Что такое случайность. Если не алчность Небытия до формы, пусть даже формы кучи?».
Негусто для смысла жизни, даже Не повод для выделения гранта. Но мой сосед испытывает жажду, Вымирая в деревне Роган. Понимание случайности его насытит, Шпалой он укрепит порог. Поэзия — это окольный путь в истину, Впрочем, тоже проходящий через сердце, живот и мозг. А он отдаст Богу душу, минуя морг.
***
Слава инерции, сохраняющей всякий ямб, Которым возделываюсь я и не я. Она помогает хранить на чердаке хлам, Скорость её рассеивания мала, Ею культура помнит свои дела.
Сдержись моих правил, Павел, протиснись меж Воздухом и водою, не замочив одежд, Выпендрежу и застою времени удели Поровну. Сумма их средних длин Полуравна площади вверенной нам земли.
Всякий живой размер туг и растёт, как лён. Мягкий вообще язык к ровной основе льнёт. Всякий присевший ритм ищет материал. Вряд ли, чтоб без размера разум существовал. Трафаретом культура движет свои дела.
Но я всё равно сижу на плавучем пне. Я выбираю для жизни себя вовне И опосля тела — рыбно-мясной бульон. Есть развилка пути, не проморгай её, Растяни её, это единственное твоё.
***
Музейная усталость сильнее, чем Солнце на улице, ветер с юга И ноги, увязшие в параличе По причине стояния, чем дорога В гору и прочее, что извне Веет на душу, не увязая в ней.
«Птнц» — это пятница и птенец, В слове «Мария» находится слово «мор», И так же культура находится в человеке, Как нечто нежданное, как самолёт в яйце Шоколадном. Материя наш кумир, Но материя не объясняет утёнка в утке.
И поэтому она беззащитна пред Идеей музея, вяжущей, как ириска. Духовность спёртого типа приносит вред Затхлого рода, который, при всей ощутимости, вряд Ли затрагивает вещество мозга, Но развращает разум, как шоколад — Рот и живот ребёнка, шапка — причёску. Знаки вменяют значению роль довеска, Хотя сами не говорят.
Размножение
А.Б.
Скажи что-нибудь простое, Но так, чтобы никто не понял. Говори это лучше стоя, Иначе не будешь запомнен.
Нам важно забраться внутрь Головы носителя языка, Чтобы у него утром Нам самим неизвестно как
Чесалась область хорошего сдвига, Область слуха, и оттого Чтобы доброе языковое иго Распространилось и на него.
Так наше качество расплодится Среди занятий и поколений, Нетактично человеков рабя. Кто не пишет, и не оценит. Мы имеем право на репетицию,
На отпечатывание себя.
II
Не одиночество, а единичность — Свойство сидящего в тишине, В рёве метро. Количество, А не мученичество строит нерв.
Никто тебе не поможет, Но это не значит, что Тот, кто пишет, не дружит, Ночной сменщик не ужинает И плотник каждый Ненавидит бетон.
Нельзя прожить без другого, Он строит твоё нутро. Остерегайся гордого Пустонедрового Взора собственного, Поимей кротость.
Но будь готов, конечно, К тому, что любить своё Внутреннее трудней, чем внешнее, Лежачее камней, чем подвешенное, Достигнутое трудней, чем гречневое Чужое выстраданное бельё.
III
Кстати о смерти. Убить её здесь, у нас Не выйдет. Остаётся верить, Что. Впрочем, без что. Спазм
Каждого времени в самоначалии, А спасаются от него те, Кто, ставя на пламя чайник, Радуется его красоте.
3,5
Наверное, надо Не просто бояться ада, Но знать, почему Ты нужен ему. Сядьте рядом, наденьте чепцы из фольги Это не поможет, зато не успокоит.
Мох
Откровения человека не могущего собраться с силами Не слишком откровенны потому что он плохо чувствует не может определить истину а без истины неискренни откровения Нынче я на острове Катаиха помеси китихи и катарсиса делюсь треской с муравьями После полуночи солнце здесь так и не село На следующий день узнаю что Остров называется Котоиха вместо очищения появляется кот
Видели будто тюленя лохматого как вымытая собака Но не я а Владимир Ильич Небезызвестный Владимир Ильич с нами на острове Я только зайца Вот он порядок вещей
День третий Остров называется Кокоиха Теряю присутствие духа Мы наконец уплываем дальше
***
Красная площадь находится в Москве, Лоб располагается на голове, Ладони располагаются на руках — Я стою посреди комнаты голый в носках. Осень сидит на столе во дворе во тьме. Ветер из форточки в меру приятен тем, Что приносит запах бутана и шашлыка. Я буду жить дальше, но непонятно, как.
Увлекшись процессом жизни, перестаёшь Помнить о цели. Порыв, кураж, Скромность мешают создать продукт. Всю свою нежную жизнь я иду к Тому, чтобы не бояться себя равнять С теми, кто заслуженнее меня, Но гораздо мертвее. Впрочем, влечёт не лавр, А возможность дуть себя из горла.
Время имеет место в самом себе Оно с природой как слесарь и райсобес. Пространство нам положено поперёк, Время — вдоль. Знание наперёд — Это прогулка пёхом от головы До ягодиц, в перспективе — смерти. И за несколько лет провидения ты привык Быть насаженным на темпоральный вертел. Время — отец потока. Оно мужик.
Поток всегда вырождается в колесо Или приводит в яму. Буквально всё — Это истоки и отпрыски хомяка- труженика или вариации на тему совка. Цель моей жизни и строй моего пупка Окажутся шахтообразны, если не Зачахнут в своей мёбиусной длине. Короче, в теле и воле всегда растёт Энтропия. Круговорот, вход — Какие рифмы ещё для себя найдёт Тупик? И поэтому я болю Всей головой о будущем капитале Времени, долженствующем по рублю Быть намытым в потоке, осевшем в теле...
I. Капцы результата и процесса неразрывны, как тили-тили И трали-вали. Возможно, более. То ли скорость моя дубеет, то ли Кости мои с концов подтаяли. Впрочем, это уже детали. В нашем деле число вариантов проскользания по нормали Тяготеет к нулю.
II. Красная площадь находится в голове. Рука целиком помещается в рукаве, А дление жизненной скорости — на руке. Мои ноги уже синеют на сквозняке. Умные мысли чаще всего просты. Синтаксис для мышления — как костыль, В крайних случаях — почти как велосипед. Но слово само — дом. Будучи свёрнут, свет Ночью проходит бликами по краям Всякой искусственной вещи. При этом я Тоже блещу, как созданье культуры, как Сам себя выговоривший знак. Так что спасибо времени и веществу За то, что стоя на воздухе, я живу. И слава Тому, благодаря Кому я Сам формирую собственные края. И в этом хотя бы преодолел траву.
на тему совка — или лопаты шахтообразны: шахта — та же яма, но в предельном выражении быть намытым — всякая оппозиция может дать электричество для пользы и успокоения инвалида, даже если при обычном, неправильном, использовании причиняет одни страдания носках — строчка не мной придумана число вариантов… тяготеет к нулю — жалкое многословие
Маргинальная поэзия
Точка да попка равно почка да топка, Ибо пашка да шапка будет шашка да папка. А первое моё слово — капка. Так я называл лампочку и всё остальное в таком-то возрасте.
Зрение
I Когда ты восходишь на холм, будь готов К тому, что тебя увидят, а ты не увидишь. Если взгляд и боится пространства, то Только там, где оно детально. Глазной прыти Не хватает, чтобы копаться во всех этих ветках. Ритм их меняется чаще, чем знаки, Сцепляясь конечностями, от предмета, Который значат, прячась за спинами друг у друга, Ложатся на лист рядами и всё равно на груду Заржавевших цепочек похожи; они одинаковы
Так же, как листья на дереве за километр Отсюда. Сегодня мне снилась большая рыба. Я летел верхом над лесами. Ветер Был слаб, что довольно странно. Ибо Мы с рыбой летели быстро, икра кусками, Родинками из-под чешуи выходила — Как у воблы — похожая на красный камень. Я парил кругом, подъедая её, реки Петляющие внизу, сшиты были по мерке Лены. Без особых глазных усилий
Я мог разглядеть берега и белок На берегах на елях, но дальше свет Рассеивался. Горизонт был белым, Небо — бледным, как рубль в траве. Зрение самоуверенно. Холод его перчаток Не оставляет следов на предмете; но вера В господство глаза ведёт к отчаянию. Глухих мудрецов не бывает, слепых — навалом. И повисла лампочка, и тьма её не остановила. Вот Гомер, к примеру.
II Человек давно разучился моргать ушами, Веко даёт ощущение материала: Не хочу — не леплю. Слух стоит на отшибе Биологического прогресса; зрение потеряло Рассредоточенность, узкая плоть зрачка Не даёт разбегаться уму, а ухо Ровно смотрит вокруг; сетчатка Во власти обзора, а височная доля Не расслабляется, имеет более Непримиримую функцию. Эхо
Зрения — это всего лишь пятна, Пятна, гудящие, когда зажмуришься. Память зрения необъятна, Но она отпилена от натуры. В картинке нет вещества вещи, А эхо плотнее, живот дрожит От дыхания звука, который проще, Гуще и больше, чем просто время. Если время — сахар, то звук — варенье, Если материя — холод, то звук — жир.
Пейзажа нет без того, кто на него глядит. А звук отпечатывается в камнях; И камням фиолетово, кто их распотрошит, Чтобы увидеть следы на внутренностях. Голос — это такое же время, как склад ума, Стопка черновиков или ярус леса; Без него материя — это гора дерьма, Белок без азота, трепет без лани. Звук выпрыгивает из существования, Как кровь выпрыгивает из пореза.
Я стою в темноте посередине комнаты. Ночью так, как днём, не походишь. Налетаешь на мебель: Потеря скорости в результате потери видимости. Природе Удобно перетекать то в день, то в шорох, То в гул, то в небо, гладкое и без дыр. Звёзды — это в каком-то смысле поры, Через которые ночью на землю проходит власть Громкости над подсветкой. Раньше она звалась Выжимкой из апейрона, сывороткой Времени, которое нами попрано.
И вообще одиночество часто питает звук И шатает глаз. Близорукость идёт от веры В неподвижность природы, которая наяву (И природа, и вера) сильней, чем во сне. Споры Коротких магнитных и длинных привещных волн Рождаются движением в вакууме. Квартира Пуста не в том смысле, что ничего, Но в том смысле, что никого. И даже Не знаешь, что хуже: смотреть на сухие окна Многоэтажек — или слушать гуденье мира.
***
Расстояние никак не влияет на чувство Близости одного предмета к другому. За две тысячи километров к югу Ты стягиваешь простыню с ног, Потому что жарко. И уснуть не выходит, Потому что я здесь сижу под лампой, Но наблюдаю в окно твой номер. И хотя я знаю тебя нетвёрдо, Меньше года, механизм усвоенья Чужого тела своею нервной Сеткой работает как втулка велосипеда: Односторонне и довольно плавно. Сам же я сплю, как убитый вепрь.
***
В далёкой Африке под жарким южным солнцем растёт лосось.
***
Весна растворяет мои колени. Сила уходит из сухожилий, Из атмосферы уходит гелий, Я не могу сопротивляться лени, Время уподобляется карамели, Время растягивается и застывает, Солнце светит, но снег не тает. Утки, распухшие от подачек, Живут на снегу и не улетают. Деревья и люди становятся мягче.
Бросая взор на стальную воду Реки, начинаешь винить погоду В том, что читаешь ты нынче мало, В том, что статья твоя не готова, В том, что она тебя понимала, А теперь вот понимает другого. Но это пустое, побочный эффект простуды, Побочный эффект пичуги, пролетевшей мимо. Из жира сделаны мои сосуды, Они упруги и не растворимы Кровью. Я живу не первый десяток, Проживу не одну сотню и буду прыток, Как юный Гомер, как южный жонглёр, гибок, Молодостью компенсируя любой недостаток Стиля, ей же оправдывая избыток Синтаксиса. Март проплывает мимо Солнце сияет на круглых уток.
*** И человек приходит к человеку И говорит и слушает себя И вот как будто слушает другого И гасит мысли гордости боясь Он слушает и хочет вставить слово Но человек важнее чем слова Я гордый я хороший и несчастный Прости меня прими меня уже
***
Ужин – никакая не еда, А продукт умственного труда. В организме мужчины вырабатывается борода, Особенно активно тогда, когда Он гуляет на свежем воздухе, Колет дрова, разжигает мангал, Языки пламени, похожие на рога, Возникающие от жира, капающего с мяса, Аккуратно тушит. Его предзакатный разум Направляется на ужин и только на ужин, Что объясняет тезис, приведённый выше, к тому же Размышления у огня в наше быстрое время Важнее еды или важны не менее. Обойдёмся без заключения.
***
Пушкин был очень хорошим поэтом но к несчастью его преподают в школе по устаревшей программе и поэтому он уже почти не играет роли в формировании круга чтения подрастающего поколения