Это суеверие витает над художниками: "возьми бумажку похуже,
старенькую, драненькую да грязненькую.. и не придавая особого значения,
начни карябать старым перышком, оно свое отслужило, но вдруг еще
послужит..." И не нужно нам вечной туши, черные чернила лучше. Послюнишь палец, проведешь по листу - и оживет рисунок.
о свете и тьме…
О Сезанне. Суровый немногословный дядя. Но внутри вулкан. И задачи
ставил огромные. Хочу картинки, как у Пуссена, говорит… Вернуть живописи
монументальность. Старая живопись была построена на двух началах -
свете и тьме. Импрессионисты выбросили тюбик с черной краской, но им не
по силам было выбросить из искусства ТЬМУ. Их картины красивы, легки,
беспроблемны - мимолетные наброски ощущений. Замечательно красивы. Но
мучительная и глубокая старая живопись, с противоборством двух основных
начал - осталась позади. Сезанн понял, пора оглянуться. И свою задачу
выполнил. При этом сделал огромную вещь - из цвета получил свет.
Вот и "сухой" Сезанн. Он столько скрытой страсти вложил в свои
лабораторные опыты, что они стали школой целого века художников.
монотипия…
Дело это для самых начинающих - и самых искушенных, вот так.
Навозить на стеклышке разных пятен, можно акварельных, можно масляных -
любых, потом прижать к стеклу лист бумаги... о, тут вариантов миллион -
и сухой, и сырой, и тонкий, и гладкий, и шершавый... Получается один
полноценный отпечаток и два-три кое-каких. Но есть люди, которые именно в
этих двух-трех слабых и неполных видят особое удовольствие. Иногда там
прорисовываются черт знает какие красоты, да! И тут уж точно, начинается
чистое искусство, эстетство, и не дышит в шею ни почва, ни судьба... А потом бросил, мне все-таки хотелось больше управлять процессом, насколько это вообще возможно в живописи, графике…
где драма?..
Пикассо был всемогущим художником. И великим пижоном - любил удивлять.
Но остановился перед абстракцией, хотя был куда мощней Кандинского. "Где же тут драма?" - он как-то спросил, стоя у одной из абстрактных работ. Не так уж важно, темно или светло, конкретно или абстрактно, а вот есть ли драма… Ван Гог говорил, чем ему хуже, тем светлей картины. Для Рембрандта драма была борьбой света и тьмы. А как же Рубенс? Радость жизни так и бьет фонтаном. Но быстро надоедают его тетки, набитые ветчиной.
один знакомый…
Я долго переписывался с одним человеком, который был умен, разумно
скроен, но какое-то сомнение в нем все время копошилось. Уехал из
России, жил в Израиле, потом в Париже... И всю жизнь крутился рядом с
художниками, с одной целью - доказать, что нет ни искренности, ни
страсти, ни чистого наслаждения цветом, а только самолюбие, расчет и
жажда славы. И очень удачные приводил примеры, разве этого всего нет,
разве мало? Но ему очень хотелось, чтобы это было - ВСЁ! - он успокоился
бы. В конце концов, он выдохся, и начал делать то, к чему был
способен изначально - торговать углем со своей бывшей родиной, благо
дешево продавали, и можно было у себя дорого продать... Разбогател, купил дом и сдает его в наем, этим живет. Удалось ли ему доказать себе, что НИЧЕГО НЕТ - не знаю, человек тайна. И зачем ему надо было? Мучило почему-то… А я не верил, что он может всерьез так думать. Усмехался сначала, потом злился… Наверное, я был глупей его. Мы ругались в письмах, а потом друг другу надоели.
не вернуться ли…
Как хорошо, что не маслом начал писать картинки. Если бы маслом, то
мазал бы и мазал, удовольствия много, мучения никакого. А в начале
полезно помучиться немного. И у меня такая возможность была -
казеиново-масляная темпера. Подарили. Пока всю не истратил, о другой
технике не помышлял. Ох, эта темпера... Трудно смешивается, не
размазывается, тут же впитывается в картон, исправлять тяжело...
Приходится думать, что у тебя на кончике кисти, какой цвет... Темпера задержала меня в начале, чтоб не слишком спешил, и это хорошо.
А потом понял, темпера не для меня. Начал смотреть на масло. Мощная
техника, неуемная, страстная, много в ней звериного чувства... По уши
влез… А теперь думаю - не взять ли темперу...
одна и сто…
Искренность – форма бесстрашия. Бывают и другие формы, например, ярость
неразумная, благородные порывы, самоотверженность... да мало ли...
Искренность - форма бесстрашия, которая к искусству имеет самое близкое
отношение. А вычурность формы, нарочитая сложность, высокопарность,
грубость, словесный понос, заумь, выдаваемая за мудрость, ложная
многозначительность - все это формы страха. Что скажут, как оценят,
напечатают ли… в ногу ли со временем идешь или отстал безнадежно…
Достаточно ли мудро… И еще сто причин. Вопрос искренности центральный в искусстве, потому что без нее... Можешь дойти до высокого предела, но дальше ни-ни...
одна картинка…
Висела на первой выставке в Манеже, "АРТ-МИФ". Год забыл, давно. Я
пришел посмотреть. Увидел, прошелся по огромному помещению (потом оно
сгорело), вернулся, еще раз посмотрел... После этого я еще кое-что
выставлял в Москве, но перелом в моем отношении к выставкам произошел на
"Арт-Мифе". Выставлять стал меньше, неохотно, а потом и вовсе перестал.
Как-то попытался объяснить, но убрал объяснения. Не по себе стало,
будто оправдываюсь. А мне не в чем оправдываться. Просто увидел тысячи
картин, почти все говорили, или кричали - "смотри на меня, смотри", или
"купи меня, купи!" или "вот я какая!" или "вот как надо!" А моя, и еще
было несколько десятков таких - молчала. Она к зрителю не обращалась,
замкнута в себе. Зачем ей выставка? Я понял, не надо ей здесь быть. Картины должны висеть по домам, у хороших людей. А если нет таких, то у художника в доме. Пишешь для себя? Вот и пиши. А потом появился Интернет, и мне там понравилось.
границы вкуса…
Вкус - свойство больше зрителя-читателя. Тот, кто рисует или пишет,
этого не понимает. Вкус - во многом взгляд со стороны, сравнение разных
точек зрения. Автор лишен вкуса. У него другое свойство должно быть -
верность себе. Искренность и точность.
разасто…
Мне сказал один старый художник в Коктебеле: - Федотов говорил - "рисуй раз за сто, будет все просто" А я не понял, что за "разасто"... Вспомнил через лет десять, и вдруг стало ясно!
какой еще смысл…
Напишешь картинку, и висит, а как называется... черт его знает.
Говорят, теперь художники не только знают название, даже на самих
картинах пишут словами, например - "Ужас" Или - "Угроза". А раньше
писали - "Похоть", например. Роскошная голая девица распростерлась на
траве. Или "Невинность"… Или "Неравный брак". Миша Рогинский
написал замечательную картинку, на ней обглоданные кости. Как назвать?
Наверное, как есть - "Кости". Просто замечательные кости, мало
обглоданные. Некоторые зрители любят смысл в картинах, ищут его
вдалеке от изображений, в умных книгах, например. Нарисовал художник
обглоданную рыбу, тут же находится серьезный зритель - " рыба
библейская" - говорит. Спасу никакого от этих, смысловиков… Зачем
писать картины, если можно словами объяснить? Что нам названия дают?
Вот, сидят, разговаривают – «Разговор», значит. Или еще, бывает – дама с
собачкой… - «Прогулка».
смотрите быстро…
Смотрите картинку в полумраке, когда все кошки серы. Смотрите всю сразу, то есть на отдалении, можно через перевернутый бинокль. Смотрите быстро, мгновенно, для этого много способов, вот два из них.
Войдите в темную комнату, где на стуле или столе картинка, ощупью
найдите свое место, встаньте на нужном для обозрения всей вещи
расстоянии… Упритесь взглядом в то место, где картина - и мгновенно
включайте свет! И тут же его гасите. Стоите в темноте, перевариваете ощущение.
Можно еще проще: подойдите к картине с закрытыми глазами или пусть вас
подведут, как Вия... Мгновенно открываете глаза, и тут же закрываете!
Потом, после переваривания увиденного, можете еще несколько раз вот так
поморгать. Отделите шутку от серьезности, и попробуйте. Попытка получить первое ощущение. Оно - важное.
среди своих…
То, что нарисовано, написано, влияет на автора необратимым образом. Наверное, есть люди, легко перевоплощающиеся, умело натягивающие на себя ту или иную маску... но они мне мало интересны.
Картинка во многом подстерегание случая. Лучшее не задумывается заранее
со всей тщательностью, а выскакивает из-за угла. Слово талант пустое,
зато есть другое - восприимчивость, тонкая кожа. А потом наваливается на тебя - вроде твое, но непонятным образом попавшее в картину.
И художник, артист, писатель… начинает крутиться в кругу образов,
впечатлений, они толкают его дальше, или, наоборот, останавливают,
задерживают… а хорошо это или плохо, может сказать только время. И то не
всегда. Мне писал один литературный человек, рассматривавший мои
картинки - он от них идет к ранее прочитанным текстам. Для меня
невероятно тяжелый путь, меня куда легче ведет к другим обманам зрения,
чувственным переживаниям... Недавно попался старенький рисунок - и
вспомнил темную осень 1960-го, юг Эстонии, колхоз, куда нас студентов
послали убирать картошку. Ожидание будущей жизни, выкарабкивание из
страхов... Дерево, куст, забор, темнеющее небо...
немалые голландцы…
Люблю голландцев за их рисуночки, простые, естественные… Умелые, но не
выпячивающие мастерство. Скудная природа. Довольно грязная жизнь,
кабачки хлебосольные, питие, расстегнутые штаны... Люблю старые
вещи братской любовью, оживляю, сочувствую, а фрачность парадных
обеденных столов не терплю. Обожаю хлам, подтеки, лужи, брошенный
столовый инвентарь с засохшими ошметками еды… и чтоб после обеда
обязательно оставалось… Чтобы пришел через окно голодный кот и не спеша вылизал тарелку.
осыпь при луне…
Когда я начал рисовать, мой учитель, глядя на портрет, спросил: - Вот это здесь - зачем?.. Это была щека. Я ответил: - Это еще и каменистая осыпь при луне. Он кивнул - "зрительные ассоциации, вот главное..."
легенда о натюрмортах….
Писать натюрморты нервное занятие.
Каждый предмет или тело занимает в пространстве место, которое не может
быть занято другим предметом или телом. Основной закон жизни, если
хотите. Пока мы живы, наше место никто, ничто занять не может, когда
умираем - прорастаем травой, землей... Напряжение между вещами, по мере
вникания-вглядывания все нарастает... Где свобода? Только силовые поля,
да связи вещей. И если даже лежат - раскидисто, стоят спокойно,
вальяжно... Все равно! - никогда не забывая о соседе... друге, враге -
неважно: есть вещи поважней дружбы, вражды - отталкивание, притяжение…
Врастание… При видимом спокойствии, все напряжено, проникнуто
взаимным дружелюбием или отрицанием. Трагедия спички. Предательство
карандаша. И нет ни капли - без-раз-личия. Живые вещи - натюрморт.
все равно хорошо…
Как говаривал Фаворский, когда после долгой работы заказ на иллюстрации срывался, книжка не выходила: - Ничего, зато покомпоновали...
единомышленников ищет…
После выставки сосед спрашивает – «Ну, продал?»
Не верит, что продавать не хочу. Зачем тогда выставлять? Действительно,
вопрос. Известный галерейщик не понимает тоже - выставка для
известности художника - раз, для коммерческого успеха - два. И вдруг -
не нужно. Человек из КГБ понимал это по-своему, но ближе, гораздо ближе к истине - "ищет своих…"
умники, понимаешь…
Мне говорил учитель живописи: - Пробуя еду, сразу знаешь, вкусно или нет. Так и цвет... Художник берет "вкусный" цвет, в этом его ум проявляется. А книжник умный… ищет на картинке библейскую рыбу или мальчика в кустах…
не упирайся…
Как сказал мне один старый художник - "ты не зырь, не упирайся зенками,
не ешь глазами - ходи себе, да посматривай, поглядывай..."
у мастера…
Как-то я приехал со своими работами к учителю, а он был дома один, писал акварель, пейзаж. Обычно он работал в мастерской.
Когда я приезжал к нему с десятками работ, он смотрел и обсуждал только
мои картинки и рисунки, и никогда не показывал свои. Он не на своем
примере меня учил, а из общих представлений о живописи. Это позволило
мне находиться рядом, слушать его точную немногословность много лет. Я
был уже не молодой, и, хотя начинающий, но упрям. А он - мастер, тонкий,
камерный, не выносил громкости, напора… Но был удивительно терпелив со
мной. А тут я увидел - он только начал, и сразу попал. Точно взятый
цвет, от него тянущее, тоскливое в груди чувство, будто зацепило нерв. А потом как обычно. Обсуждали...