Вторник, 19.03.2024, 09:38
Приветствую Вас Гость | RSS

ЖИВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Каталог файлов

Главная » Файлы » Мои файлы

Переводы Ирины Фещенко-Скворцовой
28.04.2011, 10:26

Флорбела Эшпанка
(1894 – 1930)

Любить!

Хочу любить, любить самозабвенно!
Саму любовь: туман и колдовство....
Того, другого, всех, о, дерзновенно –
Любить! Любить! А в сердце – никого!

Пленить? Забыть? Равно благословенно!..
Добро ли? Зло? Ну, что мне до того?
Кто скажет, что возможно одного
Всю жизнь любить, - обманет откровенно.

Одну весну встречает всякий сущий,
Чтоб петь её, желанной и цветущей, -
Бог дал нам голос, чтобы петь, любя!

Раз пеплом стать и мне на свете этом,
Пусть ночь моя зардеется рассветом,
Терять себя... чтоб отыскать себя...

Весна

Моя любовь, прислушайся, весна!
Поля сменили грубые одежды,
Сердца деревьев, полные надежды,
Открыты настежь, цветом ночь полна!

Ах! Если любишь, эта жизнь ясна.
Противятся ей – гордецы, невежды.
Скользи по ней, как пО морю... Но где ж ты?
Я жду тебя, мне ночь – душна, тесна.

И я снимаю свой наряд печальный,
И пахну, словно розмарин венчальный,
Ах! Голова кружится, не до сна...

Украсила я волосы цветами,
О, распусти их, заплети мечтами!
Прислушайся, любовь моя, весна!


Посвящено Anto*

Один, болезнь, чужбина, ностальгия...
Ты в тридцать два ушёл в страну теней.
Осталась книга, словно литургия....
Нет книги в Португалии грустней.

Боялся ты, что боль ушедших дней
Поранит души скорбные, нагие...
О, библия тоски, как сладко в ней
Читать молитвы, сердцу дорогие!

Моя печаль сродни твоей печали...
Ты видел сны, что к смерти приучали,
И этим снам во мне теперь расти.

Моя любовь к тебе под стать хворобе...
Как сыну - мать, даю тебе во гробе
Свой поцелуй - последнее прости.
 
 

* Anto - Antоnio Nobre (1867 - 1900), поэт, писал под псевдонимом Анту.
 
 
Тише!

Судьба моя – отверженность надлома,
Ночь мёртвая, неистовая ночь,
Я - ветра стон у стен твоих, у дома,
Я – ветра плач, и мне уже невмочь.

Кто я теперь, отчаяния дочь,
Себе самой так странно незнакома,
Поглощена влюблённостью, влекома
Пить голос твой... Ну, как уйти мне прочь?

Твой голос пить – вкушать вино причастья.
Или в стихах, деля с тобою счастье,
Тонуть душой, восторга не тая...

Ты слышишь звук неясный там, на тропке?
Мои шаги... Они впервые робки.
Нет! Тише, друг! Открой же! Это я...



Истома

Закат на родине... Мираж не тает,
Лилейна свежесть, облаков штрихи,
Закат пречистый, отпусти грехи!
Твой вечер Анту*, твой, земля златая...

Закаты нежно в памяти листаю:
Часы благословенные тихи,
И дым, и пепел, и стихи, стихи....
Часы тоски, в которых я – святая.

Сгустились фиолетовые тени,
К фиалкам глаз прильнули в томной лени,
И крылья век смежились на лету.

А рот хранит немые поцелуи,
И бархат рук, лелея и милУя,
По воздуху рисует сон – мечту.

*Antоnio Nobre(1867 - 1900), поэт, писал под псевдонимом Анту.








Антониу Нобре

(16 августа 1867 – 18 марта 1900).

Под влияінием луны

Вновь осень. Воды дальние горят:
То солнца бриг пылает, умирая.
О, вечера, что таинства творят,
Что вдохновеньем полнятся до края.

Дороги, как вода, вдали блестят,
Текут они, как реки в лунном свете,
А рек сереброструйный стройный лад,
Как будто трасс причудливые сети.

И чёрных тополей трепещет ряд:
Шаль просят, чтоб согреться, у прохожих
А трясогузки так пищат! пищат!
Справляя свадьбы в гнёздышках пригожих.

Как благовонье, мелкий дождь душист,
Так сладко ртом его ловить левкою!
Невеста-деревце под ветра свист
Роняет флёрдоранж, взмахнув рукою.

Залётный дождик - гость из дальних стран,
Давно безводье землю истощает.
Гремит с амвона падре-Океан:
О пользе слёз Луне он возвещает.

Луна, в чей плен так сладостно попасть!
Луна, чьи фазы помнят при посеве!
На океан твоя простёрта власть,
На женщин, тех, что носят плод во чреве.

Магичен в полнолунье твой восход!
Твой ореол – Поэзии потоки,
Их, кажется, струит небесный свод:
Смочи перо – и сами льются строки...

Октябрьским вечером придёт Луна,
Сменить волшебным свет бесстрастный Феба.
Изящества и прелести полна*,
Монашка вечная ночного неба.

* В оригинале парафраза слов Квинтилиана о Горации: plenus est jucunditatis et gratiae - полный прелести и изящества (Quint. Inst. Orat. 10, I, 96).

Порту 1886.
 

Бедная чахоточная

Элегия


Когда я вижу, как она проходит,
Худа, бледна, на мёртвую походит,
Идёт на пляж за морем наблюдать, -
Ах, сердце стонет звоном колокольным,
Угрюмым звоном, точно над покойным:
Её судьбу нетрудно угадать.

Как лист легка, как веточка сухая,
На небо смотрит изредка, вздыхая:
Снуёт там чаек суетливых рать.
Зрачки её – малиновки немые,
Они бы в небо с ликованьем взмыли,
Да крылья не придётся испытать.

В молочно-белых рясе и берете -
Сгущённый лунный свет в том силуэте -
Как издали её изящна стать!
На пляже видя белую фигуру,
Все кумушки завидуют ей сдуру:
«Сегодня в церкви будут их венчать!».

Собака – компаньон её печальный,
Собаке предстоит и в путь прощальный
За ней идти, и ждать её, и звать...
В глаза с тоской ей смотрит: «Не исчезни!»,
Под кашель, частый при её болезни,
Пёс сразу начинает завывать.

И с горничной, - что толку в той особе?-
Среди детей у моря сядут обе
Там, где синей и чище моря гладь.
Дед - Океан, в глаза ей робко глядя,
Льняной свой ус рукой дрожащей гладя,
Беседу с ней стремится поддержать

Об ангелах, каких во снах видала,
О том, из-за кого она страдала...
Волна прильнёт и убегает вспять,
И сердце разрывается от горя,
Когда услышу нежный шёпот моря:
«Излечишься, лишь надо подождать...».

Излечишься? Напрасные надежды!
О, падре, умасти её одежды:
Ты можешь эту душу отпевать.
Ах, ангел, такова судьбы немилость:
Одним червям любить тебя судилось,
Никем другим любимой не бывать.

Излечишься? Болезнь ей тело гложет...
Поверить в исцеление не может,
Ах, если б хоть на время забывать!
Но кашель сух, в нём столько острой муки,
Что думаю, услышав эти звуки,
Что гроб её явились забивать.

Излечишься? А нос её в то лето
Стал заостряться: верная примета...
И с ужасом на это смотрит мать.
Сухие пальчики, как веретёнца...
Мать бедная, ей не поможет солнце,
Смотри! Октябрь, дни стали убывать...

Лéса, 1889.
( Леса-да-Палмейра).


Моя трубка

О, трубка! Ты – священное кадило,
Тебе сегодня должное воздам,
В Аббатстве прошлого, дружок мой милый,
С тобою воскурю я фимиам.

Курю, и этот дым, душист и тонок,
Напомнит время - всякий с ним знаком...
В те годы дивные, ещё ребёнок,
Я, прячась от родных, курил тайком.

И вижу, радостный и умилённый,
Как возникают, в памяти летя,
Мужчина в церкви, тускло освещённой,
И с гувернанткой за руку – дитя.

И в час ночной, слепой, как боль потери,
В полночной, мрачной, мёртвой тишине,
Встаю от книг и закрываю двери,
Чтоб с трубкой поболтать наедине.

С тобою, трубка, обо всём судачу
В той башне Анту*, где теперь живу.
Ночь пробегает, и порой ... я плачу,
Закуривая, слушая сову.

Нет, я не говорю тебе об этом,
Но, плача, про себя печалюсь я:
Ты не изменишь дружеским обетам,
Но где другие – где мои друзья?

Где вы? Туман вас укрывает синий...
Вы, трое, сокровеннейшие, Те,
Кто умер, кто потерян на чужбине...
И остальных утратил в суете.

Когда Господь настроен благосклонно,
О мёртвых я молю. И вот, ко мне
С кладбища по шуршащим травам склона
Украдкой призраки придут во сне...

Один другого робче и печальней.
Им улыбаюсь, обращаюсь в слух,
И мы беседуем спокойно в спальне,
Пока рассвет не возвестит петух.

Другие где? Не на краю ли света?
Пять океанов – норд или зюйд-вест?
Уж столько лет – ни строчки, что же это?!
Что сталось с вами, живы ли? Бог весть...

Сегодня, наслаждение сиротства!
Тиха в преддверье Рая жизнь моя:
Мои друзья, меж нами много сходства,
Вы – осень, море, трубка – все друзья!

Когда навек застынет кровь в ознобе,
Похолодев, закончу путь земной
В добротном, с украшениями гробе, -
Моя подруга, трубка, будь со мной!

Сиделка, ты меня в гробу устроишь
И будешь провожать в последний путь,
О, если ты глаза мне не закроешь –
Неважно! Ты о главном не забудь:

Пускай моя единственная трубка
В гробу лежит со мною, в головах.
Сестричка, ты набей её, голубка...
Табак «Голд Флай» - чтоб я им весь пропах.

Как ночь прошла в гостинице «Могила»?
Хозяин тут с комфортом не в ладах?
А с трубкой я устроюсь очень мило,
Забуду, что теперь я – только прах...

Коимбра, 1889.

* Башня Анту - так Антониу Нобре называл дом, похожий на башню, где он жил во время обучения в университете в 1890 году. Сейчас в Куимбре, на этой башне установлена мемориальная доска в честь поэта.


Какая-то старушка

1.

Вот парк «Четырнадцать крестов» лежит вдали,
Старушка грустная идёт, вздыхая тяжко,
Нет лампы у неё, и звёзды не взошли…
Не оступись во тьме, не упади, бедняжка.

Напевы гибельны ветров порой ночною,
Кинжалы-молнии кровавят синеву!
Куда она идёт пустынной стороною,
Когда из Барра вихрь на юг несёт листву?

Куда она идёт, о, звёзды, вам видней!
И вы, о, пастухи, с горы всё рассмотрите:
Коль это призрак, то костры зажгите ей,
Коль ведьма, розмарин душистый воскурите!

Рассказывали мне: внимая безутешным,
Сама Пречистая, откликнувшись на зов,
Лишь в грозовую ночь спускается к нам, грешным,
Когда не слышен звук шагов и голосов…

Вот парк «Четырнадцать крестов» лежит вдали,
Идёт старушка там, и правильны, и строги,
Черты её, глаза так ярко расцвели,
Зажжённых свеч огонь хранит её в дороге.

Какая ветхая накидка вслед за ней
Волочится в пыли, всё вдовье достоянье.
Но ветер взвил её – и миллион огней:
Изнанкой звёздною зажгла небес сиянье!

Льёт свет на волосы её луны лампада,
Тускнеют, влажные, металлом льют, седы.
О, кудри снежные, о кисти винограда,
О, белый виноград, небесные сады…

А свет очей её растёт, растёт в округе,
Как зарево идёт, как лунный свет в горах.
К ней тянутся ростки, и юны, и упруги,
И лето южное блестит сквозь зимний прах!

Вот парк «Четырнадцать крестов» лежит вдали,
Идёт старушка там, высокая такая,
Слоновой кости стан, а очи – хрустали,
Как башня дивная, к нам близится, сверкая.


Нет, то не башня, там, вдали, в тени кустов,
Сноп света до небес во мраке первозданном,
Что через парк пустой «Четырнадцать крестов»
Проходит в эту ночь в сияньи несказанном.

Кормилица моя, нет от тебя секрета,
Скажу я на ушко, где локон тёмно-рус:
Ошиблась в ней и ты, она – не Матерь Света,
Храни же мой секрет, она…

………………………………..- О, Иисус!


2.

Вот парк «Четырнадцать крестов» лежит вдали,
Но не старушка там, с огнями и крестами
Процессия: лампад сияют фитили,
Аниньяш Эйра там, и гроб увит цветами..

ОДИН ПАСТУХ ГОВОРИТ:

«Аниньяш Эйра там! Теперь она бела.
Поплачьте, девушки: бела и отрешённа.
Смуглянка умерла! Бедняжка умерла!
Как птичка умерла, без крика и без стона.

«Когда ребёнком был, меня водила в школу,
Когда же вырос я: спешит житьё-бытьё!
Ах, танцы на току! Брал музыкант виолу,
И в хороводе я так целовал её!

«А годы шли и шли, и уходили годы,
Я глаз её больших не трогал взглядом вновь,
Я из села ушёл, росли мои невзгоды,
Я потерял её – судьбе не прекословь…

«Вот парк «Четырнадцать крестов» лежит вдали,
Аниньяш! В эту ночь, когда ветра всё злее,
О, Боже! То она идёт с родной земли!
О, Боже! Гроб её несут во тьме аллеи!

«Сеньоры добрые, что в чёрное одеты,
О, как устали вы, и дышите с трудом,
Оставьте мне её, я подожду кареты…
Он мой, Аниньяш гроб, он – мой последний дом!

«Довольно молний мне, без свеч меня оставьте
Молиться за неё в её ночном пути!
Ветра, ко мне на грудь свой гнев скорей направьте,
И парк - свои кресты в кинжалы обрати!»

Сеньоры добрые, чьи траурны жакеты,
Опасливо спешат со свечками в руках,
Идут они гуськом, мерцают сигареты.
Я непонятен им: на лицах виден страх…

«Ветра, мои ветра! Аниньяш вы возьмите!
Из равнодушных рук возьмите: улетай!
Пусть к Богу полетит, вся в тёмном аксамите,
Холодных ручек жест – последнее прощай…

Порывистый скакун, что рыщет над долиной,
Нас с ней в седло возьми: мне больно сиротеть.
Хочу я с ней уйти в путь, бесконечно длинный,
С Аниньяш я хочу лететь, лететь, лететь…

«Восточный ветер, бриз, ты, горлиц уносящий,
Нас к Богу унеси, где синева ясна,
Хочу я с ней уйти сквозь эту тьму и чащи…
С Аниньяш я хочу уйти, куда она.

О, ветер северный, о шторм, летящий с юга
Несите, как орлов, несите нас вперёд!
Нас подхватив, как бриг, и парус вздув упруго…
С Аниньяш я хочу, куда она идёт!»

3.

Вот парк «Четырнадцать крестов» лежит вдали,
Старушка там бредёт, грустна, а ветер свищет!
Как хороши глаза, но светом изошли…
Куда идёт она, кого она здесь ищет?


Париж, 1891.



Путешествия по моей земле

Смотрю на угольки в жаровне
И вспоминаю всё любовней,
Деньки, когда я был юнцом;
И счёт часам в мечтах теряю:
Поездки (1) наши повторяю
По Дору (2) старому с отцом.

Какие чудные вояжи!
Сложив пожитки в саквояжи,
С рассветом мы готовы в путь.
- Прощайте! Коротка разлука,
- Адеуш! (3) – колокольцев звука
Ну как теперь не вспомянуть?

Катилась день и ночь карета
Звенела в переливах цвета
От света пьяная земля.
О, Боже! Было всё так ново:
И запах луга травяного,
И лёт неспешный журавля.

Тока и ветряки, сараи
И замки – всё в себя вбираю,
Что мимо движется в окне..
Пейзаж возвышенный и милый,
Как чреву, что меня носило,
Тебе обязан всем во мне.

На проводах вблизи усадеб
Любились в месяц птичих свадеб
И трясогузки, и щеглы.
А реки, тихие в долине,
У моря пенились в стремнине,
Гривасты, взбалмошны и злы.

Под солнцем – злато кукурузы!
Там пахарей пестрели блузы:
Внеси навоз, добавь золы,
Соху готовь, да помни сроки...
На целине звучал далёкий
Протяжный рёв: «Эгей! Волы!»

Когда ползла карета в гору,
Скрипя и жалуясь, в ту пору
Крестьян встречали мы; чуть свет
Поднявшись, ждали у обочин.
Я грустен был и озабочен,
И долго им глядел вослед.

Их облик робок и смиренен,
Скорее жалок, чем степенен,
Как с горечью я отмечал.
Снимали молча шляпу или
«Благословен Господь!» твердили,
«Да славится!» - я отвечал.

И мягко сумерки спадали,
Ещё закатом рдели дали,
И плакал ледяной родник.
Кто Траз-уж-Монтеш (4) позабудет?
Шум родника здесь жажду будит.
Пробившись сквозь густой тростник.

И вот – подъём на тракт Новелаш (5),
Здесь толстый красный Кабанелаш
Вручал мне вожжи и при том
Шутил, что кони упросили:
Со мной они довольны были,
Я их не мог стегать кнутом.

Гостиница за поворотом,
Стремимся мы к её щедротам:
Дом славный, звался он Казайш (6).
Приветны доны Аны взоры:
«Чего хотят мои сеньоры?»
Бифштекс божествен, хлеб свежайш...

«Садитесь, кушанья простыли».
Ох, блюда вкусные, простые,
Смеялось на столе вино,
В часах кукушка куковала...
Но Кабанелаш входит в залу:
«Идёмте, в путь пора давно».

Я видел, как на небосклоне,
У португальской ночи в лоне
Светило яркое зажглось,
И светом предрекло бесстрастным:
«Поэтом будешь и несчастным!»
Так сказано, и так сбылось.

Мой бедный Принц, о чём мечтаешь,
В каких ты небесах витаешь
Под сенью звёздного шатра?
Или рождённый трубадуром
Любовным мучишься сумбуром:
Любови первой – грусть сестра...

И вновь на землю тени пали,
В плащах согревшись, люди спали.
Бывают ночи так свежи...
Я спать не мог, о, Бога ради!
Ведь дальше, там, на Тровоаде (7)
Порой случались грабежи!

Разбойники! Мечта мальчишки!
Плащ, пистолеты: всё, как в книжке,
Я б путникам не угрожал,
Зла против них не умышлял бы,
А милостыней оделял бы,
Подвешенной на мой кинжал.

Что ночь – светлей луны сиянье,
Под слёз её очарованье
Карета всё катилась в синь.
И к полночи всенепременно
В село въезжали мы надменно
Под звон бубенчиков: «Тлинь-тлинь».

Наш дом среди большого сада
Сиял огнём, как для парада,
Смущённо отступала мгла.
Казалось, что со всей округи
Сбежались со свечами слуги,
И бабушка с улыбкой шла.

О, Иисус! Тут не до скуки!
«Что за глаза, какие руки!,
О, Боже!» - слёзы из-под век...
Объятия, вопросов море
И восхищение во взоре,
Как будто я здесь не был век.

«Скажи, а как твои занятья?
Хотела бы тебя видать я
Учёным! Смог бы отдохнуть.
Устал в своей Коимбре (8), бедный?
Цветочек мой, худой и бледный!
Уж не любовь ли нудит грудь?

Пойдём-ка, отдохни с дороги», -
И наставленье на пороге:
«Смотри: со светом не уснёшь!»
А в комнате в часы ночные
Уютно, простыни льняные...
О, запах льна, он так хорош!

Вода для умыванья плещет,
А всё во мне уже трепещет,
Я мысленно стихи пишу.
«Мой мальчик, помолись в постели,
Свет не забудь же, в самом деле...»
«Ах, бабушка, уже гашу!».

Притворно, для родных, зевая,
Я книгу проносил, скрывая,
Гаррет (9), о, страсть моя! Читал...
Чуть погодя, мольба всё та же:
«Цветочек, ты не слышишь даже!
Свет погаси, ведь ты устал!»

«Гашу, гашу!» - спешил с ответом
А всё читал; перед рассветом -
Вновь бабушка: «Ответь, ты спишь?»
Я спал, рассвет вставал, желтея,
Мне снились тётя Доротея
И милый Жулиу Диниш (10).

О Португалия родная,
Эпоха детства озорная...
Я на чужбине всё сильней
Люблю вас! Не имел наследства,
Не знавший путешествий детства
Иль бабушки – под стать моей!


Париж, 1892.

1 - Поездки в Сейшу и в Лиша в почтовой карете до создания железной дороги в Дору. Это путешествие начиналось в Порту рано утром, занимался извозом некий Кабанелаш.
2 - Дору – приморский район Португалии на севере страны.
3 - Адеуш – прощайте.
4 - Траз-уж-Монтеш - район на севере Португалии (Alto Douro), малонаселённый и славящийся восхитительной природой. Благодаря своей относительной изолированности, народ здесь сохранил многие культурные традиции старины.
5 - Новелаш – дорога, которая начиналась от станции Пенафиел, расположенной в местечке Новелаш, и вела к городам Казайш и Сейшу.
6 - Казайш – станция в те времена, принадлежавшая сёстрам Андрадеш. В этом доме Антониу Нобре жил и во время своей болезни, навещаемый родными и друзьями.
7 – Тровоада – место недалеко от Лиша, где, как говорили, порой разбойники нападали на проезжавших.
8 - Коимбра – город, известный своими университетами.
9 - Алмейда Гаррет (1799 – 1854) португальский писатель и драматург, также был депутатом парламента и министром иностранных дел Португалии.
10 - Жулио Диниш (1839 - 1871) - народник и бытописатель провинции, автор ряда романов из быта португальского города и его социальных низов. "Тётя Доротея" - персонаж из его романа.




Мальчик и юноша

Жасмина ветвь, душиста и бела,
Осталась в детстве, в солнечной долине.
Вы, надо мной простёршие крыла,
Влюблённые голубки, где вы ныне?

Я думал, навсегда заря взошла,
И вечный день плывёт в небесной сини.
Слоновой кости башня берегла
И лунный свет, и все мои святыни.

А ныне всё растаяло вдали:
Голубки детства, золотые склоны…
На всё туманы белые легли.

Напрасно я кричу голубкам вслед:
Летят ко мне назад мои же стоны.
Ах, нет, сеньор, голубок больше нет.

Лéса, 1885.


Сонет 7


Дни юности моей скользят впустую,
Тихи, как воды чистые реки,
Похожи, как супруги-старики,
Бредущие в каморку обжитую.

Ну, что поделать, я не протестую,
Пусть пробуждения мои горьки,
И пусть, годам весенним вопреки,
И бледен, и печален зачастую.

Не будет у меня ни ярких глаз,
Ни губ-кораллов – юности прикрас,
Ни пылких необузданных стремлений.

Я жить хочу! Но жизнь не для меня:
Коль смолоду преследует, тесня,
Каких же к старости мне ждать глумлений?

Белуш Ареш, 1889.





Марио де Са-Карнейро

Алкоголь


Виденья гильотин и пыточных щипцов,
Снаряды, крепости – печальной вереницей,
Истерзанный закат, болезненно пунцов,
Над головой кружит огромной хищной птицей.

И крылья света бьют, я глохну от ударов,
А запахи кричат, кричат во мне цвета:
То вихрь из лезвий, резь в глазах и краснота,
Кровавый морок чувств от режущих кошмаров.

Я – часть сияния, я пойман белизной,
И светом я дышу, откуда он? Бог весть…
Хочу единства с ним, но исчезаю весь.
Похоже на свисток призывный в мир иной.

Колеблется вокруг, чтоб накипью осесть,
И поиски себя, я вижу, бесполезны.
Диск золотой в мозгу, он, в самом деле, есть?
Закрыв глаза, страшусь - неведомого, бездны.

Какому колдовству себя отдал во власть?
Весь Ад в моей груди - отравленная пика.
Но образы плывут в раскинутую снасть,
Но гениальна боль, разверзшаяся дико..

Не опиум, о нет, унёс меня в огне,
Мой алкоголь сильней, пронзительней и злее:
Он замещает кровь и к сердцу льнёт, алея,
Мощь утра так грозна, что сумерки во мне.






с португальского










Жил Висенте

Плач Марии Мулатки


Потому что на улицах Лиссабона так мало таверн, и вино такое дорогое, а она не может жить без него…

I.

Как оплакать мне утрату,
Что коснулась очень многих:
Отняли у нас, убогих,
Драгоценную отраду.
Вот опять с утра, бедняжка.
Я томлюсь, вздыхая тяжко,
Плата стала высока.
А всего-то три глотка,–
И в руках – пустая фляжка!

Ох, беззубая мулатка,
Дёсны голые видны,
Сухо в глотке, нет слюны.
Жажда жжёт, как лихорадка.
Пропила я два крузадо
За мантилью, ох! досада!
Шляпку, пояс пропила,
Даже фартук! Вот дела…
Видно, сглазил кто-то смлада.

Сан Жиáо! Ты – пустыня,
Как в Великий пост алтарь,
Ах, такой была ли встарь?
Отпускали, не волыня,
Тридцать славных кабаков.
О, блаженство тех глотков
Сладострастного дурмана…
Ах, моё вино, ты - манна,
Из небесных бурдюков!

Мáта-поркуш, ты грустна:
Нету веток над таверной…
Ветки пальмы – признак верный
Ждущим нового вина.
Бочки ставят на попа,
Чтоб не зарилась толпа,
А трактирщик всё важнее:
Он, наверно, из Гвинеи,
И ему милей рапа.

Горько видеть: допоздна
Жарят к празднику сардинки,
Вынимая без заминки
Их из бочек от вина.
Только вот, никто не пьёт (Жажда мучает народ)…
В этот праздник каждый год
На вино меняют цены,
Повышая неизменно,
Урожай иль недород.

Улица да Феррарúя,
Ты полна пустой посуды:
Бочек и кувшинов груды
Высятся, в тиши почия.
Там на Рождество пила я,
И такая доля злая,
Что отведала вина –
По сю пору влюблена,
Всё ищу его, пылая.

Здравствуй, Кáта-ке-фарáш,
Ты не улица - химера:
Где прекрасная мадера,
Что вводила нас в кураж?
Продают рулет, жилет.
От галет до сандалет, -
Где, прельстясь душистой манной,
Сто пропили мы с Жуаной
Пятирейсовых монет.

О, Рибейры кабаки!
Комаров теперь не ждите:
Летом, при таком кредите,
Превратитесь вы в пески.
Не к добру судьба свела
Мне – беда, а вам – хула.
Мать, ты в смуту городскую
Дочку скверную такую
Не для счастья родила.

Кто не видывал Алфамы?
Кабаки грязны и шатки,
Краны в бочках – грудь мулатки,
Не таверны, а бедламы!
Но ходила в день воскресный,
Влюблена в напиток местный -
Светло-розовое чудо.
Ах, вино, я не забуду,
Этот мягкий вкус чудесный!

Улица Печей обманна:
Зелень выжжена дотла,
Воздух горек, как зола.
Не течёт вино из крана.
И когда по ней шагаю
И котов окрест шугаю,
Каждый мой невольный пук –
Вздох тоски от тяжких мук.
Что на ней я принимаю.

С вами плачу о потере,
Огорчённые старухи:
Вот у этой развалюхи
Вы собрались в пять у двери,
Чтоб зевая и горланя,
В пересохшие гортани
Литров восемь заливать.
А приходится жевать
Жмых подавленных желаний.

Мавров улица, постой!
Что за ересь замышляешь?
Ныне жажду утоляешь
Родниковою водой?
Други, братия во пьянстве,
Чья вина лишь в постоянстве,
Если Бог отнял вино,
Примем эту кару, но –
Что нам проку в христианстве?

II.

Я уже теряю силы,
Хоть денёк совсем не жарок…
Уши сморщенных товарок, -
Плачем я их утомила,
Но не выплакать беду.
Я к трактирщицам пойду:
Ах, сеньоры, кто поверит,
Кто вина мне в долг отмерит,
Кто поймёт мою нужду?

(Попрошу у сеньоры из Бискайи).

Ах, любезная сеньора,
Дай в кредит бутыль вина:
Нынче злые времена,
Но верну должок мой скоро.
Не просила б задарма:
В глотке пакостно, эхма…
Мысль одна жужжит в мозгу.
Дай, пока глотать могу,
Жизнь мою спаси, кума!

Сеньора из Бискайи:

Нет, вина я в долг не дам.
Ты поди-ка прочь, подруга.
Коль не стянута подпруга,
Так с коня слетаешь сам.
Дураку один урок:
Нос расквасить о порог.
Говорит народ недаром:
Зря не шарят по амбарам,
Всякий овощ зреет в срок.

(Пошла к Жоао Кавалеру Кастильскому ).

Кавалер богоугодный,
Так похожий на Исайю,
Я вам предложить желаю
План, для вас весьма доходный.
Коль уважите меня,
Пью вино у вас три дня.
Отплатить найду я средство
И оставлю вам наследство,
Вашу доброту ценя.

Жоао Кавалер Кастильский:

Говорил ещё Пелагий:
Коль алькальд ворон считает,
Хитрый воин не зевает,
Скоро крепость сменит флаги.
Ты, подруга, не шути,
Иль не слышала в пути:
Не привяжешь в ночь осла,
Днём не сыщешь и седла.
Хочешь выпить – так плати!

( Идёт к Бранке Смешливой).

Бранка, Бог тебя спаси!
По чужим домам скитаюсь,
На ногах уже шатаюсь,
Как жива ещё, спроси!
Не дают мне в долг ханжи.
Три полпинты одолжи!
От приложенных усилий
Я одной ногой в могиле…
Сделай милость, удержи!

Бранка Смешливая:

Ах, богатая сеньора,
Говорят, во время фиг,
Забывают дружбу вмиг,
Ограждаясь от разора.
И ещё пример скажу,
Если нету терпежу:
Только в чёртовом колодце
Сколь ни пей, всё остаётся –
Хоть корове, хоть ежу.

(Пошла к Жоао Светочу).

Ах, сеньор мой, свет очей!
Дайте в долг кувшин вина.
Заплачу я вам сполна,
Лживых не веду речей.
Принесу за это льна,
Если шерсть вам не нужна,
Или пригоню корову
Через месяц, верьте слову,
Коль подходит вам цена.

Жоао Светоч:

Благородства образец,
В старых гнёздах нет птенцов,
Поищи себе глупцов:
Мил ларец, да хил купец.
Что до твоего посула,
Даже раненого мула
В долг тебе не увести.
Коли жажды не снести –
Лучше б ты воды хлебнула.

Идёт в дом Мартина Чеснока (Алью), говоря:

Вот, тащусь, теряя силы
Я из кабака в кабак,
Толку не добьюсь никак,
Жажда вовсе подкосила.
Проняла аж до нутра,
Видно, помирать пора.
Вот, и помочиться нечем,
Путь мой нынче бесконечен,
Не дожить мне до утра.

Говорит Мартину Чесноку:

Мартин Алью, друг мой милый,
Мартин Алью, милый друг,
Жажда точит, как недуг,
И стою я над могилой.
Больше нету терпежу,
Дай, хоть пинту нацежу.
Коль не веришь, побожусь:
Я самой себя стыжусь,
Видишь, в сторону гляжу.

Мартин Чеснок:

Как в народе говорится:
Коль замёрз, ищи дрова.
Рыбку вылови сперва,
Будет после и ушица.
Вам – дуда, а мне узда.
Вам веселье – мне беда.
В решете воды не носят
В зиму шубу в долг не просят, -
С ленью об руку – нужда.

(Идёт к Фалуле).

Ах, кума, моя услада,
Масла одолжи немножко:
Рот дерёт сухая ложка.
И ещё чуток мне надо:
Чтоб светильник мой разжечь,
Пинты две мне обеспечь.
В долг беру, а деньги скоро,
Уж поверьте мне, сеньора,
Видит Бог, правдива речь.

Фалула:

Говорил известный царь:
Даже мёртвого проймёт,
Если дуется живот.
Также сказывали встарь,
Что того, кто просит много,
Гонят в шею от порога.
Знаешь, сколько стоит бочка?
Хочешь пить? Плати – и точка.
Допекла твоя изжога.

Мария Парда:

Ничего уж не поправить,
Умираю, мочи нет.
Нужен мне законовед
Завещание составить.
Вот вам вкратце существо
Завещания сего,
Что диктую в год печальный,
В
год двадцать второй, недальний
От
рожденья моего.

III.

Завещание.

Душу я вверяю Ною.
Пусть моё схоронят тело,
Где над чаркой одряхлела.
А наследницей одною
Назначаю Леонор
(с кем дружила до сих пор) –
Дону Мендеш де Арруда,
Что умеет пить не худо:
Литров восемь, коль на спор.

Так, параграф, - я желаю,
Чтоб несли бурдюк у гроба:
Пуст он, как моя утроба.
Раз от жажды я пылаю,
Пусть готовят, вместо слёз,
Эти факелы из лоз
И читает панегирик
Мне пьянчужка – старый клирик,
На него в народе спрос.

В час, когда открыты двери
В тех тавернах, где была
Счастлива и весела
В этой, мне привычной сфере, -
Пусть несут меня туда,
И войду я без стыда,
Ведь в гробу и о портере,
И о солнечной мадере
Нет и речи, вот беда.


Чтобы отступились бесы,
Пусть в монастыре соседском
На фламандском и немецком
За меня отслужат мессы.
Потому что эти страны
Винами благоуханны,
Крепче коих не сыскать:
Сам огонь, ни дать, ни взять.
Пусть их славят капелланы.

И - параграф: назначаю
Служб, пожалуй, шесть иль пять
В день тридцатый; отпевать
Не кому-то поручаю:
Сыновьям достойным Ноя,
Пьющим наравне со мною.
Три викария - из Трои
Из Алмады тоже трое, -
Быть должны у аналоя.


Чтоб священников немало,
Вдохновением пылая,-
Как все дни и я, желая,
Вдохновением пылала,-
Собралось на отпеванье,
Несмотря на чин и званье,
Из Абрантеш и Пуньет,
Альюш Ведруш, Алкошет:
Таково долженствованье.

Кто ж изрядно захмелеет
На моих похоронах,
Будь он в юбке ли, в штанах,
Но о том не пожалеет:
Мебель дать ему, а кроме -
Всё, что вы найдёте в доме.
Хоть жила я налегке,
Горстка рейсов в тюфяке
Мной припрятана в соломе.

И - параграф: тем сироткам,
Замерзающим в лачуге,
Чьи родители – пьянчуги,
И красоткам, и уродкам,
Дать мужей, хоть моряков,
Хоть дворян, хоть скорняков,
Но из тех, кто смел и пылок,
Враз осушит сто бутылок
Или десять бурдюков.

И – параграф: пусть устроят
Церемонии благие
С пением Аве Марии,
Хоть они немало стоят.
Чтоб собрались: Сан-Орада,
Атогúя, Абригада,
Вкус их вин – всего прелестней,
Исцеленье от болезней,
Упоенье и отрада…

И – параграф: обещайте,
Как спущусь в свою могилу,
Окропить мой гроб унылый.
Не елеем умащайте:
Ради Тех, Чьи Святы Лики,
Мне вино из Капарики
Пусть водой святой польют.
Благодать, покой, уют –
Буду словно в базилике.

И – параграф: милость вашу
Мне в Сейшале окажите:
Там семь месс мне отслужите,
До краёв налейте чашу -
Кровь Христову в лазурите.
Только мне не говорите,
Что пройдёт «сухая месса»:
С мессой той, на радость беса,
Бога вы не лицезрите.

И – параграф: пусть построят
Здесь пристанище, больницу.
Хоть черницу, хоть блудницу –
Немощных она укроет.
До границы Алкобасы –
Всем бесплатные припасы,
До окрестностей Лейрúи –
Хлеб, вино – от сеньории
И отличные колбасы.

Этих же, из Сантареня,
Коль попросят здесь приюта,
Гнать взашей и очень люто,
Словно дикого оленя.
И, согласно уговору,
Этим, из районов Дору,
Ни вина не дать, ни хлеба:
Хватит им земли и неба,
Взбучка добрая им впору.

Так, чтобы меня спасти,
Всё исполните дословно,
С пониманьем и любовно.
Ох, страшны мои пути!
Ведь того, о чём жалею,
И чего я вожделею
Не возьму с собой, эхма…
А теперь иду сама
К звёздам с жаждою моею.

1 – ЖИЛЬ ВИСЕНТЕ (около 1470 - около 1536) – писал свои произведения на португальском и испанском языках, является родоначальником португальского театра. Излюбленными жанрами писателя были ауту и фарс, восходящие к народному вертепу и балагану (материал из Википедии). В «Плаче Марии Мулатки» рассказывается о ещё молодой женщине, преждевременно постаревшей от пьянства, написан «Плач» на смеси старопортугальского языка и кастильского наречия, широко используются народные поговорки и пословицы.
 
 
 
Хорхе Луис Борхес
Сонет о Вине

Под звёздами какими холодея,
В туман октябрьский средь какой молвы
О рукотворной радости идея
Родилась? Нам неведомо, увы…

С тех дней осенних вечно, не скудея,
Средь поколений, как среди травы,
Вино течёт, текут, тобой владея -
Его огонь, и музыка, и львы.

В ночь торжества царя над сердцем слабым,
В день скорби утишая злую боль,
Сколь дивно ты, благословенно сколь,

Воспетое и персом, и арабом.
Вино, меня искусству обучи,
Развеять душу – звёздный прах в ночи.

С испанского

Категория: Мои файлы | Добавил: stogarov
Просмотров: 1585 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
На сайте:
Форма входа
Категории раздела
Поиск
Наш опрос
Имеет ли смысл премия без материального эквивалента

Всего ответов: 126
Друзья Gufo

Банерная сеть "ГФ"
Друзья Gufo

Банерная сеть "ГФ"
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0