Четыре стены, потолок и пол,
гостиница у чёрта на куличках –
(бедный зверёныш в пробирке... юдоль!)
В канализации плачет водичка.

 А за окном всё дождит и дождит,
лампа, мигая, играет со светом,
и чёрная тень за тенью бежит
по белой стене в гостинице этой.

Беззвучное радио древних времён
никчемно повисло на стенке,
стул рядом с кроватью и сломанный стол,
убогое царство в застенках.

Четыре стены и четыре строки
склеены рифмой в коробку.
В полночь душа всему вопреки,
как кошка, царапает робко.

 

 

 

В один грустный осенний день они встретились лицом к лицу-
два солдата-противника.
У каждого из них был свой генерал,
и каждый имел винтовку,
которой хорошо владел.
Находясь напротив друг друга, они рыли окопы,
откуда должны были целиться друг в друга-
вот почему они так рьяно рыли свой траншеи –
и рыли глубже,
и рыли глубже.

 В один грустный осенний день они встретились лицом к лицу-
два солдата-противника.
У каждого из них был свой генерал:
генералы давали приказы и курили сигареты,
и солдаты продолжали рыть траншеи –
и рыли глубже,
и рыли глубже.

 Вначале генералы ничего не подозревали –
они только отдавали приказы,
они только курили свои сигареты,
бросая иногда ненавидящие взгляды на врага,
но генералы ничего не подозревали.
Когда они осознали произошедшее, было довольно-таки поздно:
солдаты вырыли слишком глубокие траншеи,
чересчур глубокие траншеи –
и продолжали рыть,
и продолжали рыть.

Генералы громогласно вскричали: «Выходите, трусы!»
«Прекратите рыть!» - затопали ногами,
бросая иногда ненавидящие взгляды на врага.
Но увидев, что все их усилия напрасны,
они надрывно заплакали
и начали непристойно ругаться,
тщательно подбирая слова.

 

 

 

Это моя страна. Она
настолько мала, что уезжая вдаль,
я без труда беру её с собой.
Она мала, как новорождённое дитя.
Она мала, как престарелая мать.
На карте мира
едва различимой слезинкой
светится мой Севан.
Это моя страна. Она настолько мала,
что я упрятал её в сердце,
чтобы не потерять.

 

 

 

 ***

Отец и мать -
как две горящие свечи
на плоскости моих ладоней,
как две тающие свечи...
отец и мать. Я осторожно иду
сквозь года,
чтоб эти свечи
не задуло Время.
Я прохожу,
дыханье затаив.
И светом надвое
разделено моё лицо.

И четверть века
где-то за спиной.
Ещё лет двадцать пять,-
и тьма меня накроет.
Накроет тьма –
меня не станет.

 Отец и мать-
две тающие свечи.
То весел я,
то грустен,
освещённый их родимым светом.

На плоскости
моих ладоней-
две тающие свечки
на пальцы проливают мне
горячие восковые слёзы.

 

 

 

 

Родился ранним, бедным
гюмрийским утром...
сестра, которая пришла в этот мир вместе со мной,
умерла через несколько часов.
Августовское солнце, взошедшее давным-давно,
безучастно взирало на нашу семью,
которая в смятении то смеялась от радости, то плакала от горя.
Сейчас уже никто не помнит в нашем доме
сестричку, которая жила лишь несколько часов
в то послевоенное, голодное утро...
Только я не могу забыть её
и порой, просыпаясь от сердечной боли,
вглядываюсь влажными глазами в тишину,
и миг за мигом вспоминаю те девять месяцев,
которые мы прожили вместе
в лучшем времени нашей жизни.

 

 

Левон Ананян

По следам твоих гор

1

Армения,
держа в руках крепкий пучок гор,
в посиневшем от холода воздухе
упрямо движешься вперед -
к томящемуся в неволе родному Арарату,
к языческим Гегамским горам,
где покоится Севан – жрец твоего изумрудного храма,
к резко открывающемуся межгорью Шуши -
и вот ты у дверей Арцаха.
Желание распутать узел вековой мечты-
сила, питающая твой дух...

2

Ты будешь шагать еще долго-долго -
парад твоих гор так горд
и так величав.
А между тем в один скорбный день
злой волей Антихриста
ты была разделена вершина за вершиной-
на склонах твоих кровоточащие раны
(на старых шрамах появились новые),
в которых ты увидела лицо жестокого палача…
Даже белые бинты непорочного снега
не смогли смягчить жажду этой мести.
И когда гной из обжигающих ран
хлынул потоком к Матери Аракс,
Бог платком своим вышивным
прикрыл сады и поля твои,
словно целительным бальзамом.
И божественной силой из недр горы
пролился обильный поток-
Это дети твои,
ищущие зеленые долины в безбрежье
для чудесного сказочного замка,
бегут к Матери-земле,
где на скалах,
словно дикая роза, колючая и молчаливая,
цветет любовь горца.

3.

Так из века в век ты следуешь
по армянским горам путем скитальца,
как я иду к мерцающей и исчезающей строке
(мы так разны и так едины).
В действительности
ты и есть самая яркая звезда созвездия Феникс -
умирающая и возрождающаяся...
Ты вечна,
как борода прародителя Ноя,
ты, содрогающая мир,
здесь и сейчас.
Как кожа, слившаяся навеки с картой моей души,
ты - распятие и судьба,
Господь и молитва,
Ты - питающий сердце разветвляющийся желудочек –
Армения-Арцах.

Водоворот

Расскажи мне о молящихся лилиях,
Рожденных и умерших на воде.
О вечной любви – иронии в линиях
На тонкой и нежной руке.

Расскажи, как влюбилась чудо-лилия
В сумасбродного ветра – сына гор,
Сокрушившего маки, волной сильною
Влетевшего в сердце девы озёр.

Расскажи о холодном вздохе губ лилий.
Сиюминутное счастье – и крах.
Волшебный голос в водовороте лилий
Хочу, чтобы вечно звучал в ушах.

Грустное открытие

Вёсла упали, но руки мои не преломят
Зеркальной плоскости уснувших вод.
И никакая правая уже не погонит
Лодку к новому истоку в восход.

Руки мои упали в воду и нет надежды
Дойти до берега с прямой спиной.
Иду я без блеска, понуро, в худых одеждах.
Увы, новый сон не родится мой.

По плечи в воде я. На дно устремилась лодка,
Лицо и смольные косы плывут.
Длинные ресницы гребут так мягко и ловко.
Маску мою тихо воды несут.



Рузанна Восканян
***

Тишина была невыносимой,
и я взорвала шарик,
нелепо круглый...
Люди крылаты,
но крылья растут над головами вместо рог.
Мальчик мастерит самолет,
бесцветный, как день.
Удобно устроюсь рядом с собой,
закрою глаза
и буду угадывать цвет дня,
который родится завтра
(я не скажу вместо тебя,
что он будет желтым),
А ты не подозреваешь, что я сейчас изменяю тебе.
Я доверяю твоему неведению
и даже на секунду не допускаю мысли
сбежать от тебя...
Болота разрастаются,
и взлетевшие
по-дурацки быстро тонут.
Я открываю крылья!
Запомни этот миг –
Бесцветный, как день...
Тишина осторожно бреет голову,
земля съеживается от укола иглы.


***
Две руки, столько же ног
и одна голова...
Я переделаю себя под тебя,
а потом отброшу
эту глупую привычку...
Тайно приласкай меня,
размазывая шоколадные ночи
по синим стенам
и моей понешенной накидке.
Присядь рядом
и дай мне почувствовать,
что я единственное твое сокровище...
Я переделаю себя под тебя...
Согрей руки мокрые руки
в рассыпанных на полу листьях,
и зашуршит вдали осень,
как в одном знакомом нам фильме...
Две руки, столько же ног
и одна голова...
Я переделаю тебя под себя
и изорву...

***
Сегодня я не буду рассказывать сказку для малышей -
сегодня одноглазая медведица не станет матерью
и три тыквы не упадут с неба.
Для рассказчика, слушателя и просто верящего в росказни
с возрастом
длиннеют винтовки,
и улицы пустеют, как небо.
Сегодня я не буду рассказывать сказку
о бегущих по улицам желтых листьях,
и ты не будешь осторожно пробираться, чтобы украсть меня.
Сегодня я выросла ровно на один день
и по-взрослому уйду от тебя,
как только почувствую,
что у тебя нет никого,
кроме меня