Жан Овре
(1590-1622)

***
Устойчивость искать в изменчивости мира
Нелепей, чем латать в отрепьях ветхих дыры,
По морю в сите плыть, искать иглу в копне,
Висеть на волоске или перечить грому,
Взбираться на гору по склону ледяному,
Дом строить на песке и лед хранить в огне.

Блеснув на краткий миг, заходит солнце славы,
В меду любовных ласк есть горькая отрава,
С богатством не в ладу достоинство и честь,
Нет розы без шипов, нет встречи без разлуки,
Начала - без конца, а радости - без муки...
Изнанка темная во всем на свете есть!

 

 

Поль Верлен
(1844-1896)

Сегидилья

 

Еще ничью, почти нагую,
На черном канапе хочу я
Тебя ласкать, владеть тобой.
Ждет будуар нас желтый твой,
Как будто в восемьсот тридцатом.

Раздетая, почти нагая,
Плоть эта манит, возникая
В бесплотном кружеве белья.
В тебя, смуглянка, впился б я
И опьянялся ароматом!

Хочу владеть тобой, прекрасной,
Улыбчивой, свирепо властной,
Злой, говорящей нежно ложь,
Коварной, хищною и все ж
Неодолимо сладострастной!

О смугло-розовое тело,
О лунное! Ты б не хотела
Поставить ногу мне на грудь?
Так победительницей будь,
Ты, ты, чью плоть я обожаю!

Душа господству тела рада,
Тебя душе увядшей надо,
Всей плотью душу задуши!
Любой каприз, как суд, верши
Еще, еще, еще без края!

Игре веселой и опасной
Двух ягодиц твоих безгласно
Мою гордыню предаю -
Возьми под задницу свою
Стонать от роскоши атласной!

 

 

 

Спящий в ложбине

Под сводом лиственным сверкание потока
Бросает на траву за лоскутом лоскут
Серебряную ткань, а над горой высоко
Пылает в небе диск. Лучи ложбину жгут.

Здесь молодой солдат, уткнувшись головою
В ромашки на лугу, где ливнем льется свет,
Уснул, раскинувшись, рот приоткрыв от зноя,
На ложе травяном; в лице кровинки нет.

Ногами смяв цветы, солдат с улыбкой, словно
Больной ребенок, спит... Природа-мать, любовно
Баюкай, грей его! Пусть дремлет до поры!

Нет, ноздри не дрожат, не чуют аромата,
Рука легла на грудь... И слишком сон солдата
Спокоен... В животе - кровавых две дыры. Шкаф
Украшенный резьбой, широкий шкаф дубовый
По-стариковски мил; он стар уже давно.
Лишь приоткрой его, и заструятся снова
Духи, пьянящие, как старое вино.

Положенное в шкаф еще во время оно,
Забытое тряпье благоухает в нем:
Тончайшие платки, где вышиты грифоны,
Белье и кружева желтеют день за днем.

В нем запахи цветов и фруктов ароматы
Смешались, пропитав и медальон помятый,
И золотую прядь, и лаковый портрет.

Ты знаешь, старый шкаф, немало тайн, поверий,
Историй сказочных. Расскажешь? Но в ответ
По-старчески скрипят твои большие двери.

 

 

 

 

Екклезиаст сказал: "Псом лучше быть живым,
Чем мертвым львом!" Земля состарилась в печали.
Жить - значит есть и пить, все прочее - лишь дым.
Небытие - в конце, небытие - в начале.

Ночами древними, от скорби недвижим,
С высокой башни он смотрел в немые дали,
И думы мрачные овладевали им,
Когда его глаза по небесам блуждали.

Любимец Солнца! Царь! Твой стон ввергает в дрожь.
Пусть неизбежна смерть, но и она есть ложь!
Блажен, кто пропастью был поглощен мгновенно!

Как будто во хмелю, бессмертьем устрашен,
Всегда я слушаю не твой бессильный стон,
А жизни львиный рык, звучащий во Вселенной!

 

 

 Кобылица


Пуглив и дик твой взгляд, степная кобылица!
Среди пахучих трав неудержим твой бег!
По шелковым бокам горячий пот струится,
И пена падает, белей, чем первый снег.

Равнины летней дочь, горда, вольнолюбива,
Ты опьяненно ржешь на берегу реки.
Ты птицею летишь, и буйно вьется грива,
Неукротим твой нрав, неистовы прыжки.

Но неожиданно рукой фракийца властной
Ты будешь схвачена, безудержно смела,
И, взвившись на дыбы, ты в ярости прекрасной
Напрасно будешь грызть стальные удила!

 

 

 

Я, конь и человек, неистов во хмелю!
Я деву робкую поймал за край туники
И жадным ртом глушил ее мольбы и крики,
Затем я по камням напиться мчал к ручью.

В рубцах мой мощный круп: за женщину в бою
Мне раны наносил герой прекрасноликий.
Но, в женское руно вплетая мех свой дикий,
Я светлоокую познал жену мою.

Я на спине катал хохочущих менад,
Сатира я смешил, мне Пан всегда был рад.
Я мял цветы, их кровь осталась на копытах.

Теперь меня ведет Амур, властитель мой;
Мы ищем на заре в лесах, людьми забытых,
Фиалки бледные и шишки под сосной.

 

 

 Воспоминание о Востоке


Я вижу, лишь на миг прикрыв глаза,
Просторный двор узорчатой мечети
И белых голубей на минарете;
Я слышу гам, торговцев голоса.

Я вижу в снах Востока небеса,
Базар, где продается все на свете,
Там среди груд плодов играют дети,
Купец в чалме лукавит, как лиса.

Перекрывая шум разноголосый,
Кричат неутомимо водоносы...
Вдыхаю пот и розы аромат,

В моих ушах витает отзвук шума,
А на губах оставил ты, Багдад,
На память сладкий вкус рахат-лукума!

 

 

 

Ты видишь, красный круг сияет спозаранку?
То в медном котелке Господь нам варит манку.
Одну и ту ж стряпню он каждый день дает,
Приправа для нее - любовь и едкий пот.

Ты слышишь? Плоть шкварчит. Оголодал народ!
Обжоры страстно ждут, вступая в перебранку;
Пропойцы с кружками уж предвкушают пьянку;
Ждут нищие, когда настанет их черед.

Ты думаешь, Господь для всех готовит чудо?
И жарит шкварки всем? Нет, нам иное блюдо -
Бурды собачей нам нальют в урочный час!

Кому под солнцем жить, а нам - сдыхать в канаве,
Лишь котелком бурды владеть еще мы вправе.
Яд проклятой души, вся наша желчь - при нас!

Мне слаще яд и желчь, чем мед и ананас!

 

 

 

О скрипки тонкие! О дочери Кремоны!
Прекрасней вечера вы, дети грез и сна.
Вы - это кровь сама, вы - зов и тишина,
Вы - шепот, пение и горестные стоны.

Когда я слышу вас, моя душа пьяна;
Мне слышен поцелуй в густых садах Помоны,
Психеи нежный вздох, напевы Дездемоны.
Вы сами раните, но рана вам страшна.

А вашей музыки цветные лепестки
Трепещут так легко, как в небе голубки;
На ваши струны лег желаний груз тяжелый.

Звучанье чистое и аромат без слов,
Небесные луга и трели соловьев,
О птицы райские, вы, скрипки и виолы!

 

 

 Альбер Самен
(1858-1900)

 

Версаль

Когда к упадку клонится природа,
Не знаю, почему тебя мне жаль.
Как ты прекрасен осенью, Версаль,
Хоть небо стынет в это время года!

Мне хочется твои увидеть воды,
Твоих аллей светлеющую даль.
Таится в красоте твоей печаль,
И есть в ней дух прощанья и свободы.

Среди бассейна влагу льет тритон.
Не отразит Людовика затон,
Закончились гулянья и приемы.

Пустеет парк. Умолкнул птичий гам.
Журча, течет вода из водоема,
Печальная, как слезы по ночам.

 

 

 

 

Тут сменят лошадей. Выходишь из кареты
И наугад идешь, не разбирая, где ты,
Дорожным грохотом и зноем оглушен;
Наскучило смотреть, нет сил и клонит в сон.

И вдруг перед тобой, полна прохладной тени,
Долина тихая: цветут кусты сирени,
Журчит без умолку ручей среди травы.
Дорога, стук колос, теперь забыты вы!

Лежишь и чувствуешь, как жизнь течет по венам;
Пьянеешь оттого, что пахнет свежим сеном.
На небеса без дум глядел бы так всегда!
Но вот уже кричат: "В карету, господа!"

 

 

 

1
Меня Господни серафимы
За то, что веры пыл угас
Огня лишили своего.
Но мне плевать на этот раз -
Сегодня я увижу вас.
Огонь, единственно любимый -
Огонь ревнивых ваших глаз,
Все остальное безразлично -
Сегодня я увижу вас.

2
Меня хозяин нелюдимый,
Не вынеся моих проказ,
Изгнал из дома своего.
Плевать мне и на этот раз -
Сегодня я увижу вас.
Мой дом, единственно любимый -
Подола вашего атлас.
Все остальное безразлично -
Сегодня я увижу вас.

3
Меня трактирщик нетерпимый
За то, что я в долгах погряз,
Лишил обеда моего.
Плевать мне и на этот раз -
Сегодня я увижу вас.
Обед, единственно любимый, -
Ваш поцелуй в урочный час.
Все остальное безразлично -
Сегодня я увижу вас.

4
Меня министр высокочтимый
Не купит даже за алмаз,
Не буду я слугой его.
И мне плевать на этот раз -
Сегодня я увижу вас.
Алмаз, единственно любимый, -
Ваш добрый нрав не напоказ.
Все остальное безразлично -
Сегодня я увижу вас.