Вторник, 19.03.2024, 10:37
Приветствую Вас Гость | RSS

ЖИВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Каталог файлов

Главная » Файлы » Мои файлы

Переводы Андрея Кроткова
21.04.2011, 10:23
 Дом, что выстроил Джек
 
 
 Вот дом, что выстроил Джек.

А это солод, пророщен и смолот
В доме, что выстроил Джек.

А это крыса злющая,
Солод тихонько жрущая
В доме, что выстроил Джек.

А это кот,
Что дал окорот
Крысе, которая жрет
Солод в доме, что выстроил Джек.

А это пес,
Хватанувший за нос
Кота, который дал окорот
Крысе, которая жрет
Солод в доме, что выстроил Джек.

А это корова – скрюченный рог,
Которая боданула в бок
Пса, что взбучку задал коту,
Который крысу прикончил ту,
Которая солод тихонько жрет
В доме, что выстроил Джек.

А это девица тоскливая,
Которая доит корову бодливую,
Которой на рог напоролся пес,
Который сумел хватануть за нос
Кота, который дал окорот
Крысе, которая жрет
Солод в доме, что выстроил Джек.

А вот оборванец – рожа блудливая,
Который чмокает девку тоскливую,
Которая доит корову бодливую,
Которой на рог напоролся пес,
Который сумел хватануть за нос
Кота, который дал окорот
Крысе, которая жрет
Солод в доме, что выстроил Джек.
А это поп, побрит и ухожен,
Который венчал оборванскую рожу,
Которая чмокает девку тоскливую,
Которая доит корову бодливую,
Которой на рог напоролся пес,
Который сумел хватануть за нос
Кота, который дал окорот
Крысе, которая жрет
Солод в доме, что выстроил Джек.

А это петух, что орет невпопад,
Который бритого будит попа,
Который венчал оборванца блудливого,
Который чмокает девку тоскливую,
Которая доит корову бодливую,
Которой на рог напоролся пес,
Который сумел хватануть за нос
Кота, который дал окорот
Крысе, которая жрет
Солод в доме, что выстроил Джек.

А это фермер, что сеет пшеницу,
Который держит горластую птицу,
Которая будит попа сонливого,
Который венчал оборванца блудливого,
Который чмокает девку тоскливую,
Которая доит корову бодливую,
Которой на рог напоролся пес,
Который сумел хватануть за нос
Кота, который дал окорот
Крысе, которая жрет
Солод в доме, что выстроил Джек.
 
 
 
Редьярд Киплинг
 
Мандалай
 
 
 В Моулмейне, возле моря, - в Бирме, дальней стороне, -
Очень славная девчонка крепко сохнет обо мне.
Ветер в пальмах подвывает, колокольный слышен лай:
"Эй, солдатик, возвращайся, возвращайся в Мандалай!»
Старый наш дырявый флот
К Мандалаю держит ход:
Слышь, как чухают колеса – из Рангуна вверх он прет!
В Мандалае красота,
Рыб летучих дочерта,
И грозою на рассвете рвется в клочья темнота!

Имечко у той девчонки – говорится: Супьялат.
Юбка драная, шапчонка и косой зовущий взгляд.
Самосад она смолила - дух такой, что просто страсть,
И все время норовила в ноги идолу упасть.
Буддой звать того божка, -
Грязен весь, в цветах башка, -
В алтаре я девку чмокнул, пусть помолится пока!
По дороге в Мандалай…

Еле-еле над полями провертело солнце мглу,
А она щипала струны и тянула: «Кул-лу-лу!»
Шли – в обнимку и в обжимку, - поглазеть со стороны,
Как на наши пароходы грузят дерево слоны.
Им что перышко – бревно,
Сухо, мокро – все равно.
Тишь кругом стоит такая, что и вякнуть-то грешно.
По дороге в Мандалай…

Что за годы укатили – не вернуть, как ни крути.
К Мандалаю с Пикадилли нету посуху пути.
Плел мне в Лондоне служивый, отпахавший десять лет:
«Тем, кто побыл на Востоке, уж другой отрады нет».
Оказалось, вправду так.
Я влюбился, как дурак,
В солнце, в пальмы, в дух чесночный, в колокольный перебряк.
По дороге в Мандалай…
Я обшаркал башмаками все булыжные поля,
С моросящего туману кости просят костыля.
И с полсотнею служанок гужевался дотемна.
Про любовь они талдычат, в ней не смысля ни хрена.
Толстомордые квашни,
Про любовь твердят они…
С милой девкою-туземкой их и спьяну не сравни!
По дороге в Мандалай…

Худо-бедно, да к востоку от Суэца путь далек.
Моисеевы заветы там пьянчугам невдомек.
Голос меди колокольной – вновь зовет меня она
В Моулмейн, что возле моря, где ленивая волна.
Кличет Мандалай меня,
Там баркасов толкотня,
Там дуреет по палаткам в лихорадке солдатня!
В Мандалае красота,
Рыб летучих дочерта,
И грозою на рассвете рвется в клочья темнота!
 
 
 
Льюис Кэрролл
 
 Папа Вильям
 
 
«Папа Вильям», - заметил почтительный шкет, -
«Ты старик, шевелюра седа;
Но ты, ноги задравши, стоишь на башке, -
Хорошо ли в твои-то года?»

Папа Вильям ответствовал: «Смолоду я
Опасался мозги повредить.
Но башка без мозгов оказалась моя –
Почему бы и не почудить».

«Ты с годами отъелся, стал толст и весом», -
Приставал неотвязный юнец, -
«А недавно ты в двери прошел колесом –
Что за шутки, скажи наконец?»

Помотав сединами, папаша изрек:
«Был я смолоду гибок, как вяз.
Чудо-мазь помогала – пятак пузырек, -
Если хочешь, добуду зараз?»

«Ты старик, и для хватки твоих челюстей
Впору только топленый жирок.
Но ты слопал гуся, не гнушаясь костей, -
Как ты с этим управиться мог?»

«С юных лет я сутяжничал», - молвил старик, -
«А мамаша твоя – сатана.
Так зубами свое выдирать я привык,
Что закалка и ныне видна».

«Полагаю, отец, от души говоря,
Зоркий взгляд твой с годами угас.
Это сколько же надо ума, чтоб угря
Стояком удержать между глаз?»

«Задавака! Я трижды тебе отвечал,
Трижды выслушал глупость твою.
На сегодня довольно!» - старик проворчал, -
«Брысь, а то по ушам надаю!»
 
 
 Хмурдалак
 
Вечертенело. Освежак
Занебесился сглубока.
И маскулил собакошак
В дверкне чебардака.

«Мой сын, опасен Хмурдалак,
Челюстеват и толстолап!
Но самый когтеватый враг –
Взбалбесный Зацарап!»

Побрал он меч рубатый свой.
Злобцу врагущему навстречь,
В чащобь Тумтум, в засадный стой
Прокрал – его стеречь.

Едва он наприцелил зыр
И взял сраженный боевид –
Из дурелома врастопыр
Сам Хмурдалак летит!

Он урубил наискосяк,
Лезвякнул вдолью поперек!
Раздвак! Раздвак! И Хмурдалак
Обезголовоног.

«Ты Хмурдалака расхвостал,
Ботважный молодец-рубец!
То час победенный настал,
Расславься, мой умнец!»

Вечертенело. Освежак
Занебесился сглубока.
И маскулил собакошак
В дверкне чебардака.
 
 
А. Конан-Дойл
 
БРИТАНСКАЯ ИМПЕРИЯ

Говорят, из пригоршни праха нас всех
Преблагой Господь сотворил.
Этот прах, пусть и впал в первородный грех,
Закалился в огнях горнил.

И когда в пучину могильной тьмы
Канут всех живых имена,
«Мы – Империя», - скажем со смехом мы,-
«И к упадку клонится она».
 
 
Роберт Сервис (1874-1958)
 
 Прах и пыль
 
 На крышку пыльного стола,
Что в кабинете,
Моя фамилия легла
И строчки эти.

Но экономка – на лету
И при пуховке –
Восстановила чистоту
На полировке.

Едва лишь Слава подопрёт,
Стихи умножит –
Уборщик Время все сотрёт
И уничтожит.

Пусть слава лишь на миг дана –
Не разминёмся!
...В пыли мы пишем имена –
Во прах вернёмся.
 
 
 
 Испытание стихами
 
На полке томики стишат
Стоят в большом порядке.
Читал их – строки мельтешат,
Прощал им недостатки.
В них – задушевность бытия;
Читал – едва не плакал,
И думал: почему не я
Все это накалякал?

Герои, боги, страсть и честь...
Мне не хватало сроду
Долготерпения прочесть
Классическую оду.
Унылый стих гудит не в лад
Расстроенной струною,
И я, по чести, очень рад:
Сочинено не мною.

Высокий стиль, что сух и строг –
Для умников услада.
Мне ближе безыскусный слог
Чувствительного склада.
Стих, что на память мной твердим,
Ласкает слух и зренье;
«Джим Бладсо», «Кейси», «Ганга Дин» -
Жаль, не мои творенья.

Певцы – куда же мне до них?
И я вполне согласен,
Что мой простой плебейский стих
Порой чрезмерно ясен.
Я подражательно творю,
Раскаиваюсь, ною...
Будь трижды проклят «Дэн Макгрю» -
Тот, что написан мною!
 
 
Джон Мейзфилд (1878-1967)
 
 
ПЕСНЯ СТРАННИКА

Овеял ветер сердце мое, и с места срывает рок,
Я устал от грома тележных колес по камням мощеных дорог;
Иссохла по морю душа моя, жажду услышать в тоске
Шипенье грозных седых валов на желтом морском песке.

Покину немолчный шум городской, давно мне уйти пора
Туда, где вползает на рею фок и в шкотах воют ветра;
Туда, где малых судов паруса в бухте белеют стеной,
И где, как кот, к ногам подползет высокий прилив дневной.

Стоны чаек, ветер в лицо; и вновь я слушать готов,
Как, хлюпая-чмокая, волны бьют в заросший подзор бортов,
Как дружно у шпиля парни поют, внатяг выбирая трос –
И сердцем пойму: вернулся к тому, к чему душою прирос.

Мощеные улицы – смерть моя, мне сердце властно велит
Вернуться в бушующие края, где царствует Белый Кит;
Сбегу от грома тележных колес, Богом клянусь – сбегу,
Мне весточку в сердце ветер принес, и я стерпеть не смогу.
 
 
 ДОРОГА НА ТЬЮКСБЕРИ

До чего хорошо – побрести по дороге без цели,
Меж лугов и селений, не зная, зачем и куда,
Под уколами ветра, под вихрями пыльной метели,
Под небесной лазурью, где мчит облаков череда.

Тихий лепет ручья, и зонты орляка над тропою,
Колокольчик синеет, утесника алы цветы,
Озираясь, олень осторожно сойдет к водопою,
В небе спелые звезды, неслышен приход темноты.

Постоять под дождем и в дыханье земли погрузиться –
Приумолкнут слова, кровь остывшая вновь молода,
Услыхать, как вовсю гомонят неуемные птицы
И в зеленых лугах беззаботно резвятся стада.
 
 
 Кларенс Деннис
 
 
Кто там скачет?
 
Цок-поскок! Цок-поскок!
Это фермер с дальней фермы к нам приехал в городок.
Он трусит себе легонько по овражкам и по кочкам;
У его гнедой кобылки ярко-белые чулочки;
Он трусит неторопливо, едет к нам издалека,
И корзиночку с товаром держит крепкая рука;
К нам во двор пускай заглянет – позови его, дружок!
Цок-поскок! Цок-поскок!
 
 
 
Шелдон Силверстейн
 
 Баллада о Люси Джордан
 
Луч рассветный лег на веки – пробудилась Люси Джордан
В белом домике, в предместье, где зеленая трава;
Там она в мечтах витала, о любовниках мечтала –
Домечталась до того, что закружилась голова.

Ей под сорок, но ни разу не была она в Париже,
И парижский теплый ветер ей прическу не сбивал;
Телефон звонит – хоть тресни, а она мурлычет песни –
Те, что в детстве ей папаша у кроватки напевал.

Муж уехал на работу, убежали дети в школу,
Провести денек нетрудно, дел полным-полно кругом.
То ли вымыть дом до точки, то ли прополоть цветочки,
То ль, визжа, помчаться голой вдоль по улице бегом.

Ей под сорок, но ни разу не была она в Париже,
И парижский теплый ветер ей прическу не сбивал;
Телефон звонит – хоть тресни, а она мурлычет песни,
Колыбельные, что в детстве ей папаша напевал.

Луч закатный лег на веки – заскучала Люси Джордан,
И под общий смех на крышу забралась она с трудом;
Поклонилась джентльмену – он галантен был отменно,
Подал руку, свел к машине и отвез ее в дурдом.
 
 
 С английского
 
 
Артюр Рембо
 
 Бал висельников
 
 
Проваливши переносья,
Пляшут, свешены с сосны,
Саладиновы охвостья,
Подлипалы Сатаны.

Владыка Вельзевул потворствует уродам.
То стукнет туфлей в лоб, то приласкает вдруг
За узел галстука: пляшите – с Новым Годом,
Побольше гнусных рож, да возгремит каблук!

От визга одурев, оглохши от припевок,
Руками тряскими поводят плясуны.
В былые времена полапывали девок –
А ныне о любви скулить обречены.

О, как широк помост – ведь это же везуха!
На скрипке Вельзевул наяривает всласть.
Удобнее скакать без выгнившего брюха
И в танце околеть, но не в сраженье пасть.

Стыдиться нечего – вся плоть давно отпала.
Ступни ободраны, и продырявлен пах.
Каскетки белые, ажурные забрала
Состраивает снег на голых черепах.

По лысым теменам расселись, будто вехи,
Вороны жадные, и в теневом бою
Сумеют оберечь картонные доспехи –
Искупят мертвяки гнилую стать свою.

Ликует ветродуй. Под волчий вой и пенье
Удавок свешенных танцуют костяки.
В лиловости небес багряное цветенье –
Геенна для гостей вздувает угольки.

Эй, дайте-ка пинка вон тем балбесам дохлым,
Что теребят хребты и шляются, грустны,
И торкают крестец мизинчиком усохлым.
Здесь вам не монастырь – катитесь, шатуны!

Глянь: выскочив за круг, дурной скелет-верзила,
Как конь занузданный, подмявши общий пляс,
Поднялся на дыбы – беднягу разразило
Пылание небес, несносное для глаз.
Катя сухую дробь по голеням и ребрам
Фалангами кистей, он вызывает смех.
Но бал не сокрушить. Фигляр толпою вобран.
И перестук костей вгоняет в пляску всех.

Проваливши переносья,
Пляшут, свешены с сосны,
Саладиновы охвостья,
Подлипалы Сатаны.
 
 
 
Вечерняя молитва
 
Кудрявый херувим над кружкою пивной,
Я с пеной на губах, как в лапах брадобрея,
Сижу, курю и пью, и пухну, и добрею;
Я выгнут и надут, как парус продувной.

Что голуби, мечты трепещут надо мной,
И гадят на меня, пометом свежим грея;
Сердечная тоска восходит в эмпиреи,
Где золото зари и отблеск кровяной.

Сжевав свои мечты и выпив кружек сорок,
Я медленно встаю и сам себя несу,
И острая нужда влечет, как душный морок;

Приметив у дверей цветочную красу,
Стараясь не облить расставленных подпорок,
Я целюсь в небеса – и облегченно ссу.
 
 
 Франсуа Коппе
 
 Падучие звезды
 
 
Глухою осенней порою льда
Брожу по ночам; желанье одно;
Когда с небес упадет звезда,
Я верю – сбыться оно должно.

И я повторяю, и я молю
Звезды – исполнить мольбу мою:
Дитя, я очень тебя люблю,
Помни меня в далеком краю.

Надежда утешит, сведет с ума,
Надежда – над бездною хрупкий мост...
На небе тучи – пришла зима,
И больше не видно падучих звезд.
 
 
Смуглянка
 
 
 На городском торгу – толкучка и жара,
Но карусель скрипит и кружится с утра.
«Тем лучше для нее!» - старается шарманка,
И, зонтик свой закрыв, проказница-смуглянка
Склонилась из седла – все тело на весу,
Немножечко мутит, но – плачено два су!
Хохочет без конца – бездумен смех и весел,
А локон смоляной ей пол-лица завесил,
И юбка на ветру вздымается, легка –
Видны подъем ступни и красный цвет чулка.
 
 C французского
Категория: Мои файлы | Добавил: stogarov
Просмотров: 1908 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 5.0/2
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
На сайте:
Форма входа
Категории раздела
Поиск
Наш опрос
Имеет ли смысл премия без материального эквивалента

Всего ответов: 126
Друзья Gufo

Банерная сеть "ГФ"
Друзья Gufo

Банерная сеть "ГФ"
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0