Не так давно встретились Суицид и Геройская Смерть в одном разорившемся баре, чтобы поговорить о пользе тоски.
Не успели они вымолвить и слова, как люстра сорвалась с потолка. Похоронила под собою двух бездельников. – Разговор, начатый ими, длится до сих пор.
Ядерный синтез
Мы вращаемся друг вокруг друга, я, Протон, ты, Нейтрон.
Не движемся к совместному спокойствию.
Если я о чем-то молчу, ты молчишь о чем-то другом.
Мы будем отражаться друг в друге, пока в нас не исчезнет движение.
Кто я и кто ты? Наш синтез не удается.
Будут подобраны новые имена. Они - пустой звук.
Любовь никому не принадлежит
Не говори, забывая меня, что ты думаешь обо мне. Не говори, что ты со мной для меня, это не так, нет. Теперь ничего не говори. Ты носишь свой лик, чтобы его потерять. Все известно, молчи.
Все могло быть иначе, но как есть, так и есть. Теперь ничего не говори. Ты не все, чем я могу дорожить, ты гораздо меньшее: Все, куда теперь нет пути. И с тем, кем являюсь я, ты не хочешь идти.
Теперь не говори ничего. Я умою лицо, взгляну в зеркало и скажу: Ничто. Разобью его: Любовь никому не принадлежит. Это известно и тебе, и мне.
В кукольной стране
Тут, заброшенный очаг, тут, старая ванна. Здесь, окно, под ним я говорю и пишу.
Двери, к ним я должен прислониться, чтобы их открыть, заедает замок.
Комната, где я встаю утром, и кровать, в нее я ложусь.
Тут, монеты рассыпаны под стулом, на его спинке висят мои штаны.
Вот, улица, по которой я иду к киоску. Продавец, спрашивающий: Много работы? Все хорошо?
И крестовина, что меня держит. Нити, растягиваемые мною. Нити, я иду опутанный ими. Кто держит их в руках, побеждает. Да, я тоже этим обрадован. Ну, мне пора продолжать.
Отражение
Если я закрою глаза, ты перестанешь существовать?
Читай меня по губам.
Если я уже долго молчу, слышишь ли ты еще мой голос?
Читай между моих строк.
Прислушайся еще.
Но скажи мне, зеркальце на стене: долго ты еще хочешь доказывать мое существование?
Речь камня, обращенная к человеку Представь: камень в твоей руке держит тебя. Представь: ты не тот, кто двигается. – Невообразимая структура пространства и времени поет тебе: ты – это она. Вот правда: Единственная неподвижная точка во вселенной – это ты. Все существующее кружится вокруг тебя.
Бог созерцает свою ладонь Меж указательным и средним пальцем, где Запад дремлет, и зарёй встаёт, обитает запуганный, жалкий, на самовыраженье обреченный народ.
Они взлетают все выше и выше над облаками, все глубже и глубже погружаются в моря. И всю жизнь они гонятся за самими собою, Оставляя все возможности на потом.
Пока он снова не возьмет их к себе. Его лоб весь в морщинах. Бог созерцает свою ладонь – обитает в ней неугомонный дух.
Бегство от мирской суеты За закрытыми шторами, спиной к стене ты зарываешься в колени лицом. Страхи твои – это птицы, кружащие дни напролет над домом.
Со стороны кажется, что мир крутится. Ты думаешь, поскольку он никому не принадлежит, ты должен делить с миллиардами других звезд не только мир и страх свой, но еще и одиночество.
Ульрике Дрэзнер (1962 г.р.)
из сборника "снятые на ночь кельи", 2001
***
кто-то дал мне огонь чего я вовсе не хотела что я должна была с этим делать (посреди ночи) и я бежала в машинах сидели люди стекла запотевали от их дыхания машины стояли на обочине и я что есть мочи круги делала вокруг огня вновь гасила его пока не нашла выключатель чернее ночи в отеле на железнодорожном вокзале лампа качалась вокруг крепления насвистывала птица (ночь) и огонь позади потрескивал (или он был не в отдалении) на трансформаторной подстанции я все же загасила его ритмично цццт цттт цццт трещит моя лимбическая система кювета дурацкая вещь и птица кричит свое цццт цттт цццт в ночи где огонь порой жарил себе маленьких птичек пахло повсюду другие говорили что это весна огонь молниеносно играл и было одно дерево при этом он (мой мозг) стал расхлябанным и отель с черным выключателем когда я нажала на него он пшшнул и тсснул и потом все звонче цццт цттт цццт вырывалось из мозга в живот птичка жарилась теперь пахну и я тоже потому что это (все же) была весна.
лейпциг, март 2000
Два стихотворения после выкидыша
пение в животе
боль; это выскобленные стенки в животе - все вычищено, бездействие во всех мышечных волокнах, во всех волокнах нет ребенка – в животе. действуют законы воспроизводства, они шумят, кюретки, они непоколебимо высасывают зародыша, в декабре - в животе. прикроватные столики откинуты, белые и обскобленные, законы гигиены алчные торчит пробка с иглой из тыльной стороны ладони - из красного пластика - и пьет. но что же называется «включением» корешочек, ты. на ходу убаюкали, выскоблили. сучья скоблят по окну, ночь. подступает ко мне, к ванной, к горячей воде - в человеке. плачущем; во всех волокнах меряется его длина (в глазу, в сердце) одиноко в ночи, потеряны без вести маленькие убежища и ребенок. загнутые внутрь пальцы к глотке тут как вытянутые для пения, на стенке (прежде «включения») синеватый сфинкс, вопросы - во всех волокнах (всех языках – они опускаются, они поднимаются) с зеркалом обскобленной стены (сучья возле окна) не находят покоя. волокна. бездействующие. но голодна, но торчит затычка из руки красная, до пустоты вычищенный рот - неутолимый, в человеке.
Ты
(три месяца спустя)
ты видишь там высоко облако, над дроздом, сосущее солнце? ты слышишь хворост, ветки омелы, видишь гнезда в безлиственных сучьях? повсюду идет время. тут и там для нас идет снег. на землю, словно душеньке в костюме тела, радостно. между листьями, ты видишь, она скачет в снегу, глядит на тебя. киберсокровище на оперении дрозда. кристалл, легче чем снег. солнце лижет его. жужжит. гудит. это стеклопластик, как под землей, красный, как в стенке, в матери, в тебе. словно ты сидишь здесь и думаешь: ты. вращаешься, отворачиваешься, ищешь ветку. он стучит тебе в бедро, под джинсами. песня, гудящая там. я так мало вешу, как малыш, ушедший от тебя.
ты это купил. внутри плавают две золотые рыбки. руки смахивают вслед за ними зелень с водорослей. постоянно в одном направлении плавают рыбы по банке, по кругу. их черные глаза как луны. еще у рыбки есть сторона, которая нам никогда не видна. банка в твоем животе. ты зрячая жилка между бедром и вульвой. как снег на голову я врываюсь в комнату. ты смеешься. луна, невыразимая, в комнате. маленькие оранжевые звезды – рыбки плавают вокруг нас.
контактные линзы
было так: светло мои глаза слезились я споткнулась повсюду чрева Ридерз Дайджест в приемной пронзительное: оптометрист и склера с желтыми прожилками обои стену ищут, я, от темноты между ванной и кроватью воспалившаяся, я, разумеется, «еще нецелованная» она забыла объяснить мне что вещи расплываются между стекловидным телом и веком на ощупь, слезоточа пальцами широко разрывая, я видела перед зеркалом линзу эту маленькую зеленую лодку со всеми ее образами уже скользящими по моему мозгу -
выковыряла ее насадила на кончик пальца и вытягивала образы из неё
праязыки
были бы луга красными, языки зелеными, зеленой кровь, деревья красными лица от радости зелеными, красные когда тошнит, красна плесень как луга, желоба пропастей зеленые, светофоры цвета медной стружки, когда мы едем вперёд, красные луга, мокрота. петли бегущих неоновых строк зеленые, как раньше луга, которые были бы красными, как раньше языки и нёба были бы твои зеленые глаза красными, я проползаю, ногти на руках росли бы зеленые как кровь, зеленый цвет гнева, зеленый означал «сердце», наша мокрота была бы красной, красной как за ушами, светлячки сверкали зелены сосуды под кожей, зеленые губы касались, крапива была бы зеленой, как огоньки ожидания на приборах, которые были бы зелеными, когда были бы красными луга, как были бы они языками, и небо было бы по-прежнему синим, мы шли на двух ногах, ты был бы здесь.
из сборника впечатлившие места, 2008
хамам
как они мягки огромные ягодицы раскинувшиеся на кафеле как они тверды перчатки чистоты как мягки они груди мойщиц огромные трусы желтые или в цветочек как они между делом угощаются мойщицы как тверды они их дырчатые зубы их соски когда они вытягивают твою руку так что ты падаешь рукой в ее грудь как чисто ты дебба говорят они теперь это дебба (какой ты был грязный) глазеют они на тебя своими глазами
в другом месте, далеко лес из арганий гласные выпадают из слова хамам
х-мм-м ... хмм
в руке которая дрожит держишь ты себя самого
***
Касабланка, между двумя кварталами тут есть места очень точно соотносящиеся розовые места из палаточных стоек и слова „папа" : позже ранние воспоминания, это вышагивают грудью на дрезине выталкивали ногами об землю руки рулили облаками
складывали корабли уезжала на глазах отца в белом венке: белокурый трезвон
позже. просыревает все больше трава в сердце? детский бассейн собственной дочери розово-светло-розовый ничего не сведает. где этот если он как сейчас исчез так уже давно
долго. только в свете заката только в дисперсии старый виммельбух вещает: цельный я человек как ты
стеклянный фасад, бедра,
стеклоблок, пойти нечто посмотреть, в ванную, тереть, сдирать нечто живое пойти рассмотреть на других языках, в ванной: воск на ногах, пчелиные ленты как быть же? треск – пылающая нога. отдельные волоски, искривленные усики на ленте (что за музыка искажалась бы с корнями волосков и зву коузлами во всех направлениях?)
Ахим фон Арним (1781 — 1831) Марш веры.
Наш Бог - оплот несокрушимый, Наш меч он и наш панцирь Каждого спасёт он ныне, Беде не даст остаться; Ворог злой и старый Серьезно ведь считает, Что сила и лукавство - Броня его ужасная; И нет на свете равных.
А если полон был бы мир чертей, Что нас сожрать хотели бы, тем паче, Не побоялись бы страстей, Ведь нам сопутствует удача; Противник этого мира Кажется свирепым и сильным, Но нам он нисколько не страшен; Ведь свет для него очень опасен, Одно слово может его победить.
Благославен Господь, а мы грешны, Он испытает нас врагами, Защиту наложит на наши ряды, С колесницы своей наблюдая; Войны его небесные Нас окружают тесно, Петь ему не переставайте, Голосом звонким славьте: Хвала господу на небесах!
И вечно речь Его в живых, За то не нужно платы, Бог уж к нам Дары свои И даже Гостя слал. Жизнь украдите, семью, вещи, А то и вовсе - лишите чести, Враг не получит ничего, Хоть как старался: пусть его. Богатство духовное с нами!
Сила Его - это слава и честь, Бытие - Его вечная крепость, День он сменяет тьмою ночей, Творит благо, угодное небу. Иисус Христос - Его слово, Всем известное тайное слово, Войны всегда Его призывают, Ночью тем себя утешая, Пока все птицы поют Саваофу.