Пятница, 19.04.2024, 01:59
Приветствую Вас Гость | RSS

ЖИВАЯ ЛИТЕРАТУРА

[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
Форум » Архив форумов » Архив номинаций » Номинация "Проза" сезон 2013-2014 (размещайте тут тексты, выдвигаемые Вами на премию)
Номинация "Проза" сезон 2013-2014
MihmarДата: Среда, 22.01.2014, 14:23 | Сообщение # 46
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 1
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №34
Как плачут коты?
Утром Ваня проснулся (он всегда встаёт раньше всех), посмотрел в окно и закричал:
- Мама! Туман!
- Где? – вскочила Олька.
Начался день.

Завтрак пришёлся на семь утра. Бутерброды с маслом, оливки, третий раз заваренный пакетик чая.
Кто-то из соседей варил куриный бульон, кто-то гречку. В подъезде все запахи смешались. Мочой отдавало по-прежнему сильно. Плюс прорвало канализационную трубу.
К обеду появилось солнце и высушило туман. Так не хотелось снова щуриться, но пришлось.
В детском садике кричали чужие дети. Мои тоже присоединились к ним. Я посмотрела на свое отражение в начищенное зеркало и увидела над переносицей две глубокие полоски. «Крем от морщин действует не сразу, а только через время». Это я запомнила, слава Богу. Пошла на работу.
Директор, как обычно злой, сидел у себя в кабинете. За опоздание на три минуты он косо посмотрел на меня. Секретарша, не глядя, кинула мне в след «Добрый день». «Это не входит в мои обязанности» - ее коронная фраза. Я к ней прислушиваюсь уже десять лет с перерывами на декрет. Сама печатаю, ксерю, разношу и думаю при этом: "Директору в постели она тоже это говорит…"
У редактора Валентины Геннадьевны (с ней мы сидим в одном кабинете) два года назад умер муж. Не сказала бы, что отношения у них были хорошими. Но ровно в двенадцать, когда начинается перерыв на обед, у нее наступает период истерического плача по «Лёньке». Никогда не думала, что Валентина Геннадьевна может так громко кричать.
Испуганные сотрудники из других кабинетов поначалу заглядывали, «что случилось», спрашивали. Теперь привыкли и проходили мимо. Минут десять я ее успокаиваю (хотя это и не входит в мои обязанности), но потом как все ухожу на обед.
В столовой со вчерашними ватрушками и капустным салатом при Реставрационных мастерских самые низкие цены. Сюда ходят младшие научные сотрудники, учителя (их легко отличить от остальных по чёткой дикции и громкому голосу) и студенты - все, у кого кошелёк болеет дистрофией и лечению не поддаётся. Здесь приходится довольствоваться малым на малые средства и иметь потом далеко идущие последствия в виде язвы желудка и смурного выражения лица.
Возвращаюсь на работу, снова печатаю, ксерю, разношу, иногда в коридоре взглядом встречаюсь с главным редактором. Он снова намекает на отчет за месяц. Я киваю, а сама думаю: "Быстрей бы шесть вечера".
Всё…шесть. Ура! Но так как раньше директора уходить опасно для жизни (частная контора), поэтому еще сижу до полседьмого. Потом, наконец, собираюсь и ухожу. Главный редактор остается, потому что честный и добросовестный работник. А у лифта - толкотня. Опять ждешь. Опаздываешь в детский сад. Ругаешься с воспитателем и нянечкой. У детей в глазах снова замечаешь хронический испуг. Но дома - «Спокойной ночи малыши», фиксики и Машенька с Медведем. И испуг превращается в доверчивость.
Я, усталая, сама не знаю от чего (наверное, от лишних обязанностей), дремлю в кресле. Потом наступает ночь, тишина и беспокойный сон. Олька опять заболела и кашляет. Ванька разговаривает во сне. А ведь утром опять на работу ждать шести вечера и избегать взгляда главного редактора.

Утром Ольку отправляю в больницу. Ваньку - в сад. Иду на работу. Полвосьмого забираю Ваньку. Вместе мы идем в больницу. По дороге покупаем бананы и лимонад (на большее пока денег нет). Услышала в коридоре больницы, что на обед у детей была рыба, пюре и компот из сухофруктов. А на первое – куриный суп. Не так уж и плохо для больницы. И больше не переживаю, что мало гостинцев купила. Ванька съедает два банана, а один остается. Три на два не делится.
"Пусть ест,- думаю,- дома кушать все равно нечего".
Олька плачет, домой хочет.
- Жди, - говорю, - две недельки быстро пролетят.
А она всё равно плачет. В окошко машет нам. Мы – ей. Ванька ее успокаивает. Она не слышит.
Отчет готов. Можно по коридору до туалета лишний раз пройтись. К вечеру приезжает директор и аж до восьми сидит. Сидят все. Сижу и я. Ведь ему нет никакого дела до того, что меня ждут дети, что долга накопилось за электричество аж десять тысяч - в кошельке- ни копейки, что мне пешком домой идти через весь город, что у меня нет времени на личную жизнь, что я старею на пять лет за год, что я сирота, что у меня нет настоящих друзей, потому что времени на них нет, что я мать, в конце концов, мать-одиночка…
А ведь когда-то у меня была мечта. И отнюдь я не хотела жить так, как живу сейчас. Мечтала я стать известной писательницей, чтобы люди зачитывались моими романами, черпали в них высокие идеи, видели интересное сюжетное и художественное решение и ещё тьму-тьмущую достоинств. Я разрабатывала свой имидж. Представляла себя на ток-шоу в качестве особо приглашенного гостя. Копила деньги и заранее покупала наряды. Но потом ходила в них на работу, снашивала до дыр и выкидывала, а с мечтой не расставалась долго. Даже тогда, когда родился Ванька. К этому времени написала шесть рассказов и искала редактора. Но они соглашались работать за гонорар, неподъемный для меня. Правда, нашелся один член союза писателей и бесплатно взялся мне помогать. Я ездила к нему домой. Он меня лапал под видом литературного творчества. А как понял, что этим всё и ограничится, то заявил, что я бездарщина, и печатать мою писанину нельзя. Поначалу я копила деньги, договорилась даже с одним писателем на тысячу меньше, но и он, прочитав мои рукописи, уже объективно, без рук, подтвердил то же самое. Было горько и обидно. Смысл жизни автоматически переключился на пеленки, памперсы и кашки. Выше головы прыгнуть нельзя. Пришлось смириться.
Ещё одно утро. Ванька натягивает скукожившиеся от стирки колготки. Нервничает. Олька спит так сладко после больницы (первая ночь дома). Как хорошо, что сегодня суббота! И никуда не надо опаздывать.
Стук в дверь. Кто бы это мог быть? Открываю. Соседка сверху.
- Анна Степановна умерла, кота не возьмёте?
Кот пытается высвободиться из ее рук, кричит.
- Нет, конечно, - отвечаю.
Соседка умоляет. Слезы в глазах.
- Пропадет кот,- говорит,- второй раз хозяев лишается, бедняга. Его первая хозяйка в Питер уехала и бросила в подъезде. Степановна говорила, что он плакал слезами с горошину. Из жалости она его и подобрала.
«Рыдающий кот, – думаю,- чудо из чудес, настоящий подарок судьбы!»
- Не, не могу взять. Самим есть нечего. Да и дома нас не бывает. Что он тут один-то делать будет? Предложите кому-нибудь ещё. Или себе возьмите.
- Да мой кот Васька как увидел этого Тимошу, так чуть глаза ему не выцарапал. Не пустит он чужака на свою территорию. Ну, возьмите. На несколько дней хотя бы. Скоро внуки Степановну хоронить приедут. Им отдадим.
- Ладно,- соглашаюсь и забираю кота,- но только на пару дней – не больше.
Да, жила в нашем подъезде семья стариков. Он в прошлом – заместитель директора музея, автор книг. Она – финансист. Как мы начали общаться – не помню. Всё в суете позабылось. Их единственный сын умер в сорок лет от рака. Было это год назад. Так вот, стала Степановна ко мне в гости ходить. Сама. Я ее не приглашала. Придет, сидит. То о сыне расскажет, то песню споет, то молитву прочитает. Я ей чайку налью. Она радостная.
- У тебя,- говорит,- хорошо, детки...
Потом праздники стали вместе отмечать. Её дед не приходил ко мне, всё в сторонке держался.
А как-то бабка пропала на пару недель. И я решила ее навестить.
"Мало ли приболела", -думаю.
Взяла яблочко и пошла. Дед открыл. Чай предложил. Конфеты на стол выставил. Степановна в кресле сидела. Ничего, даже румяная была.
- Ноги разболелись, вот и не выходила никуда,- говорит.
Дед сразу же под чай принес мне стопку фотографий.
- Вот, смотрите, наши наследники!
И особенно выделил последнее слово.
Так было неприятно! Он думал, что раз у них детей нет, так я за их квартирой охочусь. Но я промолчала. Больше сама не ходила. Бабка тайком от деда бывала у меня, но уже реже. Дед как истинный коммунист, наверное,и тогда боялся изогнуть линию партии.
Потом он в больницу попал с инсультом.
Степановна попросила о помощи. Вместе мы выстирали постельное бельё деда (его сильно рвало дома), я помыла пол, сходила в магазин и в аптеку. Так бы и было дальше, но через месяц приехала невестка. Первым делом они со Степановной оформили завещание на внуков (их в Москве оказалось аж пять человек!) и деда в хоспис. И уехала.
Степановна дорогу ко мне забыла. Теперь за ней присматривала служба социальной помощи. Дед отлежал положенные два месяца в больнице, потом его перевели-таки в хоспис, где он и умер на второй день. Хоронили всем двором. Пришлось и мне помочь – бутерброды делать на стол и пятьсот рублей на гроб отдать.
За столом Степановна жаловалась на одиночество. А через неделю умерла. Правда, за день до этого она была у меня, и сказала, что через полгода ее заберет к себе во Фрязино Марина, та самая невестка.
- А почему через полгода, а не сейчас? – спрашиваю.
- Когда в наследство вступлю,- отвечает.
- А без наследства?
Она пожала плечами.

Кот смотрел на меня. Я на него.
- А у тебя есть наследство, Тимоша?..
Кот по-прежнему молчал.
- А раз нет - ты им не нужен…Ладно, живи…одиночество поровну делить будем.
Внуки Степановны не приехали. Марина быстренько свезла на кладбище старушку и укатила обратно.
Трехкомнатную квартиру стариков через год продали. Внуки, наконец-то, получили наследство. Гешефт на пятерых оказался небольшой (ну что такое для Москвы семьсот тысяч? Не деньги, а насмешка судьбы!). Потому они даже на памятники старикам не скинулись. Кресты деревянные повтыкали рядом с могилами, и всё.
А кот так и живёт у нас. Олька его любит страшно! Он же терпит от нее всё, даже вальс на задних лапках. Ванька ревнует.
А я, как и раньше, вливаюсь всем своим существом в серые будни и смиряюсь с обычным течением жизни. И снова спешу на работу, терплю неоднозначные взгляды директора, его любовницы, главного редактора, делаю отчет за месяц, обедаю в дешёвой столовке, лечу детей, когда они болеют, и изредка вспоминаю о затерявшейся где-то в девяностых мечте...И когда замечаю, что жестокие люди ожесточаются еще больше, злые злиться не перестают, а жадные остаются таковыми навсегда, то улыбаюсь и говорю сама себе: "Пока мой Тимоша не плачет, всё это не имеет ко мне никакого отношения..."


Муся (отрывок).
Однажды Мусе приснился престранный сон. Будто за окном, там, на карнизе, целовались голуби. И так искренне, по-настоящему, практически взасос. Муся подошла поближе, так, чтобы не спугнуть их и сощурилась.
"Нихрена себе,- подумала она в этот момент,- это любовь...а Честертон писал, что птицам не дано ничего человеческого. Неет, не прав был философ, с точностью всё наоборот...это людям иногда не дано любить."
Но сон прервал стук у изголовья кровати. Муся открыла глаза и увидела перед собой блестящую швабру.
- Десять утра, Маш, вставай! пол мыть пора! Швабру починил, бля! как новенькая!
Вид у мужа был жалкий. Спать больше не хотелось и Муся принялась за уборку. Но целующиеся голуби целый день не выходили у нее из головы.

Мухи кружили под люстрой и монотонно жужжали. Кот снова и снова принимался за старое и истошно орал где-то под диваном.
- Дефицит любви, - решила Муся и вздохнула.
Циничный мартовский романтизм с порядочным лицом претендовал на лидерство в Мусиной жизни. И сначала она смиренно принимала его позиции. Чем ещё приходилось обычно впечатляться? Ну, например: дырке на носке Кощея, или горе грязной посуды в раковине, доставшейся ей в подарок от мужа, или беспомощному ночному стону нового дивана соседей, или внезапно за десять лет появившимся носогубным складкам, поражавших своей преданностью Мусиному лицу до глубины души! Всё это стало неотъемлемой частью ее жизни, ее свойством, характерной чертой! Но вот что, действительно не давало покоя – это старая угрожающая трещина в стене. Она с каждым годом разрасталась все больше и больше. И казалось, ещё чуть-чуть и трещина станет причиной домокрушения, катастрофы бытового масштаба! Муся понимала, нужно что-то делать, как-то спасать ситуацию, но каждый день она ходила мимо трещины и миллион раз ничего не предпринимала.
Так и сложилось. Трещина росла. Диван скрипел. Кот орал. Муся - бездействовала.
Но однажды трещина всё же на глазах увеличилась вдвое и дошла до самого потолка.
- Ну всё! – решила Муся, наконец. И зачем-то ушла от мужа.
Расходились они долго и муторно - сплошная беготня и трата денег. Разводной лист, судебные прения двух сторон, окончательный штамп в паспорте и никакого сожаления. Короче, Муся осталась одна. Так одиночество стало новым признаком ее привычного романтизма. И зачем это всё надо было? Ведь трещина в стене – не причина для развода? Но Муся так не считала и на всякий случай сняла себе квартиру без изъянов. Мало ли что?..

Но Мусин муж не отчаивался, точнее сказать, дошел до отчаяния в своих стараниях ее вернуть. Однако ни новые носки бывшего мужа, ни заграничная швабра "маде ин Чина" не прельщали Мусю. И все же однажды она согласилась из жалости пойти с ним на свидание. Под вечер они снова оказались в комнате с трещиной, но до дела так и не дошло. Муся кривилась. Кощей злился.
- Выходи за меня... - робко предложил он.
- Опять?! - ужаснулась Муся.
- А чё такого?
С тех пор она начала его избегать. Он стоял под окнами. Она делала вид, что ее нет дома. Пол скрипел. Трубы текли. И Муся решила: "Пора бежать!"

Как-то Мусе стало тоскливо и она завела себе козочку. Почему именно козочку? Муся считала, что коты, собачки и всякие там попугайчики - сильно попсово. Ну а если это ещё и поридистое животное - то всё! - буржуйство! А маленькая козочка - это даже романтично. Но тупая скотина вечно издавала гортанные звуки, жевала новые шторы, испражнялась где попало, да ещё и плюс ко всему оказалась козлом. Козлом по кличке Нюша! Но когда животное стало уж очень кого-то напоминать своим безучастным взглядом, Мусиному терпению пришёл конец! В итоге козел был сослан в ближайшую деревню. Шторы поменяны. Шурка снова торчала на пороге. План культурной программы - составлен. Оставалось лишь смириться с парой-тройкой лишних килограммов на боках и влезть-таки в старое красное платье...

Казус бабы Веры (отрывок).
Новым Мишиным соседом по комнате в бараке был Володька, тоже, как оказалось, бывший детдомовец. Он слыл горьким пьяницей и неугомонным дебоширом. Однако, сосед никогда не ссорился с Мишей, но зато ежедневно и громко ругался с другими жильцами по бараку, иногда пуская в ход и кулаки. А рано по утрам, понуро опустив похмельную голову и глядя в пол мутными стеклянными глазами, часто курсировал от их с Мишей комнаты до расположенного в конце коридора туалета и обратно, при этом как-то механически-резко переставляя свои кривые ноги. За эту походку соседи дали Володьке прозвище - Ошибка Франкенштейна. И действительно, он очень внешне походил на чудовище из фильма ужасов, который так любили смотреть все воспитанники интерната, где вырос Мишка. Лицо соседа, изуродованное шрамами, всегда одутловатое и неподвижное, не выражало никаких эмоций и имело скорбный серый оттенок, то ли от горькой нищенской судьбы и одиночества, то ли просто от грязи, которую Володька не смывал с себя годами.
- Это, Мишка, те моются, кому чесаться лень,- любил повторять он своим сиплым голосом, добавляя неотступно преследующее каждую сказанную им фразу, всеобъемлющее, - б-ля!
Но, ни странные принципы личной гигиены, ни даже потрясающее сходство с персонажем ужастика не удивляли Мишу настолько, насколько то, как ловко в этом уродливом подобии человека уживались две противоположные крайности: безразличие и даже ненависть к людям и бесконечная любовь к кошкам, которых у Ошибки было аж пять штук (плюс ещё три новорожденных котенка). Вся эта ненасытная мяукающая свора тоже жила с ними в одной комнате. Володька кормил питомцев со своего небогатого стола и был всерьёз озабочен будущим любимых «оглоедов». По выходным он носил котят на рынок, но не чтобы продать за бутылку, а просто отдать их в хорошие руки, однако к вечеру возвращался обратно со своим выводком и крыл весь честной народ отборным матом, обвиняя людей во всех бедах и неудачах, неотступно преследующих и его котят, и самого Володьку. А Мишке потом и дальше приходилось засыпать и просыпаться под устоявшееся в комнате кошачье зловоние.
В бараке Миша стал мучиться от бессонницы. Он поздно ложился, засиживаясь за учебниками, потому что решил для себя во что бы то ни стало выучиться и получить профессию. Ведь главная ошибка Володьки, как казалось Мише, и состояла именно в его необразованности.
«А что ему еще оставалось после детдома? – думал Миша о нем. - Особых склонностей к наукам он, по всей видимости, не имел, учиться не хотел, вот и пошел воровать, дурное дело – не хитрое…».
Как бы там ни было, а сосед, действительно, отсидел в тюрьме за кражи полжизни, но вот последние десять лет уже не привлекался. Анна Тимофеевна, полная женщина лет пятидесяти, тоже соседка по бараку, говорила, что он все эти годы просит милостыню у храма на кладбище.
Вернувшись в барак, преодолев тяжелую, готовую сорваться с петель в любую минуту, входную дверь, Миша направился к себе в комнату. Она была на втором этаже. Именно оттуда доносилась ругань Анны Тимофеевны и Володьки.
- Неплохо пристроился, тунеядец несчастный!- кричала соседка.- Конечно! Стой себе с протянутой рукой - и работать не надо, и воровать незачем – всё кто-нибудь да подаст: то копеечку, то кусок хлеба…только ведь знали бы люди, кому подают! Зек проклятый, всю жизнь воровал по-черному, а теперь стоит, в глаза честным людям заглядывает…тьфу, даже противно!
«Всю жизнь…»,- отдалось у Мишки в голове. И тут он вдруг первый раз за все время, проведенное в бараке рядом с Володькой, подумал: «сколько же Володьке лет?». Но ответить себе на этот вопрос он не смог, потому что у Ошибки возраст точно не определялся и варьировался где-то от тридцати пяти до шестидесяти лет, и медленно, невольно прислушиваясь к крикам, стал подниматься к себе в комнату.
- Корова, б-ля! Проститутка! – орал Володька.
- Деградант несчастный! Да чтобы я тебе хоть раз еще в долг дала, хрен тебе!
- Дала! Да я на тебя ни в жисть не полезу! Ты себя в зеркало видела?
- Ах ты, тварь!
Послышался страшный грохот. Сверху полетела вниз алюминиевая кастрюля и чуть не попала Мишке в плечо. Отскочив и прижавшись к стенке, он осторожно продолжал подниматься по лестнице.
У Володьки вид был растерянный. Анна Тимофеевна поправляла растрепавшиеся волосы. А в конце коридора, забившись в угол, стояла секретарь декана того института, где учился Мишка. Молодая женщина испуганно смотрела то на него, то на его соседей и не решалась сдвинуться с места.
- Юлия Степановна ,- подошел к ней Мишка,- Зачем Вы здесь?
- Меня Борис Яковлевич послал,- начала она робко,- удостовериться в том, что это всё правда...
Мишка печально улыбнулся.
- Ну что, удостоверились?
- Вполне,- ответила она.
- Чаю? – предложил Мишка. – У меня есть... Это быстро.
- Н-нет-нет, что Вы! Я лучше пойду,- затараторила секретарь и медленно, почти на цыпочках направилась к выходу.
Миша взглядом проводил ее и отправился к себе. В душе он ощущал тихую радость.
"Неужели это всё когда-нибудь и правда закончится?- думал он.- И я буду жить, как человек".
Володька матом выражал свое недовольство Анной Тимофеевной. Коты мяукали, кружась у него под ногами. Но Мишка всего этого не слышал и не вдел. Он знал, что уже очень скоро всё изменится. И даже быстрее, чем он мог себе представить.


Сообщение отредактировал Mihmar - Среда, 22.01.2014, 13:51
 
HelenaДата: Понедельник, 27.01.2014, 09:31 | Сообщение # 47
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 2
Репутация: 0
Статус: Offline

Участник №35
Бастилия.
Недавно я стал студентом и получил комнату в общежитии. Наше общежитие №2 в народе называют «Бастилия». При уборке помещения я обнаружил этот интереснейший документ, который привожу ниже полностью, без сокращений и каких-либо моих правок.

Письмо.

Ваше Королевское Величество!

К милости Вашей припадает узник Бастилии. Обращаюсь к вам с нижайшей просьбой: сократите срок моего пребывания, ибо нет моих сил человеческих терпеть это. Прошу у Вашего Величества прощения, что не обращаюсь по-французски, боюсь оскорбить незнанием хитроумной грамматики. Только крайняя необходимость побудила меня к этому посланию. Обязуюсь к концу пятилетки разобраться в употреблении conditionnel présent, passé immédiat, а также других времён французских глаголов, безусловно, вызубрить и сами глаголы, и, наконец, изложить свою просьбу на языке Вольтера и Рабле.

Крайняя перенаселённость темницы вызывает тревогу не только у меня, честного узника, но и у Администрации сего заведения. Несмотря на то, что Мудрый Архитектор (говорят, что он лишился разума сразу после возведения данного здания и был отправлен в соответствующее лечебное учреждение) предусмотрел аж 13 этажей, рассчитанных не только на три привычных, но и на четвёртое измерение, все: третий, шестой, девятый и двенадцатый этажи густо заселены, а другие этажи – отсутствуют по дальновидной задумке Мудрого Архитектора. Как Вы заметили, все номера этажей кратны магической цифре три, кроме того, числа 9 и 12 - сами по себе имеют сакральный смысл, что доказали ещё пифагорейцы. Жить в таких гнетуще магических условиях невозможно. Разум бунтуется от одной только мысли, что соседними с твоей камерой (находящейся в начале) могут быть камеры из противоположного конца и с противоположной стороны того самого коридора.

Кроме того, несмотря на густую заселённость простыми узниками, в Бастилии обитают вечно голодные и алчные несанкционированные узники, такие как, тараканы рыжей и белой масти, коты всевозможных мастей, обыкновенные Mus musculus. Они лишают бедных узников и без того скудного их питания. Вот, накануне был случай: только получил один из узников от добрейших родственников своих колечко первосортной вкуснейшей французской колбаски, и вывесил её за форточку, дабы насладиться позже, как был ограблен наглым Рыжим Котом. Грабитель добычу унёс в камеру своего хозяина, соседа нашего узника, где и был застигнут с поличным. Сосед оказался человеком честным и истинным дворянином и вернул остатки колбасы. Mus musculus создают честным узникам ещё более проблем. По природе своей, они чрезвычайно домовиты и плодовиты. Поэтому, их гнёзда часто находят в матрацах кроватей бедных узников или в ботинках прошлого сезона. Иногда, в гнёздах оказываются детёныши, что ставит нашедшего перед экзистенциональным выбором: сожрать их самому или покормить всё того же Рыжего Кота. А как известно, неразрешимые вопросы могут приводить личность к фрустрации, что, безусловно, отягощает и без того бедственное положение узников.

А недавно у меня под кроватью поселилась Рассомаха из Массачусетса, чему я, надо сказать, нисколько не удивился. Поначалу, мне было трудно находить язык с Россмахой, по причине незнания английского. Однако, когда был открыт холодильник и извлечена банка килек в томате, начался диалог культур. Рассомаха оказался «своим парнем» и, после пятой рюмки чая, вприкуску с кильками, уже отлично «шпрехал» по-нашему. От него я, кстати, узнал, что кильки по-ихнему «анчоусы». О цели же своего визита гость так меня и не уведомил, сообщив, что поселиться на продолжительный срок. Мы заключили с ним договор аренды помещения под моей кроватью сроком в одну жизнь. Условиями соглашения остались довольны обе стороны: я обязался не раскрывать инкогнито гостя, а он – не мешать моим свиданиям с особами женского пола, кои иногда заглядывают в мою скромную темницу исключительно с целью повышения общего интеллектуального уровня.

Злые языки говорят, что якобы тюрьму нашу Бастилию снесли ещё в 1789 году, и на месте её организовали танцы. Дескать, даже праздник утвердили L'anniversaire de la prise de la Bastille или Le Quatorze Juillet. Смею Вас уверить, что если танцы и организуются, то исключительно внутри Бастилии, но никак не на её месте. Происходит это обычно в коридоре между блоками с камерами по большим праздникам, гордо называемым «фойе». Из наиболее активных узников (и узниц) организуется инициативная группа, которая создаёт условия для танцев. Всё делается сугубо с разрешения Администрации Учреждения и носит крайне пристойный характер. Однако, некоторые обитатели Бастилии неприлично напиваются втихую и совершают, в состоянии глубокого алкогольного опьянения, девиантные поступки. Так на праздновании Дня Узника, маркиз де Сад нецензурно выражался, за что был выдворен из Бастилии решением Совета Узников. Впоследствии приезжала Мать маркиза и слёзно просила Администрацию вернуть сыночка обратно по причине бедственного материального положения семьи, но Администрация, в лице хоть и страдающего лишним весом, но всё-таки справедливого Коменданта, сей благородной женщине отказала. Кстати, несмотря на предлагаемую бочку прекрасного бургундского вина из собственных виноградников семейства де Садов.

Вчера же произошло событие, собственно, побудившее меня написать вам сие послание. В мою камеру подселили ещё двоих узников (а это всё из-за проклятой перенаселённости). Дворяне эти в высшей степени благородные и достойные, но их «эпюра восходящего момента» никак не хотела вписываться в мою космогоническую картину, отчего мы и повздорили. Так же не вписался в пространство камеры кульман. Разумеется, последовала дуэль: двое против двух. Мы с Рассомахой из Массачусетса дрались отчаянно. Рассомаха даже отправил одного из обидчиков вниз головой по лестнице из четвёртого измерения в третье, однако, вскоре фортуна отвернулась от нас... И вот сейчас обращаюсь к Вам, Ваше Величество, с нижайшей просьбой сократить мне срок или, если просьба моя столь дерзка, хотя бы перевести меня в какую-либо другую тюрьму.

Шлю нижайший поклон супруге Вашей Марии Антуанетте (урождённой Марии Антонии Йозефе Иоганне Габсбургско-Лотарингской), а также вашим августейшим деткам (запамятовал их количество). Храни Вас Провидение от Революций и прочих неурядиц.

Преданный Вам узник камеры 1211/3 тюрьмы Бастилия.

Письмо было вложено в конверт с надписью:

Голубиной почтой
N-ский государственный университет,
Ректору (лично в руки)
 
ГеллаДата: Среда, 05.02.2014, 19:59 | Сообщение # 48
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 2
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник № 36

Последний лист
Катя шла домой, ежась под пронизывающим декабрьским ветром. Непоймешь, то ли осень, то ли зима. Снега не было, а деревья упирались в мрачное
небо голыми ветвями.  Девушка не любилаувядшую природу. Грустно смотреть на все это. И вдруг… Катя увидела, как среди
голых веток на ветру трепыхается желтый листок. Один-одинешенек. Казалось,
вот-вот он сорвется с ветки. Но, нет, - держался. Катя остановилась и как
завороженная все смотрела на это чудо. Строчки прилетели к ней как бы сами
собой. Девушка быстро вынула из рюкзачка блокнот и ручку, чтобы успеть
записать. А то сколько раз бывало: вот они, строчки, а поймать в тетрадку не
успела, и все – только хвостиком махнули. Не ухватить. Почерк у Кати был
отвратительным, но она твердо знала: если записала, то уже стихи не улетят.

Зима еще снежком не делает пометки,
И осень не спешит себе давать отбой.
Последний желтый лист висит на голой ветке,
И декабрю назло он борется с судьбой.

Катя еще постояла, посмотрела на этот последний листок. Настроениеулучшилось. Где-то внутри зазвучал мотив, а пальцы словно ощутили гитарную
струну. Каждая мелодия для Кати была цветной. Та, которая рождалась сейчас,
почему-то казалась желтой. Девушка представила, как желтыми волнами идет
гитарный перебор. Она шла и в уме перебирала струны. Очнулась Катя от гудка
автомобиля. Водитель выскочил из машины и орал на нее: «Дурында! Смотри, куда
идешь. Так и лезут под колеса, ненормальные». А Катя только улыбнулась,
тряхнула косой. Мужчина покрутил пальцем у виска, хлопнул дверцей и уехал. Катина
мама, пока еще здорова была, любила повторять дочке где-то вычитанную фразу:
«На перекрестках не пиши стихов». А что поделаешь, если эти самые стихи не
спрашивают, когда им писаться. Перед глазами еще трепыхался тот стойкий листок,
и Катя снова открыла блокнот.

Последний желтый лист вцепился в ветку крепко,
Он на ветру дрожал, но верил в миражи.
И, несмотря на то, что выглядел нелепо,
Старался он еще хотя бы день прожить.

Пока писала, замерзли пальцы. Катя сунула руку в карман, чувствовала,что придут еще строки, которые непременно надо будет поймать. Хорошая песня
должна получиться. Катя смотрела на опавшие листья на газоне, отжившие свой
век. Она шла к дому и ждала, мелодия внутри требовала слов. И они пришли.
Девушка снова схватилась за блокнот и ручку. Слова словно пощипывали ее
изнутри, требовали выхода, и она писала, сжимая ручку замерзшими пальцами.

Последний желтый лист, пожухлый и иссохший,
Упасть к собратьям он на землю не спешит.
Зеленый по весне он думает о прошлом
И из последних сил цепляется за жизнь.

На душе стало радостно. Дома ее ждет мама. Мамочка. Ее первый  благодарный слушатель. И пусть мама ничегосказать не сможет, но по ее глазам дочка поймет, понравилась ли новая песня.
Катя умела домысливать то, что мама говорила глазами. Она не сразу поняла:
что-то ей мешает думать, и желтая мелодия куда-то ускользнула. Остановилась и с
удивлением почувствовала: кто-то трясет ее за плечо. Одноклассница Нонка
кричала чуть ли не в ухо:
- Ты что, глухая, Шацкая? Я тебе ору-ору, а ты какбэ и не замечаешь.
- Извини, задумалась, - Катя взглянула по касательной на Нонку и на ееподружку Аллу, которая смачно щелкала семечки, плевала шкурки прямо на асфальт.
Катя уже хотела сделать замечание, но передумала: зачем и кому нужны слова в
пустоту?
- Я че хочу сказать-то: сегодня после консультации пойдем с нами вкафешку, пивасика попьем, - Нонна даже не спрашивала,  утверждала.
- Спасибо. Я не пью пиво.
- Осподя! Пей лимонад. Но от коллектива-то не отбивайся. Некрасивоплевать на весь класс.
- Нонна, а разве ваша компания – это весь класс? Все равно ядействительно не могу. Мне после консультации домой нужно, - Катя скинула руку
одноклассницы со своего плеча, кивнула и пошла дальше. Вслед зло прозвучало:
- Во, блаженная. Ну, погоди, я тебе спесь-то пообломаю.
А Катя уже забыла об этом разговоре, наблюдая, как ветер кружитпожухлые, скукоженные листья. Ведь не так давно они были красивыми,
разукрашенными осенью в разные цвета. А теперь их топтали ногами случайные
прохожие, да морской бриз подхватывал былое великолепие  в бешеной пляске.

Давно слетели вниз соседи и соседки.
Нет золота берез и пурпура осин.
Последний желтый лист висит на голой ветке
Он декабрю назло, безумствуя, висит.

Катя зашла в квартиру и первым делом заглянула к маме.
- Привет, мамочка! Я пришла. Сейчас накормлю тебя, - мама прикрылаглаза, значит, согласна поесть. Катю это обрадовало. И без того-то тоненькая
мама за время болезни превратилась в тростинку. – Знаешь, а я новую песню почти
написала. Сегодня до ума доведу, а завтра спою тебе, - глаза на неподвижном
перекошенном лице улыбнулись.
Четыре года назад отец объявил, что любит другую женщину. И ушел.После двадцати пяти лет совместной жизни. Мама крепилась, но инсульт – вещь
коварная.  Слегла. Старший брат оформилопекунство, чтобы двенадцатилетнюю Катю в детдом не определили. А потом брат
женился, родился ребенок. И все заботы о маме легли на хрупкие Катины плечи.
Брат помогал материально: и кровать для лежачих купил – только бы маме удобно
было, и телевизор большой на стену повесил – мама все понимала, а говорить и
двигаться не могла, лишь одной рукой шевелила и голову чуть-чуть поворачивала.
Недавно брат помог сменить тесную «хрущебу» в областном центре на просторное
жилье в маленьком приморском городке. К весне обещал достать удобную коляску,
пусть мама дышит морским воздухом. Проведывать своих он приходил раз в неделю,
забивал холодильник всякими вкусностями. А когда сыночка приводил, мамины глаза
светились счастьем.
Раз в месяц к ним приходил Катин отец. Каждый его визит с точностьюповторял предыдущий. Он заглядывал к маме, говорил какой-нибудь ободряющий
штамп, торопливо целовал дочку в щеку, быстро совал ей в ладошку деньги и
убегал, ссылаясь на занятость. Катя подозревала, что не так он спешит по делам,
как чувствует себя виноватым в их квартире. А кто любит ощущать себя виноватым?
После его ухода Катя вытирала слезы с маминых щек. Лучше бы уж совсем не
приходил, чем так - мимоходом.
- Мамуль, мне на консультацию по ЕГЭ, - накормив маму, сказала Катя. –Давай, я тебе спинку подниму, телевизор включу. А приду, мы с тобой помоемся, и
спать. Хорошо? – мама прикрыла глаза.
После консультации Катя торопилась домой, почти бежала, вдыхая свежийморской бриз. «Надо будет завтра листочек проведать, как он там, - думала
девушка. – Пусть держится. А в песне какого-то завершающего аккорда не хватает.
Только я понять не могу, какого именно».
На улице было темно, фонари горели через один. Катя уже почти дошла,когда дорогу ей преградили одноклассницы. Их было четверо.
- Ну, что, блаженная, пойдешь с нами в кафешку? – спросила Алла,выплевывая изо рта очередную шкурку от семечки. Катя молча попыталась пройти
дальше.
- Шацкая, с тобой говорят. Последний раз спрашиваем. Потом пеняй насебя, - Нонна взяла в руку Катину косу и слегка дернула. Алла и еще две
девчонки хихикнули.
- Девочки, у меня совершенно нет времени на эти глупости. Извините, дайтемне пройти, - Катя пыталась говорить вежливо и спокойно.
- Нет, девочки, представляете, мы глупостями занимаемся, а эта шалаваумная слишком. Видите ли, она царских кровей, наверное, мы ей не ровня, - и
уже, обращаясь к Кате, Нонна рявкнула. - Ты, блаженная, фильм «Чучело» помнишь? Знаешь, как с такимипридурошными  поступают? – и уже сильнеедернула Катю за косу.
Девушка попыталась вырваться. Тогда Нонна потянула косу с такой силой,что Катя едва удержалась на ногах. Остальные засмеялись.
- Что вам от меня надо? – Кате надоела эта возня, надо было быстрее кмаме.
Нонна отпустила косу и с силой толкнула Катю, девушка упала в грязь. Итогда одноклассницы стали пинать ее ногами. Не сильно. И только Нонна била с
остервенением и азартом куда придется. Катя не сопротивлялась, лишь прикрывала
голову руками, иначе, как она объяснит синяки маме? В голове крутилась мелодия
новой песни. А перед глазами текла река. И лодочник в ожидании чьей-то души.
Вдруг девушка услышала мужской голос:
- Вы, твари, что же делаете? Вчетвером на одну. Не стыдно?
- Шел бы ты, дядя, своей дорогой, - не унималась Нонна.
- Я сейчас полицию вызову, посмотрим, как ты там заговоришь. А ну,отошла! – окрик возымел действие, побои прекратились. – Давай руку, - прохожий
помог Кате подняться. – Сейчас полицию вызову, снимем побои.
- Спасибо вам. Но полицию не надо, - взмолилась Катя. – Мне бы домой.
- Что ж, не надо так не надо. А зря. Такое не должно оставатьсябезнаказанным. Ну да ладно, пойдем, провожу.
Вслед прозвучало:
- Трахни ее, дядя. Может, поумнеет. Блаженная…
-  За что они тебя так? –спросил мужчина по дороге к Катиному дому.
- Ни за что. Просто я другая. И не хочу быть такой, как они.
Около подъезда прохожий дал Кате визитку.
- Я психолог. Если помощь понадобится, звони, - мужчина протянул Катеруку. – Счастливо тебе. И обязательно оставайся другой.
Дома Катя быстро проскочила в ванную, умылась, сбросила грязнуюодежду. И только после этого в домашнем халатике вошла к маме.  Принесла тазик с теплой водой и крем,поменяла памперс, смазала проблемные места, чтобы не было пролежней. И как
всегда во время этой ежевечерней процедуры ловила на себе виноватый мамин
взгляд.
- Все хорошо, мамочка. Я тебя очень люблю. Ты только живи. Цепляйся зажизнь, как тот листок, о котором сегодня я песню написала, - Катя опустила
кровать в лежачее положение, взбила подушку, поправила одеяло. – Спокойной
ночи, мамулечка, - включила ночник, поцеловала маму в щеку и только после этого
пошла в свою комнату.
Катя перебирала гитарные струны, подбирая мелодию, которая до этогожила внутри. Наконец песня зазвучала. Девушка взяла диктофон и стала напевать.
Последний куплет родился сам собою.

Вот так и мы порой недалеко от Стикса,
Куда приводят нас крутые виражи,
И не спешим туда, пока хоть как-то мыслим,
А, словно этот лист, цепляемся за жизнь.


Сообщение отредактировал Гелла - Четверг, 06.02.2014, 14:26
 
RosaSoleДата: Пятница, 07.02.2014, 11:48 | Сообщение # 49
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 1
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №37
Глава из повести «Сюита для Пина и Бара»
Пин уныло брел вдоль магистрали, мимо столетнего парка с долговязыми осинами. Этот парк был
таким же мрачным и безжизненным, как музыкальная душа Пина. Его мучили
угрызения совести. Если бы он отказался поддержать Треугольника, если бы сумел
настроить товарищей против злодея, Рояльчику не пришлось бы с позором покинуть
театр. Ведь Рояльчик не так уж плох. На самом деле он никогда не задирал нос и
говорил лишь то, что сказал бы на его месте любой другой. Оркестранты попросту
завидовали ему. А Пин? Он был уверен, что Рояльчик приходится ему или
троюродным, или четвероюродным, или сколько-нибудь-юродным братом. Они же
Клавишные! А Клавишные славятся взаимопомощью. Клавишные никогда не ударят
исподтишка. Пину страшно хотелось забыться.
Напротивоположной стороне дороги мигали вывески, светились витрины с модными
запчастями. Всеми цветами радуги переливался рекламный щит с изображением
бутылки полироля. Пин уже успел под завязку наесться фетра, а потому тащился,
еле-еле переставляя ноги. Он кое-как перешел дорогу, по которой неутомимо
носились на электромашинах Фаготы-лихачи, и заглянул в кафе. Это кафе приманило
цветными огоньками уже достаточное количество посетителей, и Пин едва нашел
себе место за барной стойкой. Рядом кто-то крупногабаритный щедро заправлялся
антимолем, время от времени издавая ужасный скрип.
- Яподавлен! О, как я подавлен! – с натугой просипел незнакомец. И тут Пин понял,
что судьба никогда не позволит ему играть в прятки. Она любит сталкивать нос к
носу тех, кому нечего друг другу сказать, но которых так и тянет на
откровенность. Незнакомцем был не кто иной, как Рояльчик.
- Мнежаль, что всё так вышло, - проронил Пин, барабаня пальцами по своей
запылившейся крышке. – Но я знаю, кто виноват в твоей беде.
- А,это ты, дружище?! Как я сразу тебя не приметил? – прошептал Рояльчик, опрокинув
еще одну кружку антимоля. – Послушай, я не хочу знать имен. Ведь это всё равно
ничего не изменит. Лучше давай, присоединяйся ко мне. Мы отпразднуем
сегодняшний день на славу!
Онипили и производили посильный шум до тех пор, пока у хозяина кафе не истощилось
терпение. Матерый Клавесин со зловещими глазками вышиб их своей ножищей прямо
на тротуар и пригрозил, что в следующий раз вызовет отряд Саксофонов из
музыкальной тюрьмы.
- Ну,мы с тобой наделали долгов, приятель, - хрипло проговорил Рояльчик. – Теперь
нас даже работа в Оперном не спасет.
-Верно, - согласился Пин. – Мы выхлебали столько антимоля, что никакая моль и на
километр к нам не подлетит.
- А я,к тому же, и расстроился, - продолжал тот. – Мне бы настройщика. Да только где
хорошего настройщика найдешь? Один лишь Мастер способен вернуть мне силы.
- Чтоеще за Мастер? – сощурился Пин.
- А тыслыхал когда-нибудь про Людей? – шепотом, словно бы для пущей таинственности,
спросил Рояльчик. – Среди них встречаются Мастера. И они делают… нас.
-Сказки! – буркнул Пин, с трудом удерживаясь, чтобы не завалиться на бок. – Мы
появляемся из дупла Кряжистой Сосны в дни летнего и зимнего солнцестояния. Все
это знают. Я бы не забивал себе голову чепухой насчет Мастеров.
Онивразвалочку шагали по бульвару Гармонии, долго и с упоением споря о
существовании Людей. Рояльчик заикался и невнятно бормотал. Он непременно хотел
отыскать своего Мастера. А Пин рассеянно глядел по сторонам, шатался, а один
раз чуть было не полез в драку со своим отражением в витрине магазина. Хотя по
натуре он был весьма спокойным и философски настроенным фортепиано.

Когдана следующее утро он пришел в театр, в глазах у него немножко плыли декорации,
а левая педаль по непонятной причине заедала. Стало известно, что на
освободившуюся должность солиста взяли новый рояль. Он был чванливый, как сотня
разнеженных  королей. «Обитатели» Ямы пребывали от этого далеко не в
восторге, и никто даже не поприветствовал Пина. Ирландская Волынка сидела надувшись,
скрипка Скри нервно пощипывала свои струны, а контрабас Гамба сновал по Яме в
поисках клея – у него опять что-то не ладилось с усами.
-Говорят, Он спесив и не терпит пререканий, - шептал флейте гобой. - Уж с ним мы
точно наплачемся.
-Клей, у вас не найдется клея? – шумел Гамба, топоча, как стадо носорогов.
Тутнаверху кто-то кашлянул. А потом еще и еще раз. Пин осторожно поднял глаза на
сцену. Там, во всём своем блистательном великолепии, возвышался Рояль, которого
оркестранты уже успели прозвать Павлиньим Хвостом.
-Лопни моя дека, если подо мной не сборище третьесортных инструментов! –
воскликнул Павлиний Хвост, хлопнув огромной черной крышкой. Инструменты
мгновенно заметили разницу: у Рояльчика крышка была белая. И он не позволял
себе утробно хохотать, как хохочет сейчас этот.
Сегодняоркестр разбирал новую программу.
-Работайте, работайте! – взвизгивал дирижер. – Премьера не за горами!
ПавлинийХвост вел себя исправнейшим образом, однако у всех без исключения после
репетиции остался необъяснимый осадок. Новый рояль играл грузно, как играют
похоронные марши, и время от времени в его партии проскакивали неприятные
обертоны. Струны внутри его чугунной рамы угнетающе вибрировали, что напоминало
Пину о самых безрадостных минутах в его жизни.
Домойон вернулся удрученный донельзя. И обнаружил записку. В записке говорилось
следующее:
«Вашеповедение непростительно.
Уехалв город Ре.
Ужин вхолодильнике.
Бар».
Побольшому счету, этого и следовало ожидать. Бар никогда не отступался от своих
слов.
Наужин Пин съел немного древесной стружки, закусил шелком и примостился в уголке.
Перед сном он обыкновенно упражнялся, поигрывая гаммы и этюды. Сегодня его этюд
получился скомканным, неровным и больше походил на джаз. Сон никак не шел. Пин
всё припоминал слова Рояльчика, припоминал и размышлял:
«Рояльчикговорил, что Мастера очень  трепетно относятся к своим творениям. И если
однажды он найдет своего Мастера, между ними навеки установится крепкая,
нерушимая дружба».
Пинпроиграл арпеджио на правой педали и, пока затихало звучание аккорда, он думал,
думал, думал. А потом снова играл – и снова думал. И мысли у него были путаные
и бесцветные.
***
Онпроснулся гораздо раньше, чем просыпаются неугомонные Дудуки и начинают
заунывно свистеть верхом на водосточных трубах. Солнце без тени смущения
полыхало на востоке. Ну, еще бы ему смущаться! Оно же не играет в каких-нибудь
оркестрах. Его музыку не оценивают все, кому не лень. Светит себе и
светит.
«Нарепетиции вполне справятся и без меня», - внезапно решил Пин. Очень уж погожий
выдался денек. О, если бы можно было взять и запихнуть солнце в темную
оркестровую Яму!..
Оннакупил кучу всяких вкусностей, пчелиного воска, проволоки и отправился со всем
этим скарбом в гости к Рояльчику. А Рояльчик, как выяснилось, слег. Причем без
надежды на скорейшее выздоровление.
- Какже тебя так угораздило? – ахнул Пин. – Ты на себя не похож!
- Яразваливаюсь на части, - прохрипел тот, и его струны зарыдали каждая на свой
лад.
- Втаком состоянии ты не можешь искать Мастера, - резонно заметил Пин. И, не
задумываясь, добавил:  – С этой задачей я вполне мог бы справиться сам.
Действительно,что ему терять? Бар уже, наверное, на полпути в свою «провинцию», а дом в
отсутствие хозяев послужит пристанищем для бедняков: кого-нибудь вроде
подгулявшего Баяна или громкоголосой, сварливой Бандуры.
-Яслыхал, в городе Ре живет мудрец, - откашлявшись, проговорил Рояльчик. – Он
знает, как попасть в мир Людей. Зовут его Клавикорд Пизанский.
- Вгороде Ре? – переспросил Пин. «Какое совпадение! – подумал он. – И какая удача,
что Бар отправился туда же!»
Онпоплотнее обвязал Рояльчика шерстяным шарфом, наказав ему откусывать от шарфа
по кусочку, по ниточке. Поставил сумку с проволокой у окна и еле сдержался,
чтобы клятвенно не пообещать найти Мастера в ближайшие несколько дней. Всё-таки
пара-тройка дней для таких грандиозных поисков – срок маловатый.
Путешествиенамечалось из ряда вон выходящее. И уж не пойму как, но Дудуки, которые поют на
водостоках, прознали о нем раньше, чем кто-либо еще. Даже раньше, чем
любопытные соседи Рояльчика. Эти «ранние пташки» рассвистели о походе в мир
Людей на весь город, и когда Пин поравнялся с оградой своего домика, то не на
шутку удивился. У плетня толпилось несметное число музыкальных инструментов. И
все что-то пищали, бренчали, трубили. Большой желтый Барабан самозабвенно
барабанил по собственной голове и, по-видимому, получал от этого занятия
немалое удовольствие.
- Мнеговорили, за границей продают качественный клей! – гремел старый контрабас
Гамба. – Будь другом, привези три бочонка!
- А яслышала, у них производят стойкий лак! – визгливо кричала какая-то скрипка.
- Имне лаку, и мне лаку! – неслось из толпы.
- Несочти за труд, купи мне новые струны! – выкрикивал Гитарчик, который любил
бардовские песни.
Пинбыстренько нырнул в дом, захлопнул дверь и заперся на все засовы.
- Вотприставучие! – посетовал он. – Придется выдвигаться поздно ночью, чтобы не
вздумали меня сопровождать. Иначе этот парад протянется за мной до самой
городской черты.
Бесстыжеесолнце сияло на небосводе и никак не желало спускаться за горизонт. Остаток дня
Пин провел за сбором багажа, припрятыванием ценностей на заднем дворе и
сочинением объявления. Объявление гласило, что дом становится приютом для нищих
до возвращения владельцев.
Когдаон с котомкой за плечами выглянул на крыльцо, листву садовых деревьев ворошил
теплый ветерок, а в черной выси мягко мерцали звезды. Уютно горели окошки
домов, у кого-то из печной трубы валил густой дым. Стояла такая тишина, что
было слышно, как зевают Саксофоны из патруля.
«Верноизрек мудрый Орган: как путь начнешь, так его и закончишь. Значит, начинать
следует без спешки», - рассудил Пин и двинулся вперед, по мощеной камнем
дорожке.

Добавлено (07.02.2014, 11:48)
---------------------------------------------
Взрыв над Албанией

В день отправления
Сатурнион Деви собрал студентов и преподавателей на центральной аллее парка,
взошел на шаткий помост и побарабанил пальцами по микрофону.
-Итак, кхм, попрошу тишины! – Он откашлялся и обвел толпу прищуренным взглядом.
Малиновые и желтые шарфы, пестрые зонтики, капюшоны – настоящий осенний парад,
правда, совсем безрадостный и апатичный. Публика недоумевала, а некоторые не
стеснялись выражать свое осуждение вслух. Покапывал редкий, противный дождик,
и, кабы не навес над сценой, директор проявил бы к аудитории куда большее
сочувствие.
–Сегодня у нас грандиозное событие! – важно изрек он. – Ровно через час группа
молодых исследователей, которых мы все прекрасно знаем, вылетит в Грецию на
аэроплане новой модели «Молния», конструктор которой также хорошо известен: мой
незаменимый помощник, Туоно!
Послышалисьжидкие аплодисменты, и несколько голов повернулось в сторону легендарного
заместителя. Тот улыбался, потирал свои холеные руки и больше всего походил на
привередливого, откормленного кота.
- Ихотя летательный аппарат впервые совершает столь длительное путешествие, нет
никаких поводов для беспокойства. «Молния» прошла тщательную проверку, вся
техника в исправном состоянии, а с управлением освоится даже ребенок. Не так
ли, господин Туоно?
-Совершенно верно, - подтвердил тот.
- Неоткажите нам в любезности, опишите машину поподробнее, - медоточиво произнес
Деви, и надо было видеть, с какой неохотой Туоно сменил его у микрофона. Начал
он издалека, с бесцветного очерка о воздухоплавании, после чего принялся
излагать сухие факты о самой конструкции, периодически бросая тревожные взгляды
на арку, откуда вскоре должен был выйти синьор Кимура в сопровождении своей
малочисленной «свиты». Выражение сытого довольства постепенно сползло с его
физиономии, толпа расслабилась и зашелестела, дождь заметно усилился.
«Хлоп-хлоп-хлоп!» - пораскрывались зонты. У подстриженной туи, под черным
зонтом, особняком от всех стояла Аннет Веку. Бледная, как полотно, с опухшим
после бессонной ночи лицом… представители  готической субкультуры приняли бы
ее за свою.
-Уникальная экономичность, слияние фюзеляжа с крылом, - рассеянно повествовал
Туоно. – Высокие аэродинамические показатели…
-Очень увлекательно, - не вытерпел директор и отобрал у него микрофон. – А вот и
наши смельчаки!
Но те,к кому относились эти слова, отнюдь не чувствовали себя смельчаками.
-Джулия, ты взяла теплые свитера? – спрашивала Джейн, убирая со лба мокрую челку.
- Угу.
- Алекарства?
- Угу.
- Апро шампунь не забыла?
- Незабыла, не забыла, - раздраженно отозвалась Венто, волоча за собой тележку с
саквояжем. – Полотенца и фен в сумке у Франческо.
Франческоплелся следом.
- Кчему все эти церемонии, если студенты выезжают на стажировку чуть ли не каждый
год! – удивлялся он.
-Церемонии не из-за нас, - сказала Джейн, - а из-за нового самолета. Туоно
утверждал, что он испытан.
-Туоно?! – воскликнула Джулия, став столбом посреди дороги.
-Что-то не так?
Неответив, девушка расстегнула сумку и принялась в ней рыться.
- Мненадо было кое в чем удостовериться, - объяснила она потом. – Если произойдет
непредвиденная поломка, ветвь сакуры может сослужить нам добрую службу.
Франческовсполошился:
- Нехочешь ли ты сказать, что заместитель директора лжец и нашим жизням угрожает
опасность?
- Меняпредупредили, что он неблагонадежен, - ответила Венто. – Если бы имя инженера
сообщили заранее, возможно, мы бы успели принять необходимые меры. Но теперь на
попятную идти поздно. Отступать после стольких приготовлений и торжественных
речей?
-Зачем же отступать? – вмешалась Джейн. – Сядем на другой самолет, да и дело с
концом!
- О,так мы от него никогда не отвяжемся, - возразила Джулия.
- ЕслиТуоно намерится свести с нами счеты, он нас и из-под земли достанет, -
подхватил Франческо, – и в воздухе нагонит.
-Больше всего я боюсь взрыва, - проронила англичанка.
Вэтот  момент к ним подоспел Кристиан. В отличие от ребят, он был налегке и
взял с собой один только кейс.
- Очем толкуете, господа?- поинтересовался он, положив руку Джулии на плечо. Та
вздрогнула. – Не пора ли нам на взлетную площадку?
Покатройка путешественников совещалась, директор даром времени не терял. Он
спустился с трибуны, вынул из кармана увесистую связку ключей на ржавом кольце
и повел толпу к первым воротам, которые открывались лишь с его позволения, и то
в исключительных случаях.
-Прибавим-ка шагу, - сказал синьор Кимура. - Донеро наверняка уже на
испытательном полигоне.
Испытательныйполигон занимал площадь в триста гектаров и располагался за толстой, высокой
стеной, последней линией защиты Академии. В каменной кладке, заросшей
Виргинским виноградом, пряталась старая решетчатая дверь, ужасно капризная и
неподатливая. Когда Деви вместе с закисшей толпой вышел за ворота и показался
на дорожке, окаймляющей Академию, на смотровых башенках, по всему периметру
наружной стены, зажглись огни.
-Батюшки! Никак сумерки подступают! – спохватился Деви и поспешил к потайной
двери. Но нашарить ее было не так-то просто. Цветистый занавес винограда
поглотил директора целиком, и только по звяканью связки ключей да по сердитому
бормотанию можно было определить, что в зарослях кто-то есть. Пурпурные и
янтарные лозы изловчились и оплели не только стену, но даже один из
наблюдательных пунктов, в связи с чем Деви часто созывал собрания, на которых
раз за разом вставал насущный вопрос: как сдержать рост этого невозможного
растения.
Покаон возился с дверью, скучающая публика рассредоточилась по аллее, от края до
края усаженной холодостойкими пальмами и цитрусовыми. Прогуливаясь вдоль
главного корпуса, Аннет хмуро поглядывала на сводчатые окна фасада и
прикидывала, какой кафедре принадлежит то или иное окно.
«Вотэто, с лопнувшим стеклом, наверняка пострадало от химического опыта, а вот
здесь явно постарались физики…»
-Никогда не выходил за первые ворота! Как входил, помню, а чтобы наоборот… -
послышался звонкий голос Франческо. Аннет быстро укрылась за пышнолистой
арекой, и в этот миг на дорожке появилась «славная» четверка. Джейн грызла
ноготь, неся в другой руке свой багаж. Росси болтал, как заведенный, а
человек-в-черном что-то сосредоточенно разъяснял Джулии. Ах, как бы Аннет хотела
оказаться на ее месте! Смотреть в его бездонные глаза, любоваться его
неотразимыми чертами, впитывать каждое сказанное им слово… Она стиснула зубы.
Почему всё, о чем только можно мечтать, получают недостойные? Почему люди,
которые заслуживают царских почестей, вечно остаются у разбитого корыта?!
Сегодня, когда синьор Кимура улетит на Крит, ее шансы снизятся до нуля.
«Проникнуть в самолет до старта? - мелькнула у нее мысль. – Ах, я не отважусь
на это!». Ее душили слезы бессилия, и состояние было такое, что хоть в петлю
полезай. «А может, и правда, в петлю? Чего уж там! – стал нашептывать чей-то
мерзкий голосок. – Покончишь разом со всеми несчастьями…»
Носекундой позже коварные увещевания оборвались – дверь наконец-то дала слабину и
сварливо заскрипела.
-Готово! Сюда! – позвал Деви, высунувшись из-за разноцветной драпировки.
- Таквот где вход! – изумился Франческо. – А я думал, за стеной густой лес…
- Задругими стенами действительно лес, - сказал Кристиан.
Онсошел с дорожки между двумя лимонными деревьями и, чтобы срезать расстояние,
двинулся напрямик, по мокрой траве. Джейн здорово вымочила ноги, так некстати
обув замшевые ботинки.
-Авось, обойдется, - сам себя успокаивал Франческо, - и самолет не рванет в
небе…  - Но едва он очутился на полигоне, его глазам предстала
замысловатая машина, совершенно не вяжущаяся в его представлении с самолетом. –
Да это же уменьшенная копия инопланетного корабля, не иначе! – воскликнул он. –
А вместит она всех? Может, мне здесь остаться?
-Давай, не глупи, - подтолкнула его Джейн, настроение которой испортилось самым
непоправимым образом. – Топай!
Сквернаяпогода, скверные предвестия, скверное самочувствие… Ей тоже не хотелось
уезжать. Зачем она только ввязалась в войну с работорговцами? Сидела бы сейчас
в уютном кресле, попивала бы какао. Ан нет, всё туда же! Приключений на голову
недостает.
Поравнявшисьс «Молнией», Кимура провел рукой по металлическому корпусу, обследовал крылья и
заглянул в кабину. Донеро там не оказалось.
-Запаздывает наш друг, запаздывает… - заметил директор, осторожно поднырнув
Кристиану под локоть. – Но ничего, время терпит. Правда, сейчас вечереет
ра-а-ано, - протянул он и вдруг запнулся. В пустом бассейне, который зачем-то
вырыли на краю полигона, ему померещилось движение. Разные необъяснимые вещи
Деви обыкновенно приписывал полтергейсту, но не успел он произнести слово
«полтергейст», как из бассейна выпрыгнули два пухлых чемоданчика, оба красные,
обклеенные заграничными марками и рекламными листовками.
- Чтобменя! – в смятении пробормотал директор. Вслед за багажом в свете прожекторов
очутился Донеро.
–Безобразие! Подкоп средь бела дня! Ну, я ему устрою! – завелся Деви и, смешно
размахивая руками, ринулся навстречу географу. Кристиан не удержался от улыбки.

-Понимаете, какая штука, - оправдывался Донеро. – Этот подкоп существует со
времен создания Академии. Не я первый, не я последний им пользуюсь. А сколько
еще других ходов!
Егоответ не на шутку огорошил директора.
- Имного таких, э-эм, ходов вы насчитали? – потерянно спросил он.
- Даздание пронизано ими, всё равно что гигантский термитник! – ляпнул
географ.

Самолетпроизвел на сонную публику магическое действие: она разом ожила, загомонила, и
теперь уж на полигоне стоял такой шум, как если бы там справляли какой-нибудь
грандиозный праздник. Первых в истории авиаторов провожали не с меньшим почетом.
-Гляди, вон они, вон! – толкала Роза россиянку. – Донеро одет по всем правилам:
и кожаная куртка, и лётный шлем. Хотя зачем ему шлем, если кабина всё равно
закрытая? Ах, ну, он же щеголь известный!
Лизаедва сдерживалась, чтобы не разреветься. Улетали-то без малого на полгода!
Хорошо, если Джулия сознается в своем проступке и вымолит у Донеро прощение. А
если нет? Разве осмелится Лиза, пусть даже через полгода, подойти к нему и,
стыдно сказать, наябедничать на Джулию?!
-Франческо какой-то странный, - заметила между тем Мирей. – Его как будто
колотит.
-Может, он высоты боится, - допустила Роза. – Меня, к примеру, в эту машину
никаким пряником не заманишь.

Случилосьтак, что Аннет Веку, преодолев густые заросли винограда и протиснувшись через
толпу, оказалась плечом к плечу с заместителем директора. Тот щурил свои
поросячьи глазки и что-то бубнил себе под нос. Он не перестал бормотать даже
тогда, когда одному из чемоданчиков Донеро, не в меру располневшему, вздумалось
явить миру свое содержимое: шарфы, множество изысканных шарфов самых
разнообразных оттенков.
- Вы,никак, на показ мод собрались? – удивился директор.
-Оставьте, Сатурнион. У каждого ведь свои причуды, и я не вижу причины, по
которой стоит запретить перевозку подобного груза, - сказал Кристиан, за что
географ поклонился ему в знак глубочайшей признательности.
- Выже знаете, как придирчив наш уважаемый директор, - говорил он потом, в кабине.
– Если к чему прицепится, так намертво. А я коллекцию шарфов во все турне беру.
Она мне приносит удачу.
-Весьма громоздкий талисман, - заметил Кимура. – Надеюсь, в управлении «Молнией»
его содействие вам не понадобится?
- О, яопробовал этот аэроплан еще позавчера. Спасательная парашютная система,
кондиционеры, кожаные сидения… А какая здесь удобная панель управления! Я уж не
говорю о легкости маневрирования!
- О,пожалуйста, только не маневры! – хором взмолились Джулия и Джейн.
- Увас не найдется таблеток от укачивания? – на всякий случай попросил Франческо.

Когдазажужжал мотор и самолет стал набирать скорость, зрители затаили дыхание. Он
был готов вот-вот оторваться от разгоночной полосы и взмыть в сиреневое небо,
когда Аннет услышала слова, заставившие ее сердце дрогнуть.
«Летите,голубчики, скатертью дорога! – процедил Туоно. – Разорвет вас на клочки –
косточек не соберешь».
Он незнал, что у них на уме, однако считал, что перестраховаться не помешает. Если
смерть и не постигнет их в пути, то на Крите им придется несладко. «Уж я-то
постараюсь, - думал заместитель директора. - Недаром прославленный полководец
Помписк копал ямы на тех дорогах, которые вели к его лагерю. Враги шли этими
дорогами и попадались в ловушку. А чем я хуже Помписка?».
«Неужелиэтот человек задумал их погубить? – спросила себя Аннет, услыхав его полное
ненависти напутствие. – А если так, на чьей я стороне? И каковы мотивы Туоно?
Почему он желает им смерти?». На все эти вопросы она не находила ответа, однако
вернее согласилась бы погибнуть вместе с Кристианом там, среди туч, чем влачить
горькое существование в одиночестве. Джулии «везло» куда больше, но сейчас она
была недосягаема, а соперников Аннет предпочитала держать под боком…
«Врядли Туоно станет враждовать со студентами, - рассуждала она. – Вероятно, ему
досадил кто-то из преподавателей. Донеро или синьор Кимура? Судя по отзывам
старшекурсников, географ старается избегать конфликтов и ведет довольно тихую
жизнь, если не брать в расчет его постоянные командировки. Следовательно,
остается синьор Кимура. В чем-то они с Туоно не поладили… А вот в чем? Будем,
однако, надеяться, что ожидания заместителя не оправдаются и полет окончится
благополучно».

Едвагудение «Молнии» затихло в отдалении, студенты стали разбредаться по полигону,
точно беспризорные овечки. Профессора, напротив, объединились и начали что-то
горячо обсуждать. Деви приструнил и тех, и других.
-Построиться! За ворота шагом марш! – скомандовал он, как заправский генерал. –
Нечего здесь прохлаждаться! Для прохлаждений есть парк.
-Вишь, распетушился, - проворчал какой-то древний старичок, читавший лекции по
техническому черчению. – Я в этот полигон, можно сказать, всю душу вложил и
проект, как дитя, вынашивал, а теперь меня гонят. Никакого почтения к старшим!
…Поворачивая ключ в ржавой замочной скважине, Деви чувствовал себя отменно и
весьма гордился тем, что обеспечил стажировку своим подопечным. Если бы он
додумался хоть как-то связать просьбы учениц посодействовать им в поисках мафии
и настоятельное прошение синьора Кимура, то ему, несомненно, открылась бы
истинная цель путешествия. И не исключено, что дело приняло бы совсем другой
оборот. Директор устрашился бы идти на столь явный риск, а Туоно наверняка
попытался бы испортить всю обедню. Однако на совещании Кристиан успешно
уклонился от этого вопроса, что, впрочем, не избавило его от козней коварного
заместителя. Он таки покопался в моторе.

- Какдумаешь, с ними ничего не случится в пути? – беспокоилась Роза, обрывая кустик
самшита возле скамейки в парке.
-Перестань калечить растение, - сказала Мирей. Она почему-то пребывала в твердом
убеждении, что злоключения их минуют.
-Самолеты терпят крушение почти каждый день, - как бы невзначай проронила Лиза.
-Глупая! Типун тебе на язык! – перекрестилась Роза. – Это ведь не простой
самолет! Он оснащен по последнему слову техники.
- Какты можешь говорить такое,  когда в нем летят наши друзья? И твой Донеро,
между прочим, тоже, - вознегодовала Мирей. – Ты, считай, только что вынесла им
смертный приговор.
-Ничего я не вынесла, - обиделась Лиза. – С языка слетело, что ж теперь?
-Неосторожное слово сродни бомбе замедленного действия, - веско сказала Мирей. –
Даже мысли имеют свойство воплощаться.
- Я вэто не верю, - буркнула россиянка.
- Онаверит в фатум, - тихонько подсказала Роза.
Углубившисьв свои размышления, Мирей никак не отреагировала на ее замечание.
«Наднях Джулия много нервничала, что я, по наивности, приписывала волнению перед
отъездом. Мне и в голову не приходило, что она могла узнать нечто такое, отчего
развеялись бы все ее радужные чаяния. Вдруг самолет действительно попадет в
аварию?... Ах, нет, что это я? – опомнилась француженка. – Laissez chat qui
dort». [21]
***
Джейнсмотрела в иллюминатор, на проносившиеся мимо свинцово-серные клочья облаков,
когда «Молния» внезапно вынырнула в чистое небо. Солнце спешило убраться
восвояси. Оно послало ввысь свой последний лучик, последний «воздушный
поцелуй», словно бы дразнясь, и скатилось за горизонт.
-Почему мы вылетели так поздно? – сетовал Франческо. – Бортовые огни в темноте
лучшая приманка.
- Апо-моему, что днем, что ночью, самолет отличная мишень, - высказалась Джулия.
-  Другой вопрос: кому понадобится в нас палить?
-Туоно мог обо всём догадаться и снарядить своих людей, - сказал Кристиан. – В
Академии довольно подсыльных.
- Чтовы говорите?! Этот милый толстячок? – подал голос Донеро. – Да он и мухи не
обидит!
- Емуне пришлось бы никого снаряжать, - возразила Джулия, не удостоив реплику
географа ни малейшим вниманием. – Достаточно было бы вывести из строя
какой-нибудь механизм...
И тут,словно в подтверждение ее слов, на панели управления замигала красная лампочка.
-Керосин меня разбери! - выругался Донеро. – Неполадка в двигателе!
- Выуверены? – встревожился Кристиан.
- Я неуспел выучить, что означает каждый из индикаторов, но этот точно отвечает за
состояние мотора.
- Донего можно добраться изнутри?
-Думаю, да…
-Тогда не тратьте времени, мой друг! Я сменю вас!
Самолетнакренился, но Кристиан тут же его выровнял, с усилием потянув штурвал на себя.
Стрелка вариометра подрагивала на нулевой отметке, следовательно, бить тревогу
было рано. Но когда всклокоченный Донеро примчался с вестью из топливного
отсека, Кимура и его ученики ощутили запах горелой резины.
-Короткое замыкание! – объявил географ. – Молитесь!
- Таки знал, так и знал! – заныл Франческо, запустив пальцы в шевелюру. – Теперь нам
всем крышка!
Джейнсжалась в комок и спрятала лицо в ладонях, а Джулия, не мешкая, бросилась в
багажное отделение.
-Назад! – вскричал Кристиан, срываясь с места. Но он не успел ее догнать – из
камеры для хранения багажа повалили клубы дыма. Пока Донеро сражался с
рычагами, Франческо сбросил с себя оцепенение и вскочил на ноги, предполагая
отыскать парашюты. Но и полки, и отделения позади сидений оказались пустыми,
что привело Росси в еще большее отчаянье: «Как нам выбраться из этой штуки,
прежде чем она развалится на части?!». Он сполз по стенке на пол, подле Джейн,
а мозг сверлила неотступная мысль: «У тебя всегда есть выбор. Выбор сгореть в
огне или же встретить свой конец, выбросившись из люка».
«Молния»стала терять высоту. Приборы приказали долго жить, а датчики словно обезумели,
выдавая попеременно то одни, то другие цифры. Теперь панель управления больше
походила на игровой автомат, от которого «азартный игрок» Донеро тщетно пытался
добиться толку.
Вглазах Джейн Кристиан прочел немой укор: «Вы должны были это предвидеть,
предвидеть и предотвратить». Кабина наполнялась едким дымом, становилось жарко.
Кимура знал: если откинуть люк в полу фюзеляжа, можно ненадолго отсрочить
гибель – гибель от удушья, но, увы, не от взрыва. Он прогремит в положенный
час, секунда в секунду…  Мысли путались.
Резкимтолчком его швырнуло на приборную панель, и он чудом избежал удара о лобовое
стекло. Боковым зрением он увидел, как исказилось лицо Донеро. Весь в испарине,
белее мела, географ вел машину прочь от городов и сельских местностей, чтобы от
взрыва не пострадали невинные. На то, чтобы спастись самому, он уже не
рассчитывал.
Заходясьсухим кашлем, примчалась Джулия.
- Тыжива! – воскликнула Джейн. – Жива!
-Быстрее! Возьмемся за руки! – крикнула та.
-Керосин меня разбери, не умирать же нам поодиночке! – взбодрился Донеро и
соскочил с кресла пилота. В этот миг «Молния» встала на крыло и перешла в пике.
Никто не удержался на ногах. Франческо, однако, не выпустил руки Джейн, географ
вцепился в плащ Кристиана, а Джулия почувствовала, как сильно синьор-в-черном
стиснул ее пальцы…
 
AliusДата: Вторник, 18.02.2014, 15:39 | Сообщение # 50
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 1
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №38
ВВЕДЕНИЕ.

Этот рассказ - не профессиональное художественное произведение. Не портрет популярной женщины, который нуждается в красноречивом описании каждой детали одного изображения одного человека... Скорее, изложенная история вкратце рассказывает о миллионах картин, по сотне ликов на каждой из которых, - жертвы геноцида, всякого рода религиозных войн и притеснений . И потому, более нуждается в сокращении, чтоб исключить потерю интереса и привлечь внимание к самой сути болезни. На мой взгляд, являющейся самой опасной и разрушительной проблемой человечества.

Пролог.

От этого яда пока нет эффективного лекарства. Он является причиной унижения, насилия и убийства огромного количества людей по всему миру.
Дискриминация по религиозному и национальному признаку - чума всех времен и народов.

11 декабря 2010 год. Россия, Москва, Манежная площадь.
Митинг, организованный в память, убитого в уличной драке, фаната футбольного клуба «Спартак» Е.Свиридова, и несправедливого расследования его гибели, перерос в межэтнический конфликт и массовые беспорядки. Участники шли под лозунгом «Россия для русских», «Москва для москвичей», «Русские вперед» ...

Каждое действие имеет причину.

Глава 1. Друзья.

Сентябрь 2004-го, Центральная Азия. Узбекистан.

Небольшой промышленный город, где первая часть населения - работает на градообразующих предприятиях; вторая – пенсионеры и учащиеся; а третья предоставляет им все виды услуг. Есть и четвертая категория жителей - туда входят все остальные: работающие на государство и граждане, не обремененные никакой работой вообще. Город живет плавной размеренной жизнью. Днем все в движении и пахнет бензином, а ночью тишина и легкий ветерок. Небо почти всегда ясное и звездное. Глядя на него, понимаешь страсть тех звездочетов, что жили когда-то в этих краях. Космос и его бесконечность гипнотизирует. Можно очень долго рассматривать небесные огни, но восходит главная звезда и другие блекнут. Рассвет. Утро начинается с ярко-желтых солнечных лучей и призыва мусульман на молитву. Заводятся моторы машин, и люди торопятся по своим делам. Сентябрь здесь пятый и последний летний месяц. С его началом, в общую спешку вливаются дети.
-Аслан! – крикнул мальчик, приблизившись к дому. - Аслааан!
-Заходи, Максим! Он только проснулся, - позвала его сестра Аслана с окна второго этажа. - Позавтракаете и пойдете!
-Нет, Зарема, я не зайду, - отказался школьник. - Пусть быстрее собирается! У нас новый учитель сегодня!
Девушка исчезла за белой занавеской, а Максим присел на скамейку у дома, в ожидании друга. Увидев, на голове своей тени, торчащие в разные стороны волосы, он на ощупь попытался уложить их. Но непокорные золотистые пряди не поддались. Взгляд Максима отвлекся на любование ухоженным двориком. Здесь, двухэтажные домики окружили зеленые деревья и подстриженная изгородь. По балконам вьются виноград и роза. Всегда тенисто, спокойно. А главное - все друг друга знают и неплохо общаются между собой. В то время как Максим, не знаком даже с соседями по площадке. Он живет в высотных домах на следующей улице, а там катастрофически не хватает растительности и добрососедских отношений.
-Пошли, Макс! - воскликнул Аслан, выходя из подъезда и поправляя рубашку.
-Наконец-то, - с выдохом произнес Максим.
-Да вчера, до двенадцати за компьютером зависал, - оправдался Аслан. - У нас еще есть время?
-Мало. Но если пробежимся, то до звонка успеем, - предложил Макс.
-Тогда побежали! – устремился вперед Аслан.
Приятели вошли в кабинет на пятой минуте урока.
-Извините за опоздание, - врываясь в двери, пробормотал Максим.
-Да, извините нас,- добавил второй, - на дорогах пробки...
Весь класс рассмеялся. Но учитель, за плечами которой двадцать лет опыта школьной работы, успокоила неожиданную реакцию одним движением правой руки.
-Это у нас кто? - обратилась она к опоздавшим.
-Кузнецов и Умаров, - среагировала девочка с первой парты.
-Спасибо девушка. Но в следующий раз не отвечайте на вопросы, адресованные другим, - не отрывая глаз от мальчиков, ответил ей педагог. Она внимательно осмотрела их с ног до головы, очевидно делая какие-то заметки. Оба юноши были довольно высокого роста. Кузнецов - голубоглазый блондин, с поднятой вверх челкой. А Умаров кареглазый брюнет, с густыми бровями и короткой стрижкой. Этих двоих объединял открытый и доброжелательный взгляд. Хотя у первого присутствовала некая самонадеянная хитринка в глазах, а у второй довольно часто моргал и казался неуверенным в себе.
-Можно сесть? - спросил Максим у учителя.
-Да. Проходите на свои места! – разрешила она. – Впредь, прошу вас не опаздывать.
Ребята расположились за партами.
-Меня зовут Смирнова Жанна Романовна. Я ваш новый классный руководитель и учитель истории, - представилась женщина. - А чтобы нам поскорее познакомиться, я предлагаю вам написать о себе краткое сочинение и прочесть его мне. Разумеется, по очереди, - добавила она. - А Кузнецов и Умаров будут первыми, с кем я познакомлюсь.
-А про родителей и брата тоже писать? - задали вопрос на первом ряду.
-Желательно, - ответила Жанна Романовна.
Спустя несколько минут, Максим начал:
-Меня зовут Максим Дмитриевич Кузнецов. Мне 14 лет, по нации русский. Мы живем втроем: папа - Кузнецов Дмитрий Иванович - директор артели старателей, мама - Кузнецова Марина Владимировна - экономист. Я занимаюсь футболом, играю за команду города. Люблю музыку и танцы.
-Спасибо, Кузнецов, -ответила учительница, жестами рук усаживая Максима и поднимая Аслана.
-Я Умаров Аслан Алиевич, - представился он. - Родился в 1990-ом году, дагестанец. В семье нас пятеро: отец - Али Исмаилович - майор милиции, мама - Фатима Кадыровна - домохозяйка, сестра Зарема работает бухгалтером, а младший брат Наби перешел в третий класс. Я тоже играю в футбол и люблю слушать музыку.
-Очень приятно с вами познакомиться, мальчики, - широко улыбаясь, ответила Жанна Романовна и продолжила с остальными.
Учительница произвела хорошее впечатление. Несмотря на показную строгость, она часто улыбалась, чем не могла не понравиться детям. На вид ей было около сорока лет. Стройная. Она выглядела, как преподаватель высшего учебного заведения, нежели обычной средней школы. Ее классический серый костюм, в черную широкую полоску, идеально сидел. Из него выглядывали манжеты серебристого цвета и узорчатый воротник блузки. А очки в тонкой металлической оправе прекрасно дополняли ее образ и придавали престижности. Но дети были рады новому педагогу не только из-за респектабельной внешности. Они отходили от предыдущего учителя истории. Которая была настолько откровенна в некоторых данных, что рассказала потомкам жертв депортации[1] о предательстве их предков, до того как эту ситуацию им разъяснили дома. После этого, одни ученики начали дразнить и высмеивать других своих одноклассников. Дети в таких случаях бывают очень жестоки, сами того не понимая. Разумеется, такое положение среди учащихся, вызвало волну негодований и привело к ее увольнению.
После уроков, Аслан с Максимом поспешили на стадион. Сегодня был как раз тот день, когда тренировок не было, а собирались разные школьные и дворовые команды играть в футбол на деньги. Каждый участник ставит сумму, эквивалентную одному американскому доллару за один матч. Но иногда ставки значительно повышаются, и вместе с этим возрастает эмоциональная составляющая... Обычно в игре принимают участие 4-5 команд по 6 человек. Играют до первого мяча (гола). Естественно, что чья команда выигрывает чаще, та и зарабатывает лучше. Большинство участников на два-три года старше, чем игроки команды Максима и Аслана. Но, несмотря на разницу в возрасте, ребята нередко выигрывали других. И этот день был тому подтверждением - они не проиграли ни разу. На закате, победители возвращались домой усталые, но полные гордости и радости одновременно.
-Сколько у нас денег? - спросил Максим у друга.
-У меня восемь тысяч[2] за сегодня, плюс свои и дома. Короче, семнадцать штук.
-А у меня чуть меньше, - сказал Макс. - Я вчера диск купил.
-Ты что забыл, на что мы копим? - обидчиво произнес Аслан. - Македон же сказал, что надо по двадцать тысяч! Мы когда-нибудь станем мужчинами или нет? Он нам месяц назад предложил, а мы все никак не накопим...
-Накопим, - с уверенностью ответил Максим. - Ты дядь Хасана знаешь? Моего соседа, который с Таджикистана приехал.
-Алкаш этот? – удивился Аслан.
-Ну да, - подтвердил Максим. - Его старший сын Ислам заплатит нам по десять штук за выходные, если поможем ему
.-И что нужно делать? – зажегся товарищ.
-Он золото моет, - разъяснил Максим. - Мы будем сеять песок и таскать ему, а он промывать.
-Сеять и таскать… Ты думаешь это так легко? - возмутился Аслан. – А если менты поймают? Тогда мой отец нас прибьет! И люди говорят, что там кислота вредная и ...
-Да никто не поймает! - перебил его Максим. - Там сотни людей работают. Платят милиции, и никто их не трогает; а кислотой дышат, только те, кто моет. Мы просто принесем ему тридцать мешков, деньги возьмем и домой.
-Не знаю даже, надо тогда на выходные отпроситься к дяде Ибрагиму, - с сомнением, но соглашаясь, ответил Аслан.
-Правильно. Скажем, что ему надо в огороде помочь, а там он нас отпустит, - спланировал Максим.
-А какой диск взял? - спросил Аслан. - Опять музыка?
-Да, - с выражением счастья на лице, ответил Макс. - Там есть моя любимая песня.
-А-а, которая у Лейлы в машине играла тогда? - понял Аслан, о какой песне идет речь.
-Точно, она, – ответил друг. - Красивая песня. Только не могу понять под какой момент.
Максим каждую жизненную ситуацию характеризовал с какой-нибудь музыкой или песней. И вечерами, не менее двух раз в неделю, он одевал наушники и под выбранный аккомпанемент погружался в мечты, или вспоминал эпизоды прошлого. Это занятие ему так нравилось, что нередко сеансы длились по несколько часов.
-А я тебе говорил, что Наби в музыкальную школу пошел? – спросил Аслан.
-Нет, - ответил Максим. – А на чем играть будет?
-На зурне[3]! - похвалился Аслан.
-Нам с тобой тоже надо хотя бы на гитаре научиться играть.
-В январе Женя-косой приедет. Он может научить, - ответил Аслан.
-Эй, русские! – окрикнула их группа подростков слева. – Быстро сюда идите!
-Блин, это харыпы[4]! – определил Максим. – Что будем делать?
-Мы не можем просто убежать. Надо как-то приколоться над ними, - предложил Аслан.
-О, я кажется придумал, - ответил Максим и достал из кармана деньги. – Мы пройдем? – спросил он у недоброжелателей и показал купюры.
-Ладно! – ответили те и отправили одного забрать «дань».
-Что, испугались, урусы? – надменно спросил посланец.
В ответ, Максим расквасил ему нос, а Аслан ударил в живот. Тот закричал, и началась погоня. Безуспешность обманутых была в том, что преследование могло продолжаться лишь до первого поворота. Дальше, Аслан и Максим были уже в своем квартале. А там им довольно свистнуть и чужакам не спастись. Поэтому неудавшимся «рекетирам» оставалось только кидать через дорогу камни и выкрикивать оскорбительные угрозы.
Неуловимые товарищи разошлись по домам. Где Аслан узнал, что его сестра, в начале ноября, выходит замуж. Женихом стал парень по имени Мурат. Зарема с ним когда-то встречалась, точнее дружила. Его семья несколько лет назад переехала в Подмосковье. Мурат за это время успел получить высшее юридическое образование и устроиться на хорошую работу в Москве. Теперь, когда его самостоятельность неоспорима, он собирается приехать за невестой (об этом договаривались их родители, еще когда жили по соседству). Отец Мурата был военным в отставке, мать - врачом, а младший брат профессионально занимался борьбой. В целом, хорошая семья. Да и Зареме он очень нравился. Так что противников свадьбы не было. Только теща весь вечер рыдала, понимая, что расстается с единственной дочерью на неопределенный срок. Она даже пыталась уговорить мужа отложить свадьбу, хотя пачка пригласительных открыток лежала на столе. И имена ожидаемых гостей уже были них вписаны.
-Зарема еще не закончила стажировку! Кем она там будет работать? - говорила Фатима мужу.
-Зачем ей работать? - удивлялся Али. - Муж будет работать, а она пусть свои женские обязанности исполняет! Пусть детей рожает и воспитывает, дом в чистоте держит...
-Почему не отложить на год? - продолжала жена. - Освоит специальность. Мурат ведь живет отдельно, а в Москве такие цены! – взмахнула она руками к потолку. - Зарема бухгалтер, она может и дома работать, или неполный рабочий день.
-Я решил этот вопрос шесть лет назад, и свадьба через три недели! А за остальное ее муж будет думать. И ему решать - будет его жена работать или нет, - закончил разговор Али, со всей твердостью, присущей следователю уголовного розыска.
На следующее утро, Аслан отнес Кузнецовым пригласительные на свадьбу. Рассказал все, что знал о женихе и планах проведения свадебного мероприятия. Не забывая о планах на выходные, он «отпросил» друга у родителей, якобы помочь одинокому родственнику по дому.
В пятницу ребята приехали к дяде Ибрагиму. Они объяснили ему, что хотели заняться садом, но внезапно начались соревнования. По причине того, что домой они завтра придут, только вечером и очень усталые, земледелие пока придется отложить. Не дожидаясь его расспросов, Аслан перевел тему на свадьбу Заремы, и все возможные подозрения забылись. Впрочем, Ибрагим не придал этому должного внимания. Он был рад и тому, что они вообще его навестили. Жена и ребенок Ибрагима десять лет назад погибли в автомобильной катастрофе. С тех пор он так и не женился, и в доме ничего не менял. Комната дочери и вещи жены оставались нетронуты. Несмотря на несчастье, он не потерял ни веры, ни доброты. А детей младшего брата Али, полюбил как своих. Каждую неделю навещал их семью, задаривал подарками и помогал всем, чем только мог. Часто Али и сам говорил: «Ибрагим мне так замещает отца, что я даже стараюсь не курить перед ним».
В субботу Максим и Аслан вместе с работодателем вышли на свалку заводских отходов - огромная территория, недалеко от медно-обогатительной фабрики. В середине холмистого поля лежали четыре толстые трубы, которые начинались на заводе, а заканчивались в двух-трех километрах дальше, врезаясь в большую и высокую дамбу. Параллельно трубам – слева шумный канал, а справа ручей. Однако у воды не было свободного места. Сотни людей с алюминиевыми тазами, стоя в ней по колено, мыли черный песок. Рядом с ними, еще большее количество людей сидело за лотками, на дне которых лежала у кого ребристая резина, у кого баранья шкура. Еще часть, вооружившись кайлом и лопатами, работала на холмах. Рядом с ними копали ямы на бульдозерах. Другие грузили этот песок и возили к воде на старых грузовиках и бричках. Многие носили мешки на спине. Приезжали и небольшие группы со сварочными аппаратами. Они вырезали лазейки в трубах и за деньги пускали туда золотоискателей. После того, как расстояние внутри трубы (от проема до песка) доходило до двухсот шагов, они закрывали это и вырезали следующее окно. Труба была диаметром в один метр, поэтому людям приходилось на коленях идти до песка. А потом, вместе с мокрым тяжелым мешком, нужно было приползти обратно. Если вдруг приезжала областная комиссия, то постовой предупреждал сварщиков по телефону, и те срочно заваривали проход трубу. Нередко внутри оставались и умирали люди, когда проверяющие задерживались. Помимо указанных, были еще торговцы еды и напитков, скупщики золота, серебра, цветного и черного металла. Две машины сотрудников милиции - днем играли в нарды и собирали «налоги», а вечером разъезжались по барам и чайханам.
Толпу незаконных «металлоискателей» составляли в основном безработные. В теплое время, многие из них даже жили тут в самодельных постройках и шалашах.
-Вот это «клондайк»! – поразился Аслан.
-Не знал, что у нас в городе такое твориться, - добавил Максим.
-Привыкните, - обнадежил Ислам. - Сегодня с вас тридцать мешков и деньги ваши!
Работа началась. Аслан с Максимом дважды принесли по одному мешку. Работа закончилась - приостановилась.
-Слушай Макс, вон того длинного цыгана на ишаке видишь? - указал пальцем Аслан.
-И что? - ответил, лежа на мешке, Максим.
-Он к моей соседке приходит, в женихи набивается. Его кажется Бахти зовут, - продолжил Аслан. - Пойдем, поговорим с ним! Может, даст своего осла на прокат?
-Конечно, даст! Так даст, что не унесем, - рассмеялся Макс.
-Так давай проверим! - оживился Аслан, направляясь в сторону цыган. - Если что, камней много. И он трусливый, как курица.
Переговоры с владельцем животного не удавались...
-Восемь тысяч будет стоить! - озвучил цену хозяин транспорта.
-Какой-то он туповатый, а Макс? – устал выпрашивать Аслан. – Может, настучим ему по башке?
-Правильно! Давай! – подыграл Максим и занял атакующую позицию.
-Посмотрите вокруг, - спокойно, и даже с ухмылкой, ответил неуступчивый, - здесь столько цыган, что мы вас как семечки сгрызем, даже тапочки не оставим.
Вымогатели осмотрелись и убедились в истинности предупреждения.
-Ладно, братан. Мы наверно пойдем? – предложил Максим и дернул Аслана за футболку.
-Подождите! – остановил их Бахти. – Ты пришел в красной куртке, да? - обратился он к Максиму. – Я такую давно хочу, но не могу найти на базаре…
-Мне ее с Европы привезли!
Цыган заинтересовался еще больше, - за нее на два дня ишака дам!
-Да за мою ветровку, твоему ослу надо всю жизнь работать, и то не хватит! – ответил Максим.
-Почему ты отказался? – спросил Аслан у друга, когда отошли подальше. – Тебе же ее в «секондхэнде» за пять сотен взяли!
-Если бы я сразу согласился, то он бы все понял, - объяснил Максим. – Через минут десять пойдем, я сделаю вид, что жалко отдавать, тогда он поведется.
-А-а… - дошло до Аслана.
Теория Максима была доказана. Благодаря животному, товарищи справились к обеду. Вернули бричку, естественно без благодарности, и в отличном настроении отправились к дяде. Там пообедали, напились гранатового сока. Потом решили проехать до Македона, который обещал однажды, сделать из них мужчин, за определенную плату.
Македоном называли двадцатишестилетнего Диониса Макропуло. Именовали его так, потому что кличка «грек» была занята, а имя часто путали с Денисом (что ему очень не нравилось). Македон с детства гулял по всем районам города, а потом и столицы. Казалось, что его знали все. Худощавый парень, высокого роста, с темными кудрявыми волосами и вечно бегающими глазами. Обычно, носил зеркальные солнцезащитные очки. Дионис ездил на белой тонированной машине, из которой громко звучал французский рэп. Он занимался перепродажей всего, что могло принести ему какую-то прибыль: телефоны, ювелирные украшения, бытовая техника, строительный материал, и даже продукты питания. Также, он имел интернет-кафе и ломбард, которые находились на улице, разделяющей районы Максима и Аслана. А его благосклонность к этим ребятам, объяснялась очень частыми обращениями к папе Аслана. В силу того, что Македон имел дерзкий характер и спортивное прошлое, он нередко вступал в конфликт с не понимающими и недооценивающими его людьми. После чего, оказывался в милиции и начинал звонить майору Умарову. Любимой выходкой Диониса была угроза - «глаза разобьешь», адресованное тем, кто начинал его разглядывать. В случае, если предупрежденный продолжал смотреть или переспрашивал, то Македон воплощал фразу в жизнь. Как говорили о нем люди: «90-е прошли, а Македон остался».
Максим звонил уже в третий раз: « Мы тебя целый час ждем, ты где?»
-Я уже подъезжаю братишка, две минуты жди, - ответил Македон и положил трубку.
-Приедет? - спросил Аслан.
-Да, сейчас будет, - ответил Макс.
Дионис приехал через час. Его сопровождала блондинка, с отличной фигурой и красивым личиком. Увидев девушку, ребята мгновенно соскочили со ступенек у входа в кафе.
-Это что, нам? - спросил Аслан у Македона, еле сдерживая улыбку на лице.
-Это жена моя будущая! - ответил Дионис. - Она здесь останется. А вы садитесь в машину, сейчас поедем к вашим «биксам».
С лиц подростков мгновенно исчезла радость. Они печальным взглядом проводили улыбающуюся красавицу и медленным шагом пошли к автомобилю.
-Сколько у вас денег? - спросил Македон по пути.
-У нас чуть-чуть не хватает, - робко ответил Максим.
-Чуть-чуть - это сколько?
-Две штуки, - уточнил Аслан.
-Ну это я вам дам, ладно, - успокоил Дионис.
На улице уже стемнело. Суббота - самый многолюдный день недели в городе. Уже играет музыка с уличной дискотеки в парке. Дискотека на улице – это бетонная площадка, по бокам которой скамейки. На возвышении (вроде сцены) располагается «диджей» с аппаратурой, и все это окружено металлическим забором. На входе маленькая будка, где за копейки продают билеты. И все равно, имеются нетрезвые ребята, прыгающие через забор, верхушки которого в последнее время покрывали мазутом или чем-то подобным. Но прыгунов это не очень расстраивало – они грязные и пьяные присоединялись к танцующим. Несмотря на все свои минусы и отсутствие конкурентной способности с клубами, эта дискотека имела огромную популярность у населения. Во-первых - дешево, во-вторых - никаких проверок на входе, что и приводило к извечным дракам и разбирательствам .
Автомобиль остановился у четырехэтажного дома. Вокруг не было ни одного фонаря, а свет горел лишь в нескольких окнах. Этот район находится в другой половине города. У местных жителей он пользуется плохой репутацией, и вызывает ассоциации с тем, с чем обычно борется закон: преступления, наркомания, проституция... Такие «неблагополучные» кварталы в наше время есть почти в каждом городе, и количество, проживающих там людей, не убывает.
-Здесь девочки от четырнадцати и старше, - убавив звук музыки, заговорил Македон. - Есть еще хаты, где помладше, или наоборот зрелые. Короче, любого возраста, внешности и весовой категории.
-Нам помоложе и покрасивее надо, - заулыбался Аслан.
-Поэтому я и привез вас сюда, - ответил Македон, - здесь нормальные, и за нормальную цену. Давайте ваши деньги, я добавлю, договорюсь и рассчитаюсь за вас.
Македон пересчитал деньги и положил в карман. Они покинули машину и вошли в подъезд. На первом этаже стояли немолодые люди, от которых сильно пахло спиртным. Македон подвинул одного из них и постучался в дверь, из которой вышла смуглая полуголая девушка в халате. Она сказала, что некая Гуля наверху. После чего, стучавший в дверь и его несовершеннолетняя кампания поднялись на третий этаж. Где была всего одна железная дверь на площадку, тогда как на остальных было по четыре. Дионис зашел в квартиру и через несколько минут вышел.
-Все нормально, я вас на улице буду ждать, - сказал он и спустился вниз.
-Заходите, - пригласила их очень полная женщина, по имени Гуля.
При ее виде, Аслан и Максим впали в ступор. Крупная женщина с короткой стрижкой, имевшая золотые зубы, браслеты на руках и ногах, две толстые цепочки на шее и резиновую дубинку в руке, явно поразила их воображение.
-Да заходите, не бойтесь! - увидев неподвижный взгляд клиентов, добавила Гуля, - девочки ждут.
Ребята нерешительно вошли. После прихожей перед ними открылась небольшая комната, в которой стояли восемь молодых девушек в нижнем белье. Из комнаты, с правой стороны, вышел мужчина преклонного возраста. Его вела в ванную голая девочка, не старше пятнадцати лет.
-Выбирайте! - сказала Гуля и удалилась.
Сделав свой выбор, ребята, вместе с приглянувшимися девушками разошлись по комнатам. Через пятнадцать минут вышел Аслан. Максима все не было. Из комнаты, куда он зашел, то покрикивали, то посмеивались. Это вводило Аслана в недоумение. Наконец, через какое-то время, Максим пробежал в ванную. Затем Гуля открыла дверь, и они спустились к машине. Оба находились под впечатлением пережитого.
-Ну как? - спросил Македон.
-Мне понравилось, - ответил Максим, - только не закончил. Уже и я весь вспотел, и она мокрая... но так и не получилось. Но зато все, что в кино видел, все перепробовал!
-Так часто бывает в первый раз, - сказал Македон. - Дальше будет лучше!
-А у меня все получилось, и мне не то, что понравилось... я в таком состоянии…короче кайф! - развалившись сзади, оценил Аслан.
-Теперь мы настоящие мужчины! - заявил Максим.
-Это да, - согласился с ним Аслан. – Но я хотел спросить… Македон, а ты не знаешь, как они сюда попадают? Та, что со мной была, сказала, что их отсюда не выпускают и за любое непослушание бьют. Спрашивала, нет ли у меня конфет или жвачки... Попросила, если еще приду, чтобы принес ей хотя бы одну шоколадную конфету.
-Половину сюда привозят за долги, половину воруют, - кратко объяснил Македон.
-Ну, если с долгами понятно, то, как можно своровать людей? - продолжил Аслан. - Ладно детей - их можно обмануть, чтобы на постах и в городе молчали. А девушек постарше как? А родственники? Они же будут искать...
-Это все не сложно, - ответил Македон. - Есть человек, который, имеет хорошие внешние данные – в общем, красавец. Он едет в другую область. Находит там симпатичную девушку, и желательно, чтобы родни было поменьше. Влюбляет ее в себя. Потом предлагает съездить на знакомство со своими родителями. Она конечно соглашается. По наставлению жениха, берет с собой документы, и вперед! А на месте, она уже все понимает. Начинает сопротивляться, хочет сбежать... Но через некоторое время отходит, и даже привыкает. Хотя бывают разные концовки. А с таким связями, как у Гули и ее начальства, этих девочек не найдет ни один родственник. Тем более, если девушка красивая, то ее отправляют в другие страны, где на ней можно побольше заработать.
-Это какой-то беспредел! – возмутился Максим.
-Вам, в вашем возрасте, не надо об этом думать, - ответил Дионис. - А лучше не сюда ходить, а в школе девочек раскручивать. Оно дешевле и безопаснее будет.
Македон отвез ребят к дяде. Там они поужинали и легли. Но под впечатлением проведенного вечера, долго не могли уснуть. И о чем они думали под звуки своего дыхания, известно только им самим.
С рассветом, Ибрагим выполнил намаз. Потом отправился в сад, который он поливал два раза в день. Под музыку будильника проснулись Аслан и Максим. Они поблагодарили дядю за прием, и не имея уже времени на завтрак, оправились на работу. Там ребята узнали, что вчерашний цыган с ослом сегодня не появится. Из чего они сделали вывод, что день будет нелегким...
-Сегодня также пацаны - тридцать мешков, - сказал Ислам. - Но можете не торопиться, как вчера.
-Да и не получится так сегодня - ишака не будет, - грустно ответил Аслан. – Цыган нас кинул.
-Без осла даже лучше! - подбодрил друга Максим. - Разминка нам не помешает.
-Да-а…- с еще большей грустью произнес Аслан.
Этот день оказался очень тяжелым по работе. Все вручную, все на себе. В ушах и в носу песок, волосы в пыли, руки в мозолях. От непривычного труда, у обоих заболела спина.
-Вот что значит «потом и кровью»! – злился Аслан.
Но спортивное упорство на достижение цели не покидало. Несмотря на все эти муки, они справились с работой.
-Давай заедем туда? - предложил Аслан по дороге домой.
-Куда? - поразился Макс. - Я устал, глаза закрываются...
-Может быть, купим вчерашним девочкам что-нибудь сладкое, - напомнил Аслан. - Пару килограмм шоколадных конфет или...
-Я так и знал, что ты захочешь организовать фонд помощи этим малолеткам! – с усмешкой ответил Максим.
-Это значит «да»? - спросил Аслан.
-Ладно, купим конфеты, но отнесешь сам, - условился Макс. - А то я по дороге усну.
Максим отправился домой, а Аслан отвез сладости, обещанные им вчера, новым подружкам.


Сообщение отредактировал Alius - Вторник, 18.02.2014, 15:44
 
palasДата: Четверг, 20.02.2014, 18:00 | Сообщение # 51
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 2
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №39
О бедном поручике замолвите слово
Некоторые биографические сведения о неком поручике Ржевском : Роберт Артурович Ржевский родился в благородном дворянском семействе возле города Ржева в конце 19 в. Чем занимались его родители точно не установлено, однако то, что они были богаты – факт не вызывающий никаких сомнений у биографов нашего героя. Теперь нужно сказать несколько слов о самом городе Ржеве. В то время это был грязный, забытый и забитый городишко, заполненный мусором и не менее грязными жителями, поскольку дожди тогда шли там крайне редко. Ржевский рос смышлёным вдумчивым мальчиком. Его друзьями стали простые дети из рабочих семей, живших в бедняцких кварталах трущобного типа. Сколько раз, сбежав с очередного Дворянского собрания, он отправлялся разделять тяжелое детство полуголодных ребятишек, играя в кости, выброшенные зажиточными горожанами на помойку. Частенько, собравшись гурьбой, друзья шли пристань, где наблюдали за работой бурлаков на Волге. Именно здесь Роберт осознал всю несправедливость распределения труда между бедными и богатыми слоями общества в отсталой России, и проникся большой любовью к угнетённому бесправному трудовому народу. Однажды, желая хоть чем-то помочь немощным, потерявшим своё здоровье в непосильном труде бурлакам, маленький Ржевский сам бесплатно взялся за бечеву, после чего заработав грыжу, несколько месяцев лежал в постели, напевая любимую "Дубинушку". Естественно, его давняя мечта поступить в юнкерское училище, оказалась неосуществимой. Вскоре он был признан негодным к прохождению военной службы по состоянию здоровья.Следует заметить, что кроме чрезмерного употребления алкоголя, у жителей города Ржева, имелись ещё кое-какие увлечения. Одним из таких увлечений являлось зимнее катание на коньках. С этим занимательным явлением связан очень важный эпизод в жизни поручика. В те далекие годы, кататься на коньках могли себе позволить только лишь богатые помещики и капиталисты, а простой народ катался в полуботинках наскоро переделанных из двух утюгов с прикреплёнными ножами. Подобные коньки представляли собой довольно шаткую конструкцию, потому что по мере надобности их время от времени приходилось опять переделывать в необходимые инструменты.И вот, когда ранним весенним утром несколько отчаянных ребятишек мучались, с переменным успехом поддерживая равновесие и еле передвигаясь по тонкому льду, на берег пришёл наш поручик. Не в силах смотреть на такие мучения своих сверстников, он решил поменяться своими добротными коньками с жалким мальчиком в оборванной одежде. Надев стоптанные, изношенные самодельные коньки он направился к реке. Кататься в этих коньках было не очень удобно, и, разумеется, неуклюжий Роберт вызвал ломку льда. Не умея плавать, он сразу же пошёл ко дну, и утонул бы насмерть, поскольку пожарная команда, вызванная на место происшествия, не проявила должной расторопности, опоздав надвое суток. Лишь по счастливой случайности, попав на крючок к заснувшему рыбаку, маленький Ржевский остался жив. С огромным трудом вытащив ребёнка на поверхность, удивлённый и раздосадованный рыбак хотел было выбросить непригодный улов обратно, однако начинающийся ледоход переменил планы рыбака и, таким образом, оказавшись один на льдине, мальчик совершил небольшое – первое в своей жизни – путешествие вниз по реке. Ужасающая нищета предстала перед его глазами. Так Ржевский воочию убедился в необходимости перемен, о которых так часто и долго говорили.… 
С морской болезнью, выражающейся в частых рвотах, в уездную лечебницу не принимали. Вид блюющего тяжелобольного отпугивал мед. персонал, поэтому выброшенному на берег поручику пришлось некоторое время приводить себя в порядок, находясь возле урны перед стенами старого обшарпанного здания больницы, имеющего форму недостроенной конюшни. Диагноз – простуда Ржевский поставил себе сам, так как на полке возле выбитого окна, куда его наконец поместили, состояние здоровья ещё более ухудшилось. Врач обещал прибыть к пациентам через месяц, о чём любезно сообщил в письме с пожеланиями скорейшего выздоровления. Поговаривали, что он отбыл на конференцию в Иран и задерживается по причине начавшихся беспорядков, но более осведомлённые больные называли в качестве причины запой, из которого врач если и выходил (за жалованием), то не слишком часто, во всяком случае в лицо доктора еще никто не видел. Мест в больнице не хватало. На своё несчастье, Ржевский вдруг, не подумав, начал жаловаться на сквозняк. Санитары отреагировали мгновенно, заключив, что его место если и не возле окна, то уж точно за окном.На чердаке соседней постройки было прохладно и сыро. Жизнь постепенно угасала. Надежда на мелкие деньги, оставшиеся в кармане после путешествия не было – их давно выкрали вместе со штанами, а уверения в платежеспособности родителей ни на кого не производили должного впечатления. По прошествии двух недель Ржевский лежал в беспамятстве от очередного голодного обморока, когда наконец-то появились убитые горем родители и забрали сына домой.Нельзя не сказать о необычайно развитом чувстве юмора Ржевского, не покидавшего его даже в самом отчаянном положении, чему свидетельствует ещё один интересный случай. В возрасте 14 – 17 лет, юноша некоторое время увлекается живописью, находя сюжеты для картин, конечно же, в горячо любимой среде рабочих и ремесленников. Так, делая как-то зарисовки для будущей картины о труде плотников, он нечаянно упал с крыши строившегося дома, где и потерял сознание. Плотники не обратили на это особого внимания до тех пор, пока Роберт не начал бредить. В бреду он улыбался и повторял, что непременно станет поручиком, говорил о своей офицерской карьере, указывал даже будущие награды. И это в его- то положении!! Долго не могли успокоиться рабочие и прибежавшие, откуда ни возьмись, зеваки. Не мог прийти в себя от смеха и сам бригадир, а ведь развеселить его, по свидетельству очевидцев, безуспешно пытались шутники чуть ли не со всей губернии. Отсюда-то и пошло знаменитое впоследствии прозвище Ржевского – «Поручик».В биографии Ржевского имел место и такой забавный случай. Однажды, навсегда уже распрощавшись с живописью, но желая стать настоящим охотником, Роберт, получив согласие отца, выехал с ним на охоту. Впервые взяв в руки настоящее ружьё, Ржевский, до того игравший только с детскими, вырезанными из фанеры ружьями, без промедления решился немного повоевать. Всё закончилось относительно благополучно, поскольку в цель он попадал крайне редко, да и ружья заряжали исключительно дробью. Правда, после этого с охотой всё-таки пришлось проститься. А чтобы юноша не играл на улице в опасные игры с подозрительными мальчишками или с взрослыми бродягами, родители определили воинственного парнишку на работу в театр, где он мог играть поручиков и даже штабс-капитанов, пользуясь бутафорским обмундированием, благо должность зав. Складом вполне это позволяла. На должности зав. Склада Ржевский продержался довольно долго, пока в самодурской империи, наконец, не начались долгожданные народные волнения. Тут поручик, глубоко симпатизировавший простому люду, не смог остаться в стороне, и посчитал своим долгом объявить забастовку. Став у двери в склад с бутафорской винтовкой, поручик угрожающе наводил прицел то на одного, то на другого штрейкбрехера, выкрикивая при этом антиправительственные лозунги. Через пару минут Ржевского выкинули на улицу, но вскоре известные революционные события 1917 года опять вернули поручика к активной политической жизни.В годы гражданской войны Ржевский добровольно вступил в ряды Красной Армии. Командир кавалерийского полка, куда направили молодого Роберта, увидев пополнение, поинтересовался личностью экстравагантного солдата. Ржевский представился поручиком. А для солидности добавил, что окончил семинарию и, одновременно, гимназию. «Какое образование говоришь? – переспросил командир – Семь нар?.. Типично пролетарское. И гимнастикой ещё занимался? Ну, отлично. Будешь комиссаром. Тут как раз место освободилось. Нам нужны люди, которым не стыдно бы было поручить дело революции! В моей школе жизни тоже было не много классов – рабочий класс да буржуйский. Но зато хорошо усвоил главную науку: как одному классу – классу рабочих уничтожить другой – буржуйский. Значит, договорились?!» О подобном предложении, Ржевский и мечтать-то не мог. Получить такое прозвище! Хоть, подражая детям из трущоб, он почти ничего не читал, слово "комиссия" вызывало у него нешуточное уважение.Но суровые будни войны быстро отрезвили поручика в звании комиссара, приведя из восторженного состояния в нормальное самочувствие человека не умеющего держаться в седле, а потому привязанного к нему намертво. Лошади в полку от недоедания и непомерной нагрузки становились всё более хилыми, копыта у них заплетались, а на людей вообще мало кто обращал внимание. Иногда лошадь спотыкалась и падала, сбрасывая прицелившегося не вовремя седока. Разумеется, пули в бою не всегда достигали нужной цели. Именно так комиссар и оказался ранен. Товарищи по революции, догнав привязанного к лошади комиссара, осведомились, под каким местом он желает быть похоронен. Ржевский заявил, что не желает быть похоронен, и его пришлось отправить в госпиталь. Полевой госпиталь находился под открытым небом. Хирург, удаляя ножом пулю, спросил фамилию мужественного переносившего боль пациента. Ржевский отрапортовал. «Что?! – удивился хирург. – Комиссаржевский? Вот так встреча. Давно хотел услышать ваш голос. Вы же певец?.. Исполните же что-нибудь. Вдруг я вас больше никогда не увижу!» Ржевский растерялся, не зная что ответить. Пулю хирург так и не извлёк, зато в штаб тотчас доложили о находящемся в госпитале музыканте, вследствие чего вскоре поручика перевели в отдельную палату. Под деревом. Там его посетил один важный товарищ из штаба, попросил рассказать о себе, а потом, узнав где учился поручик предложил написать гимн. «Не зря же вы гимназию окончили, - сказал на прощание товарищ, - через неделю – жду!..» Ровно через неделю хромой Ржевский явился в штаб и запел:«Смело, товарищи, в ногу Весь мир голодных и рабов, В царство свободы дорогу, И в смертный бой вести готов! Эй ухнем. Эй ухнем Сама пойдёт, дубина. Когда я на почте служил ямщиком, в борьбе за народное дело И крепко же, братцы, в селенье одном Я славною смертью почил Замучен тяжёлой неволей. В бой роковой мы вступили с врагами, Мы жертвою пали в борьбе роковой, Вихри враждебные веют над нами Тёмные силы нас злобно гнетут Ленин всегда живой, Нас ещё судьбы безвестные ждут. Вставай, подымайся, рабочий народ Марш, марш вперёд, рабочий народ Проклятьем заклейменный. Ещё разик, ещё раз. Пыльной дорогой телега несётся: Эй тачанка – ростовчанка…»Первым не выдержал начальник отдела пропаганды при штабе части: «Это не гимн, а …гм…впрочем ладно». И Ржевского пригласили в штат сотрудников прифронтовой боевой газеты "Мечём и кирпичом". В качестве сотрудника газеты он и встретил окончательную победу пролетариата над эксплуататорским классом.В мирное время, поселившись в маленькой квартирке, которую не мог содержать, не будучи приспособлен ни к какому делу, Ржевский основал у себя музей революции и там же устроился ночным сторожем и по-совместительству гидом. Современники вспоминают много интересных историй, рассказанных поручиком Ржевским про свою жизнь в свойственной ему ещё с юности шутливой манере. В них было немало фантазии, иногда он даже называл себя гусаром, но от этого истории только выигрывали, завлекая в музей всё больше и больше посетителей. Впоследствии поручик пробовал снова вернуться к лит. Деятельности и даже написал несколько гимнов, один из которых чудом сохранился в его личном архиве.Вот что удалось обнаружить исследователям творчества поручика Ржевского:Гимн демократической молодёжи.Дети разных народов – Весь мир насилья мы разрушим!В эти грозные годыКипит наш разум возмущённый!Песню дружбы запевает молодёжь,Эту песню не задушишь, не убьёшь!Каждый, кто молод, дайте нам руки!В наши ряды, друзья!Иди на врага люд голодныйРаздайся клич мести народнойМы – кузнецы, и дух наш молодЦепи народа – страдальца мы чтимВздымайся выше, наш тяжёлый молотМы кровью наших врагов обагримЕсли бы парни всей земли,(Голодай, чтоб они пировали)Вместе собраться однажды смогли, (Они совесть и честь продавали)Вот было б весело в компании такой(Чтоб глумились они над тобой)Парни, парни, это в наших силах!Всем паразитам трудящихся массБлизок победы торжественный час Вот было б радостно тогда на свете жить Давайте, парни, навсегда дружить.Ржевский, конечно, понимал, что не он первый написал такие строки, и, возможно, не он последний, но до конца жизни не терял надежды на широкое признание своих достижений в области сочинения основополагающих произведений государственного значения.В заключении хотелось бы коротко обрисовать взгляды Ржевского на жизнь, а заодно и некоторые черты его характера.В молодости у поручика сложились хмурые, глубокомысленные взгляды на жизнь, однако потом он их сменил, став сторонником едких и колких взглядов – то влево, то вправо, , а более всего весёлых прямых.Характер поручика в целом оставался неизменным, правда, в последние годы к таким чертам его характера как скромность и целеустремлённость прибавились новые черты – такие как, например, самомнение и лень.Больше никаких сведений о поручике Роберте Ржевском не имеется, хотя есть люди, утверждающие, что поручик Ржевский – казак Запорожской Сечи, и что он не поручик, а сотник, и зовут его Тарас Регота.По другим, также неподтверждённым данным, поручик Ржевский – не более чем кличка прославившейся на выставке лошади Пржевальского. Но когда и где происходила выставка диких животных, никто не знает.Анекдот, в общем.

Добавлено (20.02.2014, 17:49)
---------------------------------------------
Миниатюра

В каком удивительном мире мы живём. Везде одни загадки. Вот, к примеру, газету откроешь – сколько объявлений. Одно другого загадочнее. Просто читаешь и удивляешься: «Работа не для всех», «диплом без проблем», «Препарат. Попробовал. 20 часов счастливой жизни. Первый раз дам попробовать бесплатно, потом – сами попросите добавки. Не верите? Проверьте…», «Богатая дача. Недалеко. Нужны компаньоны с инструментами». Сплошные загадки. А внизу приписка: за то, что в газете напечатано редакция никакой ответственности не несёт. Вот мой сосед жениться захотел. Правда, сначала он долго не мог решить как ему избавиться от одиночества – то ли жениться, то ли собаку завести. Представляешь, говорит, приходишь домой, а тебя уже встречает жена. Добрая, как собака или настоящая собака. Обрадуется, начнет весело гавкать. Прямо как в песне:

Глазами умными в глаза мне посмотри
Словами нежными меня заговори…

Хотя, говорит, конечно, лучше, чтобы гавкала собака, чем жена.
А как ты, я ему говорю, собираешься с ней познакомиться?
– В питомнике-отвечает
– А с женой?
Не знаю, говорит, не думал ещё. Ну, можно, допустим, сначала сбить её на автомобиле, а потом отвезти в больницу.
– Ну, это, говорю, слишком…Как в кино. Слишком театрально, прямо скажем . – И посоветовал ему обратиться в газету.
Поместил он туда своё объявление. И читает потом: «Мужчина приятной внешности (примечание автора), добрый и надёжный, уважаемый на работе (напоминаем, что мнения автора и редакции может не совпадать), с чувством юмора, увлекающийся спортом (редакция не несёт ответственности за достоверность информации) и всё в таком духе. Очень загадочно получилось. Да что говорить, нам даже государственный строй и тот предлагают выбрать какой – то необычный: или капитализм – джунгли, или социализм – зоопарк. А тут еще решили землю крестьянам отдать. Опять же загадка: сможет ли наш крестьянин землю эту сам обработать. Без трактора и комбайна. В одной деревне провели эксперимент. С торгов начали землю продавать. Приходит крестьянин. Его спрашивают: Сколько?.. Ну, он сразу – гектар… нет… лучше два… нет…
А ему в ответ: сколько денег при себе, спрашиваю?
– 50 гривен, – говорит
– Тебе на все?
– Ну да, – говорит
Насыпали ему немного земли в кулёк, а он обиделся, жулики, кричит, обманули! Пришлось чуть добавить, чтоб с походом было. Весы –то у них были точные – аптечные. А на вопрос – что он с землёй делать будет, мужик ответил, что накопит денег, купит семян и будет пшеницу…проращивать.

И культура у нас тоже загадочная стала. Попал я как – то на выставку современной живописи «20 век кончился» называется. Очень интересно, скажу я вам. Cразу, конечно, трудно сообразить – что к чему. Но постепенно привыкаешь. И потом даже сам думаешь: « а зачем что – то объяснять…» А тут вижу группа с экскурсоводом мимо проходит. Я решил присоединиться и послушать, как лучше смотреть на всё это. Под каким градусом, так сказать. Подошли мы к картине одного известного художника. Хорошая такая картина. Правда, на ней ничего не нарисовано. Ну, такой, видно, почерк мастера. Но ничего, смотреть можно. Рамка красивая. Ну, мы с группой любуемся, внимательно рассматриваем полотно, а экскурсовод нам говорит:
– Сейчас, говорит, мы остановились на широко известной у нас и за рубежом картине художника Анонима. Как видим, говорит, на этой картине ничего не изображено, но как это впечатляет! Это молчание, тишина. Художник изобразил вечную неудовлетворённость собой и окружающим миром. Этим он выразил свой гневный протест против чёрствости людей и в то же время постоянный поиск простых, но уже навсегда утраченных чувств. Не случайно эта картина не имеет названия. А теперь перейдем к следующей картине этого мастера.
Подошли мы к другому холсту. А экскурсовод продолжил:
Как мы можем убедиться, на этой, также очень известной картине, тоже ничего не изображено. Но какой разящий контраст. Неистраченная энергия, живой темперамент вот–вот выльются на холст во всём своём своеобразии. Как жаль, всё–таки, что художник пожелал остаться неизвестным. Скажу вам откровенно, нашим экспертам очень долго пришлось поработать, прежде чем выяснить кисти какого же мастера принадлежит этот шедевр.Часть из них долгое время сомневались в подлинности картины,подозревая,то это всего лишь подделка,искусно сделанная копия,а сам шедевр был украден и продан на чёрном рынке. Но всё же,в конце концов, большинство экспертов сошлись во мнении, что эта картина не копия, а оригинал в подлиннике и принадлежит руке именно художника Анонима. В результате долгих поисков и экспериментов, художник выработал свой, особый, не на что не похожий лаконичный стиль живописи. Обе картины поражают прежде всего своей лаконичностью. На них нет ничего лишнего, ни одного лишнего мазка. Сравнивая две эти картины, можно сказать, что художник использовал похожие средства выразительности, однако добился совершенно разных, абсолютно непередаваемых ощущений.

И вот тут я понял, что 20 век действительно кончился. И живём мы уже в фантастическом, непредсказуемом и загадочном 21 веке. И нечему тут удивляться.

Добавлено (20.02.2014, 17:52)
---------------------------------------------
Заяц и страховкаСказкаЖил-был заяц Просто жил и ни о чем не подозревал. До поры – до времени. А началось все с того, что однажды, гуляя по лесу, встретил он сороку. Поздоровались, разговорились. И этот обычный, ни чем не примечательный разговор принял вдруг совсем неожиданный поворот.– Слушай, Заяц, – заявила Сорока, – я давно хотела тебе сказать до чего же ты глуп!– То есть? – удивился Заяц.– Ты не думаешь о будущем, – продолжила сорока. – У тебя есть семья, дети. Подумай о будущем своих детей. Что будет с ними, если с тобой что-нибудь случится. Пропадут ведь!– А и в самом деле, – согласился заяц, – как-то никогда об этом не задумывался.– Так вот, пока не поздно, не будь дурнем, а обратись в фирму «Страх-полис». Я, кстати, там агентом работаю. Отличная фирма, надежная – зарплату всегда вовремя получаю. Значит, придешь, заключишь договор, и в случае чего, фирма обеспечит твоих детей всем необходимым."Довольно заманчиво" - размышляя заяц по пути в указанное учреждение. Не успел он дойти, как на полдороге его уже встретили улыбающиеся сотрудники - в основном мелкие грызуны, чуть ли не подруки довели до стола, усадили в мягкое кресло и сразу же предложили ручку и чернила.– Что будем подписывать? - тотчас вежливо поинтересовались они.– Я хотел бы узнать...– начал заяц, но его уже поняли.– Мы предлагаем все виды травм и увечий.., вернее предоставляем к вашим услугам страхование по всем видам повреждений и утрат чего-либо или кого-либо, словом, всего, чего вам угодно будет лишится.– Да мне все не нужно, – вмешался заяц.– Жаль...Тогда вам подойдет вследствие нападение хищного зверя – волка, например. Слушай, суслик, подготовь-ка документы.Через несколько секунд листок бумаги лежал перед изумленным зацем.– Подождите, но...– успел сказать заяц.– Вы не волнуйтесь, – оборвали его, – поставьте подпись и смело можете на нас рассчитывать.Зайцу долго объясняли уверенным голосом, но непонятным языком все преимущества клиента фирмы, рассказывали о новых просторах и возможностях, которые открываются перед ним после подписания договора, и чем дальше они говорили, тем труднее было что-нибудь разобрать в бесконечном потоке запутанных фраз в неслыханных доселе речевых оборотах. Спустя пару минут, зайцу стало немного не по себе. Чувствуя слабость и легкое головокружение, заяц решил, что лучше подписать документ сейчас, пока он еще в своем уме. И документ был подписан. Провожая нового клиента, счастливые работники "Страх-полиса" щедро поблагодарили его, пообещав предложить бесплатный чай по истечении срока соглашения. Выйдя, наконец, на свежий воздух, позаботившийся о своем будущем заяц немного успокоился, собрался с мыслями и сделал вывод, что ему и действительно незачем волноваться – не один же он в самом деле, является клиентом этой по крайней мере на первый взгляд, весьма солидной фирмы, а какие обходительные и грамотные сотрудники там работают! Да и вообще нужно смелее идти в ногу со временем, не отставать от жизни, а наоборот, жить завтрашним днем. Постепенно к нему возвратилось хорошее настроение. Его надежно застрахованная жизнь теперь показалась намного интересней и веселей, он почувствовал себя ее полным хозяином, уверенным в каждом последующем дне своего существования. Конечно, когда потом обнаружилось, что с момента подписания договор некоторым образом лишает его более половины ежемесячного дохода, он уже не выглядел слишком счастливым. Но служащие "Страх-полиса", куда он немедля обратился, заверили встревоженного зайца в том, что у них все делается только на благо клиента, а значит, для благополучия каждого, кто к ним обращается, хотя может, и не все это понимают. В конечном итоге, любой клиент остается в выиграше, в чем, конечно, не стоит сомневаться. Деньги же взяты для того чтобы их приумножить и затем возвратить вместе с чаем. Выслушав сказанное, заяц вернулся в прекрасном расположении духа. Никто не мог чем-либо огорчить его, жизнь стала беззаботной и беспечной, окончательно развеялось вечное чувство боязни. Им овладели новые черты: решительность, смелость и даже отвага. Однако с потерей постоянного страха и настороженности, он утратил и бдительность- то, без чего простому, обычному рядовому, никем не охраняемому зайцу никак нельзя выжить в опасном и непредсказуемом мире обитателей леса. Это и привело к трагедии. Вскоре зайца съел волк. Ни больше, ни меньше. Причем – при невыясненных обстоятельствах. И вот решили родные несчатсного зайца обратиться "Страх-полис" с надеждой получить хотя бы часть внесенных средств, чтобы похоронить зайца. Не тут то было. Встретили непрошенных гостей в фирме яростно и, можно сказать, ожесточенно.– Да как вы смеете просить о каких-то выплатах, если не прошло и года после подписания договора! – наперебой кричали грызуны. – Вы думаете, что говорите?!Опешившие родственики зайца, помолчав с минуту от неожиданоости, попробовали сослаться на содержание договора. Тогда не очень приветливые сотрудники с нескрываемым выражением крайнего презрения настоятельно посоветовали им сделать экспертизу останков погибшего. Экспертиза, стоившая семье зайца немалых затрат, подтвердила принадлежность останков погибшего никому иному, как зайцу. Но когда злобным, потерявшим свой первоначальный облик и чем-то напоминающим крыс зверькам представили заключение, оказалось что этого далеко н6е достаточно.– Постойте, постойте..А вы уверенны, что вашего родственника съел именно волк? – осведомили зверьки.– Да кто ж еще? У нас тут больше и нет врагов, – ответили на странный вопрос родные зайца.– А вот мы не уверенны. Сейчас вам нужно срочно найти не менее двух незаинтересованных свидетелей происшедшего, а уж после и поговорим, – раздраженным тоном рекомендовали грызуны. – В вашем случае лучше всего обратиться к главному свидетелю – волку. Возможно, даже с ним вы договоритесь о компенсации убытков, понесенных вами по его вине.На том дело и закончилось, т.е. больше никаких попыток получить страховку не предпринималось. И стали все жить по-прежнему. Даже хуже. Кроме зайца, разумеется. Так-то,на страховку надейся, а сам не плошай.

Добавлено (20.02.2014, 18:00)
---------------------------------------------
СценаристАктуальное интервьюВедущийСегодня мы подготовили для вас интересную встречу – сюрприз с деятелями отечественного кинематографа. Современного кинематографа. Перед нами режиссер, автор широко известных зрителю картин, таких так: «Задница 1», «Задница 2», а также «Задница 3».Режиссер− Я красиво говорить не умею, поэтому передаю слово своему коллеге, мастеру слова, так сказать, и…Сценарист перебивая− Ёпрст. Да пошли вы все. Мать вашу. Это у меня профессиональное. У меня такая профессия. Ну, этот…Сценарист короче. Ну тот, который тексты пишет.Чтоб было чем базарить этим…долбанутым…мать их. Да, артистам, чтоб их. Да хрен с ними. Так я чего говорю…скоро того…нихеровый фильм будет. Сейчас долбаемся над текстами. Мать их. По однохеровому роману этой сучки. Как её там…да хрен с ней.Ведущий− А какова тематика вашего будущего фильма?Режиссер− Вот об этом как раз и фильм. Он так и называется: «Особенности национального мата». Дело в том, что у нас до сих пор нет ни одного широкоматного художественного фильма, где бы исследовались основы русской речи. Стыдно, господа. Просто позор на весь цивилизованный мир. Разве ж так можно. Правда, к своей чести, мы уж попытались создать нечто подобное. В фильме «Иди та на хер или мать твою так» мы уже пробовали разобраться в этом вопросе и намой взгляд довольно успешно. Но метраж картины просто не позволял полностью справиться с поставленной задачей. Поэтому мы и решили не оставлять творческих поисков в этом направлении.В.− Скажите, а вас кто-нибудь консультирует по этим вопросам? Ведь трудно же, проводить исследования без грамотных специалистов в этой области.С.− Пришла тут одна вертихвостка. Я, говорит, дипломированный специалист, буду вам указывать что делать. Ну, я ей – знаешь что…иди ты в задницу, дипломированный специалист. И диплом не забудь прихватить. Вот дерьмо, а?В.− А как у вас складываются отношения непосредственно на съемочной площадке?С.− Когда я первый раз появился на съёмочной площадке, там сказали: что здесь делает этот придурок. Но обычно, если я туда прихожу, мне говорят: Какого хрена ты здесь делаешь?Р.− Да, у нас бывает разногласия по вопросам профессионального характера.В.− Рассказывают также, что вы по ходу съемок неоднократно меняете сюжет. Как на это реагирует съемочная группа?С.− Тогда мне говорят…«Совсем сдурел что ли» Но мне пофиг.Р.− Да, мы не всегда понимаем, что творческий процесс невозможно контролировать.В.− Скажите,а как относятся ваши друзья, знакомые к вашей работе?С.− Меня часто спрашивают: «Что ты делаешь, мать твою». Мне бывает иногда очень сложно ответить на этот вопрос. Поэтому обычно я отвечаю так «Да идите вы на хер».В.− А бывают у вас муки слова, когда вы очень долго думаете над сценарием к будущему фильму?С.− А, помню был такой случай. Я как-то очень долго думал и решил: да пошли вы все.В.− Скажите, а почему сегодня не смогли к нам прийти артисты занятые в вашем фильме, у них, наверное, не остается свободного времени?С.− Они сейчас в глубокой…В. (перебивая)− Творческом поиске, я понял. А как вы относитесь к работе артистов?С.− Да мне на…В. (перебивая)− Понятно. А что вы можете сказать про (показывать книгу)С.− А это что за дерьмо?В.− Автор этой книгиС.− Да на хер он мне…Р.− О да. (берет книгу). Это наш постоянный автор. Удивительный человек. Он является фанатическим почитателем своего творчества. По его романам были сняты такие картины как «Гнида», «Паскуда», сериалы о буднях сотрудников уголовного розыска «Раскрученные мусора», «Без поллитра не разберешься», «Легавый – друг человека» (показывает книгу), кроме этого мы планируем снять добрую сказку для детей по мотивам произведений Андерсена «Гадёныш», фильм о ветеранах войны «Солдат Василий Телкин», картину о жизни дворян 19 века «Граф Хренов», римейк старой советской киноленты «Косарка и Петух», а также продолжение нашей наилучшей картины «Задница 3» − «Большая задница», ну и картину о восхитительной Дженнифер Лопес «Огромная»…В. (перебивая)− Что вы можете пожелать нашим зрителям…С.− Да чтоб вас всех…В. (перебивая)− Большое спасибо


Сообщение отредактировал palas - Четверг, 20.02.2014, 17:50
 
DolgovДата: Суббота, 22.02.2014, 03:37 | Сообщение # 52
Генерал-майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 266
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №40

ШАШКА
(мистическая повесть)

Часть первая
Глава первая

ДУНЯ
При крещении пьяненький батюшка, обидевшись на отца за небогатое подношение, а может ещё за какие прегрешения, назвал новорожденного Евдокидунием.  Русскому человеку, конечно, такого имечка не выговорить и потому  все стали звать его просто Дунькой. Много носов пришлось расквасить малолетним ровесникам за обидное женское  прозвище, но ничего не поделаешь, это в станице обычное дело  - если уж прилипла кличка, то намертво. Даже в семье его так звать стали.
Так и остался он по жизни с женским именем  Дуня и со славной казачьей фамилией  Каратаев.
У батяни кроме него было пять сестёр, брат Петруха и он – последыш. Быть младшеньким в казачьей семье не сахар. Мало того, что сёстры, взрослые уже девахи, постоянно шпыняли, так Петька, хоть и был всего двумя годами старше, нос задирал, изображая из себя наследника отцовского хозяйства. Хотя наследовать-то особо и нечего было – отец, по станичным меркам, считался просто «справным» казаком. Имел обычную хату-мазанку, подворье, пяток коров,  шесть лошадей, ну и кур да гусей без счету.
Землицы, правда, было маловато – станичное общество нарезало наделы земли
только на сыновей, а на девок не полагалось…
Постоянно в батраках при них жил приблудный безответный глухонемой мужик, пришедший когда-то давно в станицу неизвестно откуда.  Из-за большого родимого пятна в пол-лица звали его не иначе как Каин. Вроде получалось, как бы каиновой печатью отмечен.   В страду, конечно, нанимали  ещё батраков, не без этого – не
успевал отец вместе с Каином в четыре руки со всем хозяйством справляться,
рыбалить, на охоту ходить, а  дочкам-то на приданое надо было зарабатывать!
Больше всего завидовал Дунька тому,  что старшему брату по наследству перешла дедовская шашка с потемневшей дубовой рукоятью, позолоченным эфесом и хищно выгнутым лезвием. Прогиб у неё был чуть-чуть больше чем надо и это придавало шашке особый шик и красоту.  На серебристой режущей кромке было несколько
едва заметных зазубрин – это, если верить рассказам отца, одно время басурмане
приноровились в плечи черкески полосы железа вшивать, чтобы берегли они их от
казацкой шашки.  Только бесполезно было – всё равно разваливал их дед от плеча до пояса страшным ударом. Потому как удар этот был чисто каратаевский – только они умели рубануть так, чтобы тело человеческое мягко и плавно развалилось на две половины, выпустив сизые петли кишок. Шептались ещё станичники, что шашечки у них были не простые, а заговорённые,  потому как без колдовства
не под силу простому смертному так половинить человека.
Старший брат часто снимал дедовское оружие со стены и на зависть Дуне выходил на двор лозу порубать. Такие упражнения в казачьих семьях поощрялись – сызмальства пацаны к  оружию должны привыкать. А  к своей шашке отец строго-настрого запрещал прикасаться. В свои пятьдесят лет был он ещё не слабым казаком и всегда приговаривал, что выпустит любимую шашку из рук только после смерти и пусть она тогда внучатам достанется – Петенькиным деткам.
Частенько горько плакал по ночам Дунька от такой несправедливости.  Зависть и обида душили его, во сне и наяву грезил он шашкой, принадлежавшей бы только ему, ему одному. Он почти ощущал как ребристое дерево рукояти ложится в ладонь и непередаваемый стальной звон лезвия отдаётся в руку и волнует кровь. Просыпаясь, с горечью осознавал, что нет у него никакой шашки и, накрывшись подушкой, давал волю слезам. Плакать надо было беззвучно и осторожно – не дай Бог, отец услышит или прознает, что Дуня плакал, порки тогда не миновать – казак слёзы лить может только один раз в жизни – на похоронах матери. Вспомнив об этом, он ещё больше начинал рыдать, страшно становилось когда представлял мёртвой свою мать – тихую безответную женщину, часто украдкой ласкающую своего младшенького сыночка.
А утром, ехидный Петька докладывал отцу:
- Опять наш Дунька  нынче ночью как баба ревел…
Не торопясь, отец облизывал ложку и с размаху бил по лбу Петруху:
- Доносчику первый кнут! А ты Дунька,  марш на двор за розгами!

Глава вторая
КУЗНЕЦ
Несколько раз, улучив удобную минутку, когда бывал отец в благодушном настроении и подпитии, подкатывался Дуня к нему с просьбой:
- Бать, батяня, мне бы шашку купить… скоро занятия строевые, а у меня никакой нет…
- Отстань, – резко обрывал его отец:
- Денег нет пока, вишь, сестрам твоим приданое надо, девки уже на выданье,  а абы какую шашку покупать, так себе дороже будет! Цыть пока,  надо будет, к сроку
справим…
После Покрова дня станичное общество назначило для молодёжи военные сборы проводить: джигитовкой заниматься, лозу, да кочаны капусты на полном скаку рубить, пластунскому делу обучаться.
Вечером вынес отец из чулана старый кавалерийский палаш и вручил его Дуньке:
- Накось тебе эту сабельку. Штобы  капусту крошить и
такая сойдет…
Закусив губу, водил Дунька точильным камнем по ржавому лезвию тщетно пытаясь стереть глубокие раковины и хоть чуть-чуть убрать зазубрины. Со стыдом представлял он как  под насмешливые взгляды стариков-станичников
будет не рубить, а переламывать упругие ветки неуклюжим куском железа, даже
отдалённо не напоминающим настоящую казацкую шашку. Рядом, заложив одну руку за спину, ходил по двору и вертел своей шашкой злыдень Петруха. Дунька старался не смотреть на  него, но сверкающее полированное лезвие само собой притягивало взгляд.
Наконец-то, перед  самым рождеством, пошел отец вместе с Дунькой  к кузнецу Остапу насчет шашки договариваться.
Был кузнец  необычайно широк в груди и сильно колченог. Рассказывали про него, что десять лет провёл в басурманском плену, где нехристи у него жилы с ног вытянули, но всё равно он смог убежать. Там же, в плену, много секретов оружейного дела узнал и поговаривали, что даже самому хану Гирею шашку ковал.
Катясь шариком от закопчённой кузни, стоящей в глубине подворья, подошёл Остап к ним. Сдержано поздоровкались. Отец угостил самосадом из кисета. Закурили, поговорили об озимых, о погоде и видах на урожай. Наконец, перешли к главному.
- Сколько  Остап, возьмёшь за то, чтобы шашечку моему последышу отковать?
Прищурился кузнец,  не спеша стряхнул пепел с цигарки:
-Двадцать  червонцев золотом.
- Двадцать червонцев? – ахнул отец: - Да в базарный день…
- Вот и покупайте себе шашки на базаре! – кузнец зло сплюнул на цигарку, растоптал её кривой ногой и, не оглядываясь, пошёл прочь.
- Погодь, погодь, Остап, давай поторгуемся!
- Не торгуюсь!
- Да согласен, согласен я на твою цену!
Кузнец, остановился:
- Ладно уж,  коли так, то по рукам!
- Слышь, Остап, это самое…, - отец замялся:  - А шашечка-то,…  гм, гм…, заговорённая будет?
Строго и долго посмотрел кузнец сначала на отца, а потом на Дуню. Лицо его до самых бровей заросло седой бородой, от которой пахло палёной шерстью. Лысая  башка была на диковинный манер повязана грязной тряпицей. Чёрные выпуклые глаза пронзали насквозь:
- Так вить цену-то я за заговорённую  и назначил.
Простая-то, знамо дело, дешевше будет. Знаю, что мальцу твоёму только такая и
нужна…, не простой он хлопец у тебя…. Да уж, не простой…. Ты Дуня, на следующий молодой месяц прибегай ко мне в кузню, вместе ковать будем  – надо чтобы шашечка твоя с самого рождения привыкала к тебе.
Не попрощавшись, кузнец заковылял прочь…

Глава третья
МЕРТВАЯ ГОЛОВА
Наконец-то дождавшись когда месяц тонкой серебряной чёрточкой прорезал зимнее небо, Дуня примчался к кузнице.  Сквозь щели притвора  сверкали огненные
всполохи,  что-то шипело, громко ухало и звенело.  Перекрикивая этот адский шум, раздался зычный, как из бочки, бас кузнеца:
- Входи уж, чего там у двери толчёшься!
Толкнув дверь, Дуня вошёл и замер в удивлении. Внутри кузница действительно походила на ад: стены были закопчены до такой степени, что казались сделанными из блестящего антрацита, в центре синим пламенем жарко горел и гудел горн. Два
мускулистых, голых по пояс молотобойца в кожаных фартуках, с размаху колотили
огромными кувалдами по светящейся и выстреливающей огненными искрами железяке, которую держал щипцами сам кузнец.
Кивком головы хозяин кузницы остановил работу своих подручных и они бесшумно куда-то исчезли, растворившись в таящемся по углам сумраке.
- Значицца шашечку надобно отковать тебе,  Дуня… – после долгого молчания заговорил кузнец: – Сделаем тебе шашечку, сделаем. Вечерами я сам её ковать буду, ну а ты на подхвате станешь…, посмотришь как в огне, да  меж молотом и наковальней она рождаться будет, как мы её из пекла  в купели калить станем…. Много чего удивительного в работе увидишь, но зазря меня ни о чём не спрашивай,  знай что так оно надо… без этого НАСТОЯЩУЮ шашку не выкуешь. Щас отдохнём чуток, да когда время к полуночи ближе будет, пойдем заготовки откапывать. Есть у меня дальние схороны…
Уже больше часа брёли они по заснеженной степи. Даром что колченогий, кузнец, не оглядываясь, прытко семенил по полям и буеракам, да так, что Дунька едва поспевал за ним.
Наконец, спустившись в ничем неприметную балку, остановились на краю заросшего камышом болотца.  Остап прошёл несколько шагов взад-вперёд  и, вытащив откуда-то крошечную лопатку, сунул её в руки Дуне:
– Вот, копай здесь!
Мёрзлая земля на удивление легко поддалась отточенному лезвию лопаты и вскоре Дунька  углубился почти на несколько вершков. Неожиданно, в темноте ямы что-то забелело и, подковырнув странно лёгкий камень-голыш, он с ужасом увидел, что это был человеческий череп, зловеще ухмыляющийся беззубой  верхней челюстью.
Кузнец, стоящий рядом, коротко хохотнул:
- Не боись мертвяка,  живых опасаться надо.
Под черепом торчало из земли несколько ржавых металлических прутков.  С кряхтеньем ступив в яму, Остап легко вытащил из земли длинные полосы металла:
- Вот Дуня, это заготовки на твою шашечку. Ровно семь лет ржа болотная выедала из них всякую гадость, а мертвая голова злобой напитывала. Не может настоящая шашка без злобы быть, тогда это не оружие, а так… пустая железка будет…
Кузнец ударил прутками друг о друга и над ночной степью поплыл долгий мелодичный звон:
- Слышь? Поёт уже, поёт твоя шашка! Крови и сечи просит…

Глава четвертая
КАИН
Никогда бы не подумал Дуня, что отковать шашку такое кропотливое дело. Без устали кузнец сковывал заготовки в одно целое,  разрезал и снова калил в горне, подсыпая в огонь какие-то едко пахнущие порошки. Время от времени,  с шипением, поочерёдно опускал будущее оружие  то в воду,  то в масло. Ковыряя заскорузлым ногтем бесформенный металл,  иногда сокрушённо качал головой,  но чаше улыбался и шептал что-то нежно-ласковое. Странно и жутковато было видеть Дуне  в такие минуты Остапа, разговаривающего с железякой как с малым ребёнком.
Прошло больше двух месяцев, но металлическая болванка, с которой возился и нянчился кузнец, даже отдалённо не напоминала шашку.
Однажды, в очередной раз, отковав заготовку, Остап сказал Дуне:
- Вот что хлопец, сейчас больше ко мне в кузню не бегай. А после третьего дня приходи, приходи…. Сглазить боюсь,  но может уже готово будет лезвие. Запомни только – не раньше, чем после третьего дня, вечером. Раньше появишься – всё дело испортить можешь…
Три дня не мог найти себе место Дунька. Работая по хозяйству,  кормя и чистя лошадей, вытаскивая из конюшни навоз, грезил он шашкой. Скоро, уже скоро будет в руках его настоящая казацкая шашка, а уж с ней ждут его великие дела: ходили по станице слухи, что скоро война с германцами и австрияками намечается...
В назначенный срок, вечером, робко заглянул в кузницу. Остап сидел на чурбане,  курил и отрешенно смотрел на  лезвие шашки, лежащее на массивном дубовом
столе. Увидев пока что ещё чёрную, в пятнах окалины, полоску стали, у Дуни
радостно ёкнуло сердце. Неповторимо плавный изгиб оканчивался  змеино-острым жалом. Вдоль лезвия шло четыре глубоких дола-желоба, с идеальной точностью повторяющих форму шашки. Хвостовик рукояти был слегка скошен вперёд – именно так, как ему мечталось…
Кузнец поднял голову:
- Что нравится? Сядь-ка рядом…. Да, неплохое лезвие получилось... Тока это не шашка ещё…. Самое главное впереди…
Остап неожиданно и  пронзительно посмотрел на Дуню. Внутрь закрался холодок, а слова стали как будто врезаться в душу:
- Надо шашку твою обязательно на крови закалить. Показать надо ей свежую кровушку, чтобы всегда она пить её хотела. Только тогда будет она ворогов твоих рубать так, как ты сам этого захочешь.
- А где ж кровушки-то свежей взять, дядько Остап?
Кузнец приблизил вплотную своё лицо к  Дуньке и шепотом выдохнул:
- С человеку живого!  С живого! Сможешь?
- С-смогу, наверное. Тока с кого кровь-то брать дяденька?
- Беги счас на свой двор да обманом приведи сюда батрака вашего Каина. Смотри, чтобы никто ничего не видел.  Его обречём на заклание…. Уж коли решился, то делать надо быстро, сегодня ночь самая подходящая, полнолуние. И ещё, погодь, сними-ка с себя крест нательный, да положи вот здесь. Такие дела, хлопец, лучше без креста делать…
Не помня себя и дрожа от непонятного возбуждения, прокрался Дуня по знакомому двору к сараюшке, в которой жил Каин. Толкнув дверь и задохнувшись от спёртого воздуха, осторожно подошел к топчану, где храпел батрак.
В бледном лунном свете, сочащемся сквозь крошечное оконце, лицо его, отмеченное багровым родимым пятном, казалось залитым кровью.
Осторожно потрепал Дуня его по плечу:
- Каин, пойдем со мною. Очень надо,  пойдём …
Проснувшись,  приподнялся Каин в постели на локтях и с ласковой, как у  всех глухонемых улыбкой, долго смотрел на Дуню.  Нехорошо стало Дуньке от этой улыбки и он, в замешательстве, протянул   лежащую рядом одежду, знаками показывая, что надо идти вместе с ним. С готовностью быстро оделся Каин и вскоре задворками прошли они к подворью кузнеца Остапа …
Внутри кузница преобразилась. Повсюду горели свечи. Сам кузнец, переодевшись в черную, странного покроя рубаху, дорисовывал углём на расчищенном от разной кузнечной утвари широком дубовом столе круг с вписанной в него пятиконечной звездой. В четырёх лучах звезды были вбиты по два огромных кованых гвоздя из тех, которыми брёвна скрепляют. 
Остап подошёл к Каину, недоуменно стоящему посреди кузницы, не торопясь, с улыбкой осмотрел его,  обошёл кругом  и неожиданным, неуловимо-коротким ударом в лицо сбил с ног. Быстро взял упавшего на пол и закатившего глаза мужика под мышки,  легко взгромоздил на стол. Сноровисто привязал верёвками руки  и широко раздвинутые ноги промеж гвоздей.   Уже не торопясь,  острым ножом срезал всю верхнюю одежду с Каина, оставив только одни несвежие, пожелтевшие в паху подштанники.

Дуню бил озноб. Происходящее казалось временами жутким,
но манящим своей запретностью сном. Во все глаза смотрел он на страшного
Остапа,  на глухонемого, распятого на столе, на узкий серп шашки, лежащей в голубом пламени горна. Между тем, кузнец подкачал меха, поворошил угли,  и,
довольно крякнув,  сказал не оборачиваясь:
- А  ну-ка Дуня, вылей пару ковшиков воды ему в харю. Пусть тоже на твою шашечку полюбуется…
От студёной воды зашевелился Каин, открыл глаза, бешено начал вращать зрачками. Судорожно  дёрнул руками, ногами и, убедившись в том, что не может освободиться, неожиданно тоненько и пискляво завыл, широко раскрывая рот с обломками гнилых зубов.
От этого жалобного воя не по себе стало Дуньке, подскочил он к кузнецу и, не помня себя, выкрикнул:
- Может не надо, дядько Остап? Давайте отпустим его! Пусть шашка у меня обыкновенная будет…. Не надо так! Не надо...
Мощной рукой отшвырнул его кузнец в дальний угол, дико сверкнул безумными глазами, замахнулся тяжёлыми клещами:
- Ах ты сучий потрох! Кровушку лить шашкой собираешься, а сам крови испугался! Да я тебя…
 
DolgovДата: Суббота, 22.02.2014, 04:13 | Сообщение # 53
Генерал-майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 266
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №40

ШАШКА
(продолжение)
Глава пятая
ЗАКАЛКА
Вдруг, внутриДуни что-то ёкнуло и оборвалось. Дрожь куда-то ушла.  Всё тело налилось спокойной и мрачной силой, которую до сих пор не доводилось испытывать ему. Кузница словно преобразилась и показалась маленькой, невзрачной и тесной. Пришла  дерзкая уверенность в своей неизведанной ещё силе... Неторопливо встал он на ноги и, уверенно глядя в бешеные глаза кузнеца,  с непонятным ему  самому спокойствием, сказал:
- Не боюсь якрови,  дядько Остап. Надо будет – через кого угодно переступлю, и кого хошь шашкой порубаю: и бога, и чёрта,  да и вас тоже смогу…
- Добре,добре Дуня… не ошибся я в тебе…,  ну так давай дело наше продолжим…, -  кузнец,
как ни в чем ни бывало, отвернулся к горну, стал клещами переворачивать раскаляющуюся шашку.
Не торопясь, подошел к затихшему глухонемому, подставил под левый его локоть длинный и узкий лоток.
Подняв руки вверх и задрав голову к закопчённому потолку    нараспев начал
читать какие-то непонятные слова, показавшиеся Дуньке странно знакомыми.
Вслушавшись, он вдруг понял, что читает Остап молитву «Отче наш», только наоборот.
Между тем голос кузнеца нарастал и гремел по всему тесному пространству
кузницы, непонятные заклинания впивались своим звучанием в мозг.  Неожиданно он
резко замолчал. Пламя свечей, от незнамо откуда набежавшего ветерка
колыхнулось, и часть из них потухла. На чердаке что-то громыхнуло, а огонь в
горне  вдруг вспыхнул ярким и ослепительным пламенем.
Достав изсапога короткий, со странным широким лезвием нож, Остап резко провёл им по руке
Каина. Тёмная кровь небольшим, но  бурным фонтанчиком потекла в подставленный лоток. Со звериной силой глухонемой забился на столе, и жутко начал мычать, силясь что-то сказать. Багровое пятно на его лице почернело, жилы на шее вздулись, а на землистом теле напряглись и  выпучились мышцы.
- Дуня! –крикнул кузнец:
- Навались-ка на него, да попридержи покрепче. А то неровён час опрокинет лоток и всё дело на
смарку пойдёт. Ишь, какой неспокойный попался…
Дунька упалвсем телом на глухонемого и с силой придавил к лотку его кровоточащую руку.
Злоба на то, что какой-то батрак своим сопротивлением мешает  осуществить Дунькину мечту – получить шашку, взбесила его.  Неожиданно для себя, с ненавистью, он глубоко,  как учили на
занятиях по пластунскому делу, ткнул  Каину пальцем в глаз. С непонятной радостью увидел вытекающий вместе со слизью и кровью ещё живой зрачок, повисший на длинном глазном нерве, услышал жалобный всхлип. От этого всхлипа бешеная ярость ещё больше накатилась на Дуньку, и, он, переполненный нечеловеческой злобой, сдавил хрипящее горло.
-Погодьнемного Дуня, отпусти его, - как будто откуда-то издалека донёсся голос кузнеца:
- Охолони чуток, пока нам этот Каин  ещё живым нужен…. А  ты молодца, молодца Дуня,… Ох
и лютый же ты,  лютый…
Нехотя разжав пальцы, Дунька встал около стола, пристально глядя на глухонемого. Испугано
вращая единственный глазом, тот в страхе затих и  только крупная дрожь  сотрясала всё его длинное, несуразное тело.
Когда лоток наполнился кровью, Остап поставил его в изголовье на пятый луч нарисованной
звезды  и туго перетянул тряпицей рану на руке Каина. Сосредоточенно, не обращая
больше ни на кого внимания,  достал из горна светящуюся малиновым цветом шашку. Глухо бормоча заклинания, несколько раз провёл огненной полосой над трепещущим телом глухонемого и резко  опустил раскалённую сталь в лоток с кровью.
Жуткое, зловонное облако пара взметнулось вверх, дымящиеся, черные сгустки
разлетелись во все стороны,  а протяжный детский крик испуганного Каина слился с неистовым рыком кузнеца…

Часть вторая
Глава первая
ЛЮТЫЙ
Командиру2-го эскадрона  4-й кавалерийской дивизии первой Конной Армии  Евдокиму Каратаеву, по прозвищу Лютый, с утра нездоровилось. Причиной тому, скорее всего, был
самогон, выпитый вчера вечером в изрядном количестве. Этой ночью, впервые в жизни, ему приснились странные кошмары с чертями, зловещими черепами и давно забытым лицом  глухонемого батрака с огромным лилово-красным родимым пятном. Неожиданно воспоминания нахлынули на него…

*   *   *
…Ночь взакопчённой станичной кузнице.  Кузнец Остап протягивает ему шашку, хвостовик которой, вместо рукояти, обмотан влажным тряпьём.  Отчётливо вспомнились слова
кузнеца:
- А сейчас, Дуня, ты должен напоить свою шашку живой кровью… Дело нехитрое – снеси-ка
голову этому Каину, опробуй шашечку…
Не колеблясь и сам поражаясь своему равнодушию, Дуня, тогда ещё почти пацанёнок, легко,
словно  по кочану капусты, рубанул тёмную, жилистую шею. Почти не ощутив препятствия,  шашка рассекла плоть и глубоко вонзилась в дубовую столешницу. Голова, удивлённо моргая глазом и беззвучно шевеля губами, покатилась по столу, оставляя алый след, с глухим стуком упала на земляной пол…
Страннымклекочущим смехом  расхохотался тогда кузнец:
- Ну вот и славненько… Повязан ты теперь кровушкой с шашкой своей. Люби шашку пуще жены и
будет служить она верой-правдой,  будет оберегать в бою, если канешно с другой заговорённой шашкой, которая посильнее твой будет, не встретишься… Тока не должно такого быть, я все заговорённые шашки по пальцам сосчитать могу…
Ну а счас, беги домой, я шлифовать да полировать лезвие буду, рукоять сделаю…
…Вспомниласьещё германская война, где за храбрость получил он георгиевский крест, и
вспомнился первый красный кавалерийский отряд, где шашками устанавливали они советскую власть на Дону и Кубани.  Прослыл тогда Евдоким  лихим рубакой, за что товарищ Семен
Михайлович Буденный лично вручил ему богато украшенную позолотой шашку.
Досадный, надо сказать, подарок оказался. Прикаждой встрече пенял ему комбриг за то,
что не носит наградное оружие.
«Уж не брезгуешь ли ты революционной наградой?» – часто спрашивал…
А Евдоким не мог расстаться со своейзаговорённой шашкой. За долгие военные годы привык к ней и, памятуя наказ кузнеца, никогда не расставался со своей любимицей, тайно считая в душе живым существом. По ночам клал в изголовье, а в свободные минуты или полировал
бархоткой, или вострил мыльным камнем. Надо сказать и шашка его никогда не
подводила. Всегда  повинуюсь хозяйской воле,  легко разваливала  противника от плеча до седла, настигала убегающих,  рубила пленных.  В последнем деле сильно преуспел красный
командир Каратаев, за что и получил прозвище – Лютый. Беспощаден был  он не только к врагам революции, но и к своим же товарищам. По приказу товарища Буденного, для укрепления красной дисциплины, собственноручно казнил  бойцов, не выполнивших приказ.
И тихо ахал строй  красноармейцев, видя знаменитый каратаевский удар, после которого распадалось человеческое тело на две половины. И с опаской шептались за спиной: - «Ох, и лют же комэск! Дюже лютый,  как зверь…»

*   *   *
Накинув портупею с шашкой прямо на нательную рубаху, сел Евдоким за  загаженный стол, налил мутноватой тёплой самогонки, с отвращением выпил, похрустел малосольным огурчиком и снова
задумался…
Пару месяцевназад, гоня разбитых деникинцев, проскакал он со своим эскадроном через родную
станицу. Пришпоривая коня, покосился на обгорелые ветви яблонь и груш стоящих
вокруг  закопченного остова печи – там, где была их хата.  Не сжалось  тогда сердце и не дрогнула душа  – давно вылетел он из родного гнезда и ничего не тянуло к нему. Кровь, смерть, людское горе закалили его до такой степени, что стал он ко всему равнодушен. И самым дорогим на этом свете было для него  его оружие.
На околице,сломав хиленькое сопротивление ополченцев, недолго гнал он по полю странно
знакомую фигуру, катящуюся на коротеньких безобразно кривых ножках. Человек
этот, бросив винтовку, бежал, прикрывая голову двумя руками. Такая глупость
всегда удивляла Евдокима – да разве ж можно защититься рукой от сабельного
удара?
Настигнул, крутнул шашкой, вспоров вместе с телом  ткань рубахи на бегущем  от плеча до самого пояса.  Видя краем глаза как полетела  прочь отрубленная рука, поскакал дальше,
зная, что раненых после его удара никогда не остаётся.  И только спустя какое-то время подумалось:   уж не кузнеца ли Остапа зарубил он?  Сильно похож был со спины…  Мысль эта,
пустяшная, тут же забылась в хмельной горячке боя…
А вот сейчасопять вспомнилось…. Только к чему бы это?

Глава вторая
ПЕТРУХА
В дверь, постучав, вошёл вестовой:
- Товарищ командир! Наши поутру беляков словили. Видать заблудились в потёмках. Что
прикажите делать с ними?
Евдоким задумался. Эскадрон после боёв находился в неглубоком тылу на заслуженном
отдыхе. Поэтому пленных можно было смело, без допроса, пустить в расход. Но, с другой стороны, допросить недобитых деникинцев не мешало бы – а вдруг что ценное скажут?
- Ладно, - буркнул командир эскадрона: -  Гоните их на двор, счас выйду, там и посмотрим…
Не торопясьвыпил ещё самогонки и стал одеваться. Застегнул френч на все пуговицы, пояс и портупею подтянул. Провёл рукой по подбородку – щетина порядком отросла, но бриться долго… Ладно, и так сойдёт…. Руку положил на эфес шашки – вот она родимая, здесь, рядышком… Плохо только что сапоги не чищены, в пыли…
Вышел накрыльцо командир 2-го красного эскадрона Лютый. Утреннее солнышко припекало.
Парило. Воробьи купались в придорожной пыли – видать быть сегодня дождю. Это
хорошо, что эскадрон на отдыхе – в дождь воевать совсем несподручно.
Хмуро взглянул на пленных. Тесной  кучкой,  в одном исподнем бельишке, толпились они
посреди двора окруженные гарцующими конными конвоирами.  Поморщился командир – опять, опять раздели пленных почти до гола. Приказ по Первой конной армии о мародёрстве нарушают…
Жадность этих людишек необъяснима – вроде всё есть: и сыты, и обуты-одеты, а
все равно норовят с мёртвого сапоги снять, да пленных ограбить. Быдло… Ладно,
с этим потом  надо будет разобраться…
- Дунька, тычто ли?
От знакомогоголоса вздрогнул Евдоким.  Почти забыл он о том,  что звали его в детстве этим
бабским именем. Пригляделся попристальней и оторопел. В толпе пленных стоял его родной брат Петруха. Высокий, по-каратаевски широкий в кости,  язвительно усмехался он разбитыми в кровь
губами.
- Всех врасход, только отведите подальше, чтобы падалью не воняло потом,  - скомандовал
комэск: -  А этого оставьте, сам с ним разберусь.
С матюгами,напирая крупами коней, погнали красноармейцы пленных к дальним оврагам. Петруха одиноко остался стоять посреди двора.
Не торопясь, в развалку  подошел Евдоким к нему. Пристально оглядел с головы до пят. Босые ноги сбиты в кровь,  завязки тонких иностранных кальсон распустились и были в грязи. Наверное, издалека по степи пёхом хлопцы гнали…  Белокурая бородёнка в крови…  знакомые глаза сверлят злобно и с ненавистью.
- Ну,здравствуй,  брат… –  слова произносились медленно, словно через силу.  Голова отчего-то закружилась.
- Не брат тымне! Христопродавец! Батяню красные зарубили!
- неожиданно с ненавистью закричал Петруха и плюнул в лицо Евдокиму: -
Сволочь ты Дунька! Веру нашу на звёзды красные променял! Душу дьяволу продал…
Клинок шашкине дал ему договорить и с размаху опустился на ключицу. Пошатнулся брат, но
устоял. Бессильно повисла левая рука и кровавым мясом развернулось   перерубленное плечо. Впервые в жизни не получился удар у  одного из  лучших кавалеристов первой Конной армии
Буденного. Стальное лезвие не достало до сердца и смертельно раненый Петруха
продолжал шептать помертвевшими губами:
- Каин, Каин ты настоящий…. Брата родного убил…, креста на тебе нет…. Шашке, шашке дедовской не дай пропасть…. Каин ты Дунька …., сука…
Неловко инаспех, по голове, рубанул во второй раз.
Из расколовшегося черепа хлынула кровь на лицо и рухнул перед ним на колени, цепляясь дёргающимися, скрюченными пальцами за пыльные сапоги,  бывший родной брат  его -  Пётр Каратаев…
С трудомЕвдоким  разыскал в интендантском обозе в ворохе оружия захваченного у врага
знакомую дедовскую шашку. Ножны сломал о колено и забросил далеко в
кусты бузины. Со злобой  положил одним концом клинок на камень   и топнул  по нему каблуком. Шашка, спружинив,  не сломалась. Остервенев, прыгнул  обеими ногами. Хрустнув, лезвие переломилось на три части, а острый конец, подлетев, воткнулся прямо в бедро. Матерясь,  выдернул Евдоким его из тела и, прихрамывая, пошёл прочь. Кровь горячим ручейком стекала в сапог напитывая портянку.

Глава третья
ВОЕНВРАЧ
Жарко и душно было Евдокиму. Всё тело жгло огнём. Раскалённая постель колыхалась и временами проваливалась куда-то вниз. Открыв глаза, увидел перед собой  глухонемого батрака. Темнея родимым пятном и низко наклоняясь над ним, он вдруг начал говорить:
- Это не я Каин….   Это ты Каин! Брата своего родного зарубил!
Сзади появился кузнец Остап и зловеще расхохотался…. За ним толпилось множество людей с жуткими кровоточащими ранами от сабельных ударов.
Откуда-то вынырнул  брат Петруха и, придерживая разрубленное плечо рукой, прокричал:
- Каин!!! Ты Каин!!!
- Шашка! Где моя шашка? Дайте мне шашку!!! – хрипел Евдоким, шаря руками вокруг себя. Спасительной шашки,  которой бы он смог отбиться от окружающих  его врагов, нигде не было.
Страх накатывал мутными тошнотворными волнами…

*   *   *
- Ну-с, Варенька,  как тама наш пациент? – вопрошал доктор,
строго глядя сквозь треснутые стекла очков на толстую и конопатую медсестру.
От  этих очков сильно болели глаза и ломило виски, но он упорно  носил
их,  считая, что так  больше похож на настоящего военврача первого
ранга. Должность эту он выдумал себе сам, будучи недоучившимся фельдшером,
и  строго следил за тем, чтобы  персонал госпиталя только так называть его.
-  Командир эскадрона Евдоким Каратаев находится
в бреду, вызванном общим заражением крови от незначительной раны в бедре,
товарищ военврач первого рангу! Умрет скоро. Постоянно просит шашку дать
ему,  – бойко докладывала Варенька, стреляя раскосыми глазами на доктора.
- Шашку-с, говорите просит, сестра? Очинь интересна-с. Что-с за шашка такая?
- Дык,  вить привезли его вместе с двумя шашками энтими в обнимку. Они прям там в палате сейчас и валяются.
- А ну-ка  Варя, принесите мне эти шашки.
Важно очень взглянуть на них для понимания истории болезни!
Жадно схватив принесённую наградную шашку,  военврач быстро спрятал её под кровать, а другую, в простых без отделки ножнах, со скромным латунным эфесом, протянул обратно:
- Вот,  что Варенька,  давайте будем считать, что поступил к нам больной только с одной шашкой, – быстро заговорил он, заглядывая медсестре в глаза:
- А писарю завтрева скажите, пусть запишет так: красный командир Каратаев изъявил последнюю волю быть погребённым вместе со своим оружием. А когда хоронить его будут, то  положите в гроб вот эту простенькую шашечку.
Ему,  мёртвому ведь без разницы с какой шашкой на том свете воевать. Ну а вас, сегодня вечером прошу-с ко мне в гости….
Приглашаю-с отужинать-с!

Глава четвёртая
ВОСКРЕШЕНИЕ
  …Ладонь вдругощутила знакомую теплоту деревянной рукояти и лёгкий холодок латунного эфеса.
Пальцы привычно обхватили рукоять шашки и от неё по телу, охваченному морозным
холодом, пошли горячие волны. Не шевелясь, лежал Евдоким, чувствуя как тёплой
волной,  медленно возвращается к нему
жизнь…
 
Стоящий рядом
кузнец, злобно оскалившись, на кривых ногах откатился в сторону.
Глухонемой
Каин испугано замолчал, моргая единственным глазом.
Брат Петруха
начал бледнеть и из полуоткрытого рта потекла тонкая струйка крови…
- Порублю,
падлы! – Евдоким замахнулся на них шашкой и они все вдруг разом исчезли…
 
*   *   *
  Окинув взглядом   стоящую на столе мензурку со спиртом, сало,огурцы с помидорами, краюху хлеба,  военврач первого ранга,  он же 
недоучившийся слушатель фельдшерских курсов Тихон Приходько, озадачено
почесал в голове. Конечно, стол для дамы был не особенно изыскан, но пайковой
сахар он давно  уже сожрал сам, и  больше ничего подходящего для угощения
женского пола не было.
«Хорошо бы
пряников или печений сейчас…. А, ладно, и так сойдёт! Невелика фифа…»,  - подумал он, тщательно стараясь выпустить
жиденькую прядь волос из-под 
лакированного козырька  офицерской
фуражки. Огромная, всё увеличивающаяся плешь, доставляла много огорчений
Тихону.
  - Можно к вамвойти, товарищ военврач первого рангу? - в приотворённую дверь кабинета  робко заглянуло зарумянившееся рябое
личико  медсестры Вареньки.
У Тихона
радостно захолонуло сердце и сладко заныло в паху. Вниманием женским, надо
сказать, прыщавый и толстоватый медик не был избалован хоть и считал себя  неотразимым.
- Входите же,
входите, дорогуша! – стараясь придать своему 
несуразному телу элегантность,  
галантно подскочил он к двери.
 «Наверняка будет у нас c ней сегодня любовь. А может  даже и по-французски получится…» - подумалось
ему и вспомнилось изображение на нескольких 
похабнейших германских открытках, слезно выпрошенных недавно у одного из
больных,  за изрядную долю казённого
спирта. Сегодня Тихон планировал показать их медсестре,  рассчитывая на то, что это будет последним
аргументом чтобы уговорить её сотворить ему скабрезную французскую любовь.
  После третьейрюмочки Варя зарумянилась и, потупившись, отщипывала от хлеба крошечные
кусочки, жеманно отправляя их в сложенные бантиком герпесные губки.
Осмелевший
военврач, не встречая сопротивления, смело полез  ей за пазуху, нащупывая среди мясистых
складок округлости массивных грудей. От волнения он дрожал и сильно вспотел. С
треском лопнули завязки халата, обнажая дебелую плоть и внезапно пересохшим
горлом  Тихон прохрипел:
 - Я васлюблю, Варенька, давайте же скорее пересядемте на кровать!
  Покорноподошла она к кровати и, сладко зажмурившись, легла на спину.  Путаясь в пуговицах галифе военврач упал на
неё, одной рукой пытаясь освободить свою вздыбившуюся плоть, а другой шаря
между толстых ляжек медсестры …
 
*   *   *
 Стукраспахнутой и сорванной с крючка двери заставил 
в испуге подскочить любовников.
На пороге,
покачиваясь, с обнажённой шашкой в руках, стоял умерший сегодня вечером красный
командир Евдоким Каратаев.
  -В-Варя?К-кто это? Откуда он здесь? С оружием? – внезапно сорвавшийся голос жалобно
сипел.
  - Не знаю я!– дико взвизгнула медсестра:  - Умер он!
Умер! Я только мертвяку шашку евоную в руку вложила. Штобы завтрева не забыть
её в гроб положить, как вы сказали… Свят, свят, свят…
  Нехорошоулыбаясь, комэск Каратаев направился к ним. Варя зажмурилась и, закрыв лицо
руками, тоненько завыла:
   - И-и-и-и-и….
  Военврачпервого ранга упал с кровати, со спущенными до колен галифе, скобля пол
каблуками сапог, пополз задом в угол. За ним тянулась струйка мочи.
Коротко, с
непередаваемым  и характерным только для
казацких шашек зловещим посвистом, дважды взвизгнула смертоносная сталь.  Всё стихло. Два потока крови потекли по чисто
выскобленному дощатому полу,  смешиваясь
с желтоватой лужицей...
Вытер,  не торопясь, Евдоким шашку о смятую постель,любовно осмотрел лезвие. Сияя отполированными долами  сталь излучала чуть ощутимое тепло. Прижавшись
щекой к лезвию, он закрыл глаза...
… Вдруг превратилсякрасный командир Лютый в маленького мальчика Дуню, уткнувшегося в подол
материнской юбки, пахнущей молоком и свежевыпеченным хлебом. Мать, ласково
нашептывая что-то, гладила его по вихрастой голове. От всего этого   слёзы сами навернулись на глазах, голова
странно закружилась и волна непонятного щемяще-радостного чувства прокатилась
по телу…
Через секундунаваждение прошло.
Неожиданно почувствовал  себя Евдоким Каратаев  вновь здоровым и полным сил.
Решительно подойдя к столу, опрокинул керосиновую лампу, полюбовался
растекающейся и капающей на пол огненной лужей и вышел из комнаты, осторожно
притворив за собой дверь…
 
BlofeldДата: Вторник, 25.02.2014, 21:46 | Сообщение # 54
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 1
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №41

Люди— такие, какие они есть
 
        
Обычный воскресный вечер. Как всегда, захотелось посмотреть какой-нибудь фильм: я очень люблю по выходным смотреть фильмы. Кто-то бежит в кинотеатр на «Сталинград» или «Отверженных», а я вот как-то больше предпочитаю монитор компьютера, да. Обязательное дело — найти на просторах Интернета киноленту, включить плеер, поставить рядом с собой чашку чая с мёдом — и нажать «Плэй».... И всё.... Сразу погружаешься в мир кино — мир настолько многообразный, что видишь это даже по фильмам с одним актёром. Я, разумеется, знаю по нескольким фильмам и Леонардо Ди Каприо, и Брэда Питта, и других популярных современных актёров.
    Но один из моих самых любимых актёров — это актёр не XXI,а XXвека, это французский комик Луи де Фюнес. Ну вот, опять ошибся! Какой он ещё «французский»? Испанский же, предки его оттуда. А самое главное — не «комик» он. Пусть пишут, пусть говорят, пусть что хотят делают, но «Луи де Фюнес» и «комедия» - не синонимы. Вообще, талантов нельзя мерить по рамкам «чёрное-белое». Неправильно, ну неправильно это! Де Фюнес — и комедийный, и драматический актёр. Да. Потому что я как раз-таки этим январским воскресным вечером смотрел уже который раз, как мне кажется, драматический (а не комедийный!) фильм «Суп из капусты» 1981 года. Луи де Фюнес сыграл в нём именно драматическую роль. Последнюю роль в своей жизни....
    Главные герои уже так хорошо мне знакомы — Клод Ратинье (Дохлый) и Франсис Шираз (Горбатый). Первого играет Луи, второго — Жан Карме, его коллега по старым фильмам. Два деревенских старика беспробудно пьют каждый день, каждый вечер, правда, не каждую ночь — спать тоже нужно. Как мы презираем таких людей в нашей повседневной жизни, а? Иногда даже чьи-то родственники такими становятся, и, как правило, от них отворачиваются. Насовсем. Вот так и от них все отвернулись. Герой де Фюнеса вспоминает, как он с женой Франсиной танцевал раньше под гармонь, но сейчас время изменилось, и больше так никто не танцует. В деревне Гурдифло остались они двое — Клод и Франсис. Всего лишь двое, представьте себе! А может, это их счастье? Ведь люди иногда по одиночке, как птички на ветках в холодную зиму, всю жизнь прозябают, а потом в старости плачут, что так у них ничего и не получилось. А получилось ли что-то у Дохлого и Горбатого? Прошли войну, завели хозяйство в деревне, Дохлый ещё женат был.... Наверное, что-то здесь есть.
    Мне кажется, самое главное, что я всегда ценю в этой киноленте более чем тридцатилетней давности, - способность героев, являющихся простыми людьми, оставаться самими собой, дружить, любить, понимать, бороться за хорошее до конца даже тогда, когда никто не понимает и не хочет понимать.
  Когда мэр ближайшего города норовит выжить из домов, построив на месте деревни развлекательный аттракцион и окружив дома двух друзей металлической оградой — как зверей в клетке, которых, как только они «вышли из вольера», сразу закидывает солёными орешками наглый смазливый мальчишка — как будто перед ним не пожилые люди, а какие-то обезьяны шимпанзе.
    Когда воскресшая с помощью инопланетян и получившая новую жизнь 20-летняя жена Клода Франсина быстро, почти наспех, переполненная энергии и скоротечных чувств, уезжает в город жить к современному ветреному пареньку-байкеру, не зная, что её ожидает, но уверенно и твёрдо расставаясь со стариком-мужем Клодом, заставляя его отвернуться от неё и тихо плакать.
   Когда Франсис действительно видел что-то ночью, что видела и старуха в соседней деревне, но ему не верят в жандармерии, выгоняют чуть ли не за шиворот, а в соседней пивной все мужики вместе с барменшей дружно насмехаются, давятся со смеху и словами, глазами съедают Франсиса: «Вот же дурак, вот же идиот, совсем сдурел, старый хрыщ!», а «старый хрыщ» идёт на чердак своего дома — удавиться, но спасает его Клод, снимает не выдержавшую веса петлю другу и помогает подняться...дальше жить.
   Когда прошлая жизнь ушла, а новая всё давит и давит на тех, кто уже не способен прогибаться под изменчивый мир, всё стремится в корне изменить их сущность, но «старики» никак не сдаются, пытаются бороться за своё прошлое, пусть и всё больше и больше отступают, а, может, они уже готовы отправиться в другой мир, на планету Оксо, в мир инопланетян...иной мир. Но это уже насовсем, чтобы там, как говорит старикам один инопланетянин, прожить не 70 или 80, а 200 лет. И даже их старая кошка, которой скоро 14, будет жить до 200 лет. Читай, всю вечность....
    И вот, когда всё это происходит,наши герои — те самые деревенские старики-пьяницы — остаются такими, какие они есть. Да, они, по признанию Клода врачу на приёме, пьют в день литров пять-шесть вина и никак не меньше — даже не запой, ещё хуже будет. Да, всем кажется, что в своей деревеньке Гурдифло эти двое напрочь спятили и утратили всякую способность рассуждать. Да, даже воскресшая молодой жена Клода Франсина говорит своему старому мужу, что не хочет всю «вторую жизнь» горбатиться на своего «любимого», отбирая у него спрятанные в кепке все деньги. Да, старые друзья чуть было не ссорятся насмерть из-за того, что Франсина изменила Клоду, когда тот был в армии, с Франсисом — Клод готов уже стрелять в лучшего друга патронами, рассчитанными то ли на кабана, то ли на слона.
    Но неужели, скажите, неужели теперь мы должны бросить этих людей на произвол жестокой судьбы, жестоких реалий современной жизни, к которой они просто не могут привыкнуть? Нет! Нет! Нет! Почему? А потому, что эти люди — это Люди. Да, именно так, нельзя иначе. Потому что они знают, что такое Дружба, потому что они знают, что такое Любовь, потому что они знают, что такое Надежда на лучшее. А таким Людям нет цены, для них не существует смерти, их никто не может прогнать, унизить, раздавить. Они как будто фениксы, которые готовы в сотый раз начать сначала и восстать из пепла. И совершенно не имеет значения, пьют они или нет, изгои они или нет, нравятся они кому-то или нет. Не это главное, говорят нам авторы сценария — писатель, создавший роман «Капустный суп» в 1980 году, Рене Фалле, и тот самый гениальный актёр комедии и драмы Луи де Фюнес, - а главное то, что человек является Человеком только тогда, когда в нём есть что-то искреннее, душевное и доброе, непреходящее и духовное, то, что не зависит от врагов и недоброжелателей, не исчезает под их безумным натиском.
    Но в современном героям фильма времени уже нет места таким Людям, и они улетают на другую планету — наверное, навсегда. А герой Луи де Фюнеса, Клод Ратинье, оставляет своей любимой молодой воскресшей жене Франсине сундучок золотых луидоров с прощальным письмом о том, как нужно внимательно и осторожно жить в этом непредсказуемом мире. Может, актёр предчувствовал, что эта роль станет для него последней, может, потому так и писался его рукой сценарий по роману Рене Фалле? Луи де Фюнес, сыгравший не только комедийных жандарма Крюшо, комиссара Жюва или дирижёра Станисласа, но и драматических владельца похоронного бюро в «Такие разные судьбы» (а ведь на «Оскар» фильм номинировали), молодого хитроумного дельца в «Странном желании господина Бара», желающего покончить жизнь самоубийством пианиста в «Совершенно некстати», он стремился сыграть ту роль, которая станет некой квинтэссенцией всей его кинокарьеры, такой разной, такой многожанровой — то ли комедийной, то ли драматической....
    И он сыграл, да. Он всё-таки успел,дожив до 67-ми и пережив два инфаркта, в ожидании третьего спустя год с небольшим. Успел не столько даже просто сыграть, сколько сказать зрителю о том, какой он видит правду жизни, каким он видит настоящего, хорошего человека, каким бы противоречивым с первого взгляда он не казался. И вот фильм уже закончился, компьютер я выключил, пустую чашку отнёс на кухню, ну и приготовился ко сну. Надо же, вот как поразительно! Я всё удивляюсь непонятному. Актёра нет уже вот четвёртый десяток лет. В этом году, 31 июля, ему исполнилось бы 100 лет. Но время не властно над талантом - он есть, здесь и сейчас. Потому что есть его фильмы. Потому что их смотрят и чувствуют. Вы знаете, сколько отзывов разных людей пришлось слышать и читать про «Суп из капусты»? Счёт идёт на десятки. И почти все из них — положительные, проникнутые пониманием, тем более от тех, кому я сам советовал смотреть фильм. И вам я советую посмотреть его.
    Потому что именно там Луи де Фюнес своим героем Клодом Ратинье показал Жизнь. Жизнь, которую проживает Человек. Можно смотреть блокбастеры с крутыми тачками, можно включить мульт и перенестись в какой-то непонятно нереальный мир, можно посмотреть банально-социальную драму или очередной ванильно-любовный пассаж. Да я сам так иногда люблю, чего тут пугаться признаться. А вот можно посмотреть этот фильм. И тогда понимаешь, что он объединил в себе всё это, настолько объёмным и многогранным оказалось всё, настолько глубокими оказались диалоги, настолько живыми оказались лица героев, настолько честной была актёрская игра — как будто не игра, а сама жизнь вплетается в сознание во время просмотра киноленты.
    Нам сегодня очень важны такие Люди, как Клод Ратинье, ну или Франсис Шираз. И именно потому, что такие Люди, порой забываемые обществом, незаметно помогают ему существовать, жить, развиваться, потому что являются переносящими всякие страдания и несчастья, но твёрдо стоящими на ногах хранителями его непреходящих ценностей — Надежды, Дружбы, Любви. Нам нужно стремиться быть такими Людьми. И это, пожалуй, и есть самое главное.


Сообщение отредактировал Blofeld - Вторник, 25.02.2014, 22:05
 
DolgovДата: Среда, 26.02.2014, 20:42 | Сообщение # 55
Генерал-майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 266
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №42

ТЫ ВИНОВАТА
Рассказ-быль

Подслушанныеили рассказанные дорожные истории – самые интересные, потому что зачастую они
искренние - неприкрытые, непричёсанные, и у них нет конца - это куски жизни,
которые их хозяева ненароком вдруг отпустят от себя в пути. Порой бы и рад
узнать, что будет дальше, да только дорога сначала сведёт людей вместе, а затем
столь же  поспешно и невозмутимо навсегда
разведёт их.  Я много лет вспоминаю одну
историю, которая по прошествии времени словно приближается ко мне, наверное,
это происходит потому, что я старею и уже по иному расцениваю те или иные
события. Этот случай произошел лет этак двадцать с гаком назад. Я ехала в
плацкартном вагоне  поезда Томск-Бийск на Алтай в моё родное село навестить маму. Поездка могла быть только кратковременной, поскольку мой младший сын часто болел, и я чувствовала себя неспокойно. Вагон был полупустым, боковые и верхние места до ночи оставались
почти все свободными. В купе меня развлекал мой сосед, пожилой мужчина
интеллигентной внешности. Хотя сейчас пожилым я бы его не назвала, а в то время
все люди старше сорока лет казались мне уже почти стариками. Звали его Пётр
Фёдорович.
Ночью я проснулась от всхлипов и шепота, услышанного мною в вагонном многоголосье -
сработала привычка даже во сне вслушиваться в ночь. Наискосок от меня на боковых сиденьях, похоже, разговаривали мать и сын. Лиц самих собеседников я не видела, но голоса… Страшное чувство рождала их интонация.
- Все наладится, сынок, - всхлипывала женщина, - очень скоро все наладится, вот
увидишь…
- Уже не наладится… И ты во всём виновата… Только ты одна во всём виновата, - твердил ей
в ответ сын каким-то деревянным неживым голосом.
- Все будет хорошо.
- Ты виновата.
- Я ведь всегда любила тебя. Чем же я смогла провиниться перед тобой, сынок?
- Не вовремя меня родила. Из-за тебя я попал туда. Ты виновата.
Сквозь всхлипы мать старалась нашептать слова утешения, нежности, но все её потуги натыкались на один и тот же отклик:
- Ты виновата…
По едва доносившимся шорохам можно было понять, что большинство пассажиров уже
пробудились, и еле слышные отголоски этого тихого  затяжного человеческого горя заставили
примолкнуть даже вагонные перегородки, которые весь вечер и часть ночи скрипели
и кряхтели на каждом рельсовом стыке, а колёса стали более вежливо выстукивать
свою железную работу. Пётр Фёдорович, поставив торчком подушку на внутреннюю
окраину матраса, попытался усадить себя в угол за оконную занавеску, казалось,
что нечаянно образовавшееся в ночи чужое горе чем-то очень близко волновало и
его самого.
Долго лежать без движения не особо приятно в любой ситуации, и я тоже, как и Пётр Фёдорович,
решила потихоньку притулиться к окну. Я зря опасалась потревожить своими
неосторожными движениями мать и сына, мне думается, они и внимания бы не
обратили, если бы кто вздумал прыгать или даже благим матом орать возле них,
потому что всхлипы не прекратились и после моего перемещения, как не умолк и
безжизненный голос, монотонно твердивший:
- Ты виновата… Не вовремя меня родила…
Чтобы хоть как-нибудь оторвать себя от чужого разговора, который мог порой показаться
явным наваждением, если бы не прекращающийся плач и не ещё более
сюрреалистическая интонация говоривших, я заставила себя смотреть на дырявые
чёрные облака, на луну, которая, как деревенская баба, подоткнув наспех подол,
бежала за поездом, она норовила, мне казалось, не отстать от нашего вагона.
Наверное, она хотела понять, кого ей стоит пожалеть больше – мать, изнемогающую
от своего растерянного бессилия или её взрослого мальчика, истерзанного
собственными неуправляемыми застопорившимися мыслями. Вскоре облака
образовались в одну здоровую тучу, которая походила на стёганое ватное одеяло,
и уморившаяся луна прилегла под ним отдохнуть. По оконному стеклу поползли
струйки дождя, и только тот же измученный голос всё повторял:
- Ты виновата… Всё из-за тебя… Не вовремя меня родила…
Утро вошло в наш вагон мрачным, под стать остальным пассажирам, угрюмым и глубоко задумчивым, несмотря на то, что места матери и её заблудившегося сына были свободными – те сошли где-то в ночи страдать дальше.  Отстояв длинную очередь в туалет, я вернулась на своё место в самый разгар конфликта – крупно ссорились Пётр Фёдорович и модно одетый молодой человек из соседнего купе:
- Ну что за народ на свет народился, - возмущался Пётр Фёдорович, стараясь выколупнуть в уже приличных размеров кучку очередную таблетку из бумажной упаковки, - всё им не так, всё им
не эдак, ну хоть лопни перед ними, хоть на коленки встань, а никак угодить
невозможно… этот парень-то ночной, ведь страшно сказать, до чего додумался –
мать его не в то время родила, бред какой-то… измучил бедную, она уже через раз
дышит, а тот остановиться, видите ли, не желает, долбит её и долбит…
- А вот не надо за неё заступаться, -  выкрикнул модный сосед,
просунув туловище почти наполовину к нам в купе, - она же дура, полная дурра,
сидит и плачет, когда действовать надо, думать рационально и действовать
решительно, а эта… раскапустилась… нашла время слёзы лить…
- А твоя мать как, тоже дура? -не утерпел Пётр Фёдорович. От его былой интеллигентности и следа не осталось, он подпрыгивал и орал так, что слюни изо рта летели во все стороны.
- Моя… ещё хлеще… стерва, сука и дура… всё жизни меня учит… подчинить себе хочет!
- А ты на денежки чьи живёшь? Кто тебя так модненько одевает, сам заработал?
Мне почудилось, что они сейчас в горло друг дружке вцепятся. Но тут Петру Фёдоровичу как будто не стало хватать воздуха, он мешком свалился на сиденье, а когда немного отдышался, сгрёб ладошкой всю кучу таблеток и полностью, уже больше не сортируя, отправили их
себе в рот, запив вчерашним чаем, задумался, а потом не то самому себе, не то в
продолжение разговора уже тихо, совсем спокойно, сказал:
- Да детям хоть масло в жопу лей, всё мало будет. И моя дочка такая же, как этот контуженный вчерашний… Я заметил вот, - уже обратившись ко мне, начал говорить он, - чем родители для детей сильнее стараются, тем детки борзеют больше… Со мной на лестничной площадке
соседка живёт, пьянчужка забубенная, лет пять её знаю, пробы ставить некуда… а
как сын её любит, ищет, когда она в загуле, переживает, еду ей возит, если она
вдрызг пропьётся… а та куражится над ним ещё… цирк просто натуральный… а сын
молчит да терпит… а всё потому, что по детдомам наскитался… близким человеком
дорожит… ему и такая мать люба… а наши-то зажрались совсем, доброго слова вовек
от них не услышишь, и говорить нечего об этом…
Он махнул трясущейся рукой и замолчал, уставившись на точку в стене, только одному ему ведаемую. В вагоне стало совсем сумрачно, будто покойника только что вынесли.
Пассажиры все сидели строго раздельно, словно опасаясь, что друг от
дружки их может стукнуть током, хмуро молчали, пряча глаза, каждый пребывал в
собственных потаенных грустных мыслях…

НЕПУТЁВАЯ ВЕСНА
Рассказ-быль
Пасха в прошлом году была ранней, по народным приметам и весна тоже должна была
подоспеть рано. Так оно и вышло, чему я шибко обрадовалась – мне нужно было попасть
к июню в Москву – я заканчивала Литературный институт. Но, как говорится, учёба
учёбой, а огород посадить я должна была уже перед отъездом: зима придёт и спросит,
что весной делала.
Ну что ж, деваться некуда, и землю копать в огороде под картошку я начала в самом начале
мая – и это при нашем северном-то климате. Соседи с разинутыми ртами с заборов свешивались,
смотрели, что я делаю, а потом между собой судачили – не рехнулась ли я после своего
зимнего одиночества. Снег пробрасывает, дождь холодный изредка меня поливает, а
я в грязи лопатой ворочаю, докуда воткнуть её, сердешную, смогу – земля ещё не
везде оттаяла, снег недели две как сошёл. И выхода нет никакого: если посажу
огород, то что-нибудь да уродится, а если не стану, так и совсем ждать нечего
будет, погибель тогда уж точно придёт.
Вожусь себе в огороде, жилы рву, но с самого начала понимаю, что всё вокруг меня совсем не так,  как обычно:  живности привычной огородной рядом никакой не видать, ни комаров, ни лягушек, даже скворцы не залетали ко мне за даровой кормёжкой, видать, холодно ещё совсем было. Но долго раздумывать, да осматриваться не могла, чуть остановишься, и сразу начинало в грязь засасывать, еле ноги выдёргивала. Уже через день-два всё тело от такой работы стало похожим на столб телеграфный, деревенело и гудело к ночи. Но я не сдавалась, хотя с утра и
постанывать приходилось. К обеду, когда разработаюсь, легчало и на душе теплело,  а вечером домой уже как на ходулях возвращалась. В перерывах учила эстетику, мне по ней надо было государственный экзамен сдавать. Литературу хорошо знала, стилистику и философию тоже, а на эстетике мозги мои тормозили. Как год назад, тоже весной, господин Дубовицкий меня с
лекции за сопли выпер, так сразу и начались мои эстетические проблемы. Мне даже
сны эстетического содержания снились, к примеру, о дегуманизации искусства -
что днём непосильным трудом выучить успевала, то ночью настырно в гости ко мне и
приходило.
Так между огородом и эстетикой я и жила. Про нищету родимую забыла пару слов прибавить, но это дело привычное. Хотя в то время всё же сложнее было: воду перед моим домом прорвало на
центральной магистрали, ну и принудили меня шантажом за ремонт водопровода
заплатить, грозились воду отрезать. С деньгами тогда отношения совсем
напряжённые были, они разлетались от меня, как соколы, в разные стороны. Нужды много
было, и деньги я всеми силами удержать старалась, под замок запирала - копила с
пенсии на проезд в Москву, шутка сказать, за все шесть лет учёбы стоимость
билета в один конец равнялась каким-то чудным и непостижимым образом размеру
моей пенсии. Вот я четыре пенсии в год и тратила только на билеты, а про
остальные надобности, и вспоминать даже  неохота. Желающих содрать с меня денежку
очередь не оскудевала, как, к примеру, в этом случае с водой. Я в войну
вступать не стала, деньги отдала, пенсию почти всю целиком втюрила, а военные
действия перенесла на осень. Не то чтобы я конфликтов опасалась, это далеко не
так, мне повоевать порой и самой по нраву - кровь в организме разогнать за счёт
стрессов и прочих сильных ощущений, но в этом случае я подготовиться толком не
смогла бы к экзаменам, так что решила потерпеть,  хоть и сподобили меня жилищно-коммунальные господа на неминучий голод и прочие неприятности.
К середине мая на моей усадьбе стали происходить совсем странные дела. За моей спиной, за огородом, между стайкой и уличным туалетом коты пришлые начали каждый день собираться. Разных мастей откуда-то прибывали, как на митинг, прости Господи, в советское время. Они
молча, степенно и важно рассаживались на дощатом выступе сарая, некоторые на
забор запрыгивали, другие места себе на крыше туалета облюбовывали, лестница
возле стены сарая тоже не пустовала, до самого верха на ней коты громоздились. Голов
по сорок их порой к вечеру накапливалось. Сидят чинно, молча, только иногда
лапами от холода перебирают. Я такой страсти не видывала никогда, меня иногда
даже жуть до самых костей пробирала. Но внешне  страху старалась не выказывать, да и некогда было, моя посадочная работа продвигалась по-прежнему медленно, а когда
надеяться не на кого, то и сам, под стать обстоятельствам, таким же оголтелым
стаёшь.
Ещё, правды ради, надо добавить, что к животному миру я нахожусь ближе, чем к людям. Птицы и прочая живность меня тоже своей считают. Летом в огороде я часто с лягушками разговариваю, с ними очень интересно общаться, они внимательные, любопытные и доброжелательные,  я приметила, что у лягушек плохого настроения никогда не бывает. Прошедшей зимой на меня часто опускались стаи голубей. Первый раз я перетрухнула, когда днём во тьме очутилась, голубей много было, они свет мне разом застили. На спину стали садиться, на голову, за плечи и руки лапами и крыльями цеплялись, кругом в воздухе висели. Но я как-то сразу поняла, что опасаться мне нечего – голодные голуби так внимание к себе требуют, и они откуда-то доподлинно знают, что я их накормлю. И нет на свете прекраснее занятия,
чем кормить голубей. Они очень доверчивые, как малые дети, с рук пшено клюют, и
думаю, что нет такого человека, у кого в душе ответное тёплое чувство не ворохнулось
бы.  В это время нежность в сердце рождается, а всё другое, неприятное, отодвигается, либо совсем исчезает, и жизнь милее становится.
Того же самого, однако, не могу сказать про кошек, люди предпочитают даже в тяжёлые минуты с одной кошачьей особью дело иметь, кошачьи сборища их настораживают. Я познала это на
собственном опыте - против сходок кошачьих соседи роптать стали, они удумали,
что это якобы моя гулящая кошка котов к себе приманивает. И теперь уже целые
делегации людей приходили ко мне в дом и требовали, чтобы я всех кошек разогнала,
иначе, как утверждали соседи, придёт скорый конец их будущему всеобщему урожаю
– кошачьи женихи, дескать, все огороды вокруг вытопчут. И мне волей-неволей
приходилось отрываться от работы и объяснять соседям, что своей домашней кошки
у меня нет и в помине не было, что гонять я никого не собираюсь, других, более
важных, дел скопилось невпроворот.
От тяжелой потной работы и от ежедневных нервных разборок я стала сильно уставать, и мне порой становилось даже не до эстетики. Не знаю, смогла ли бы я досадить огород и достойно
подготовиться к экзаменам, если бы однажды утром всё разом не прояснилось.
Перед рассветом меня разбудил рёв. Я не поленилась, встала и пошла с фонариком
во двор. С некоторым содроганием прошла мимо кошек к туалету, рёв доносился
именно из него, открыла дверь и посветила внутрь. С самого низа, из дыры, мне показалось,
во много крат сильнее света моего фонарика, горели зелёные глаза. Там сидел
кот. Среднего возраста, странной бурой масти, с обмёрзшими ушками, головастый,
очень худой и порядком одичалый. Попасть в туалет он мог полтора месяца назад,
когда делали напротив дома воду, и рабочие посещали с моего разрешения это
строение. Пробраться туда в другое время кот не мог, ни снизу, ни сверху даже
щелки не было,  а жилистый мосластый кот всё-таки имел внушительные размеры. У меня все удобства находятся в доме, и я предпочитаю в моём преклонном возрасте ходить только в тёплые места в случаях житейских надобностей, так что кота в облюбованном им убежище никто не тревожил. В твёрдой уверенности, что незваный квартирант сразу же покинет мой туалет, если
оставлю дверь открытой, я отправилась мимо молчаливых кошек домой досыпать.
Но я ошиблась, кот не уходил.
Стоумовая соседка, бдительно созерцавшая все происходящие на моей территории
процессы, опять начала приставать ко мне:
- Михаловна, это он ведь к тебе жить просится… потому и не уходит… котишка бездомный, взяла бы его к себе, что ли… ради веселья…
Меня аж затрясло. Это же надо до такого додуматься: дикого кота, который в дерьме просидел полтора месяца, в дом к себе взять… И какое веселье он может мне принести, спрашивается. Сама-то соседка не особо развеселилась от своей собаки: по всему дню учит старого
кобеля, который уже по второму разу собачью жизнь проживает, как лаять надо.
Конечно, я признаю, что одиночество – вещь страшная, и воздух от тишины,
бывало, звенит, это имеется, спору нет. Но домой… Да если бы я всех желающих,
кто интерес ко мне проявлял, к себе в дом собирала по доброте сердешной, там
повернуться от перенаселения уже нельзя было бы. Ну, удружила, соседушка милая,
нечего сказать… Нас с ней мир с самого начала не брал, как она рядом
поселилась, хоть и человек работящий, как трактор, прости Господи, и вдова
тоже, и два высших образования имеет, и лет ей уже за семьдесят… вот всю весну
ко мне приставала, сообщала каждый день, что лужа около её дома замёрзла, льдом
покрылась, не тает: дескать, зря стараешься, - огород посадишь, а всё равно всё
вымерзнет, потому что слишком рано копать начала… Я бросила ведро с семенной
картошкой на грядку, взяла лопату и пошла кота прогонять. Он рёв поднял, уходить
не хочет, спину дугой выгнул, того и гляди, на меня бросится. Я сразу увидела,
что мне его не победить, и лопата тут совсем не поможет, и уговоры никакие не
подействуют, коли парень решил за мой туалет насмерть стоять.
Когда по тропинке мимо кошек проходила, в сердцах само собой с языка сорвалось:
- Передайте своему товарищу… пусть уходит, мне его кормить нечем, я для него капиталов не припасла, себя прокормить не могу… и сами уходите, не доводите до греха… нечего меня перед
всей округой позорить, не заслужила я…
А сама досаживать картошку вернулась. Но не то понервничала, не то уж вконец надсадилась, а только в груди у меня болеть сильно стало. Лопату с великим трудом в землю ещё могла воткнуть, а наверх её вывернуть уже сил не хватало, и где солнечное сплетение, там болью
пронзало. А тут еще кукушка привязалась, рослая, головка седая, сама бесстыжая,
просто под лопату сдуру бросается. Я ругать её стала самыми страшными словами,
ненавижу кукушек, они перед смертью моего мужа на крыше дома с месяц куковали,
беду кликали… Пока ругалась, то и не заметила, как досадила, вроде и болеть в
груди даже меньше стало…
Утро встретило меня радостной вестью: ушли коты с моего двора и придурка бурого с собой прихватили. Я на радостях как весенний ветерок по огороду летала, последнюю мелочь досаживала. Морковку и петрушку посеяла спокойно, они холодов не боятся, а кабачки поглубже
в грязь воткнула и перекрестила для верности, авось выживут. А вот над
огурчишками всплакнула, жалко мне их стало, как представила, что им ночами
пережить придётся по весне нашей северной. Когда парник укрывным материалом
оббивала, уже улыбалась, семена огурцов мне в магазине продали со знаковым
названием «Подмосковные вечера», даже самой интересно стало, что из этого опыта
получится, когда московские семена в сибирские условия насильно втискивают. Ну
а лук уже невозмутимо садила, чего над ним душу рвать, всё равно весь в стрелку
от холода уйдёт, и переживать нечего. Базилик и салаты разные  я уже по стародавней привычке в грядку воткнула, пусть тоже сибирского весеннего морозца понюхают, ежели силёнок
хватит через грязь на свет белый выкарабкаться. Когда отсадилась, снег пошёл,
но реденький, слабосильный. С домашними делами скоренько управилась и в Москву
поехала оставшиеся подвиги совершать.
Студенткой я все годы учёбы была бесхвостой, дисциплинированной. Как училась, так институт и закончила, государственные экзамены все на пятёрки сдала. Среди экзаменационной суматохи
краем уха слышала, что в наших сибирских краях страшная засуха образовалась, но
особо тогда не расстроилась, потому что у моих огородных посадок шансов выжить
с самого начала никаких не имелось.  И когда домой с дипломом возвращалась, из окна вагона, а потом и автобуса, видела, что у людей не везде даже и картошка взошла – среди огородов проплешины пустотой всю дорогу меня печалили мыслями: вот проездилась, вроде и победила, а
зимой неминуемо и расчёт придёт – голодать, видно, мне придётся. Домой приехала
глубокой ночью, усталая, всё же самый трудный учебный рубеж преодолела, да и
долгая дорога сказывалась – почти четверо суток добиралась, едва помывшись, кулём
на постель сразу свалилась. А утром обомлела, как на улицу вышла: лук в огороде
стоял как камыш, картошка красовалась мощными рядами, огурцы из-под укрывного
материала выпирали, кабачки плетями на забор примерялись забраться, и морковка
своими весёлыми косичками уже начала поигрывать.
И остальные дела дальше тоже хорошо пошли, после той весны я больше ни разу не голодала.  Жилищно-коммунальные господа поздней осенью деньги мне возвратили, домой привезли, в акте передачи было записано: «вернуть как ошибочно взятые», но извиняться передо мной они не нашли нужным, наверное, посчитали, что я и своим деньгам должна была без ума обрадоваться. Что с них взять, с бессовестных, привыкли бесчинствовать…
А зимой в самые лютые пятидесятиградусные морозы на крыльце пропечатывались сквозь
изморозь на полу кошачьи следы, но ничем другим кот себя не проявлял. Потом я
заболела, слегла. И где-то примерно на восьмой-девятый день болезни, когда в
доме закончился запас дров, а я лежала в холодной кухне на диване, в
болезненной дремоте понимая, что сил подняться у меня уже нет, услышала стук. Я
долго не могла разобрать, что за штуковина барабанит по стеклу. Рывком вскочила,
сама толком не осознавая, как оторвалось от дивана моё больное тело, прильнула
к окну и увидела, как бурый кот спускается вниз от окна со снежного наста…  И тут до меня дошло, что в суете хозяйственных дел я лишила себя друга… Настоящего друга…

продолжение следует
 
DolgovДата: Среда, 26.02.2014, 20:55 | Сообщение # 56
Генерал-майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 266
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №42
(окончание)

ГАМЛЕТ ГОРОДА ЕНИСЕЙСКА
Рассказ-быль

Некоторые люди сетуют, что их жизнь серая, скучная, однообразная, как в фильме «День
сурка». У меня же наоборот, и двух дней, похожих друг на друга, припомнить не
смогу. Я бы хотела жить тихо и незаметно, но у меня не получается, как будто
кто-то властный и сильный руководит обстоятельствами. Вот и в наступившей
обстановке мой разум старался отыскать как можно больше важных доводов, чтобы
дать мне возможность увильнуть от поездки на писательское собрание в
Красноярск. Но душой я понимала, что собрание может принести энергетический
подъём, всплеск творческих мыслей, общение, конечно. И мои колебания можно
понять, потому что вряд ли хоть один нормальный человек согласится по своей
разумной воле в сорокаградусный мороз ехать весь день на автобусе сперва в
Красноярск, а потом захочет, не отдохнув, толком не поев и не попив,
возвращаться ночью обратно домой, само собой разумеется, на автобусе и,
естественно, по усилившемуся морозу. Вот и я раздумывала. Но когда все
мысленные отговорки иссякли, а посоветоваться мне было, как всегда, не с кем,
то я пошла на автовокзал и купила билеты.
Сборы в дорогу заняли у меня совсем мало времени: я налила кипятка в термос, верхняя
крышка от которого потерялась ещё в советском времени, да взяла с собой
плюшевую подушечку с вышитым зайчиком – сиденья на всех вокзалах в сибирской
округе были железными. Дорога от дома до автовокзала заняла у меня всего
полчаса, но за весь свой начальный короткий путь я насчитала семьдесят три
собаки, которые попали в периметр моего обозрения. Возможно, некоторые из них
были сосчитаны мною дважды, поскольку собаки рыскали вдоль и поперёк улиц,
поэтому я не берусь утверждать, что подсчёт был произведён предельно точно.
Меня перепугала собачья свадьба, которая в столь морозную погоду представляет
собой серьезную угрозу, из-за стужи и своей жениховской охоты взбесившиеся
кобели в ярости готовы загрызть любого прохожего, на которого тявкнет их сучка.
Сильные ощущения на сей раз пробежали мимо, благодаря моему маневру, – я
намертво прилипла к полупьяному мужику, которого всякое здравомыслящее
существо, кроме меня, предпочло бы обойти за три километра, он громко
матерился, а я от всей души и не менее громко хвалила его за смелость,
стойкость, мужественность, ещё не помню за что.
Место в автобусе мне досталось у прохода, а примерзать к окну выпало счастье не по
сезону одетому парню, который за своё легковесное отношение к сибирской стуже
сразу вызвал у меня твердую неприязнь. Несмотря на начинающие промерзать ноги,
я пыталась вздремнуть, это должно было прибавить силы. Но даже немного забыться
не давал сосед: он трясся от холода, а со стороны окна его лёгкая курточка
начала подёргиваться реденьким инеем. Мой крепкий выносливый разум не позволял
мне лишний раз взглянуть на парня, а глупая душа уже жалела его. И когда
автобус проехал ровно половину пути, мы поменялись местами, я не пожелала
наблюдать, как этот олух начнет окочуриваться у меня на глазах. Но теперь
пришла моя очередь примерзать к окну. Не помогал даже плюшевый зайчик, он
застыл колом примерно через полчаса, как я расположила его между заиндевевшим
стеклом и онемевшей от холода рукой. Хотела попить из термоса, да только
обожгла себе губы, без утерянной крышки-стаканчика, при трясучке, не то на
ухабах, не то от мороза, свершить это, как оказалось, весьма проблематично. В
Красноярске оживший сосед доволок нас с зайчиком и термосом до остановки, и
точно помню, что столько раз «спасибо» мне ещё никто не говорил.
На писательское собрание в Дом искусств я попала почти вовремя, оно только что
началось. Когда я вошла, обсуждались грядущие творческие встречи, только я не
сразу уяснила, о чём говорят, голова после долгой дороги гудела, а мысли
путались. В перерыве оживлённые собратья и сосётры то и дело окликали меня,
вежливо выспрашивая, почему это я не улыбаюсь, а мне, честно говоря, было не до
них и не до улыбок, да уже и не до собрания тоже, а думалось только об одном,
как бы живой доехать обратно до дома. На какое-то время всё же моя глупенькая душа
взбодрилась, едва заслышав о предстоящем литературном фестивале, но бдительный
разум сразу погасил веселье, рационально пояснив, что такие мероприятия
проводятся только для местных литераторов, а мне, чтобы вновь приехать,
понадобится уйма здоровья, два мешка дурости и половина пенсии.
После собрания я смогла поговорить с Гамлетом Арутюняном, моим земляком, гордостью
города Енисейска, их некогда сосланная семья верой и правдой служила людям.
Разговор был недолгим. Да и какую тему можно обсуждать, если видишь перед собой
смертельно усталые глаза собеседника.
- Что с тобой, Гамлет? – довольно неловко полюбопытствовала я у него.
- Да прошедшая неделя была
страшно тяжёлая.
Вот, собственно, почти и весь наш
разговор. Слов до нелепости мало и все просты на слух, но вместе с тем уёмисто
и предельно дорого каждое из них. Когда прощались, Гамлет попросил:
- Привет от меня передай городу
Енисейску.
- Хорошо, передам, - пообещала я.

Некоторые его стихи я помню наизусть, потому что они душой писаны, не разумом. Гамлет работает главным врачом в онкологической больнице, уже защитил докторскую диссертацию. Но
главное его достоинство в том, что он Человек. Когда дорогу под ногами от горя
и слёз уже не чувствуешь, всё равно помнишь, что есть Гамлет, который поможет,
и крохотная надежда появляется во всяком доме Енисейска, если раньше туда уже
пришла онкологическая беда. У меня муж умер семь лет назад от рака, оттого я
знаю цену каждому своему слову о Гамлете.

Кое-как вытолкнула себя из Дома искусств за дверь.  Как ни страшилась, а
подошла-таки мне пора ехать на автовокзал, домой возвращаться надо. На дворе
ночь, мороз с ветерком, жутковатая темень, всё чужое и незнакомое. Автобусов
мимо остановки проходит видимо-невидимо, а на каком из них до автовокзала можно
добраться, поди-ка разбери. Пока всматриваюсь, что на табличке написано,
автобус уходит, за ним другой, третий…  А тут ещё страх взял, что опоздаю, билет-то ведь уже куплен, он у меня в кармане, ночевать в Красноярске не у кого, и дом родимый в Енисейске сирым остался, назад поджидает, ему тоже без меня страшно…

Обратилась ко всем сразу: 
- Люди
добрые, посадите ради Христа на автобус, не успеваю разобрать, на какой мне
сесть надо…
Мигнуть не успела, как уже поехала, сибиряки – народ отзывчивый, их только попросить надо
с уважением. И до автовокзала добралась удобно, да и переживала тоже напрасно,
рейс до Енисейска задержали. Когда посадку объявили, многие пассажиры уже
порядком иззябли от крепенького морозца, и в тепле на радостях никто сначала и
не заметил, что в салон автобуса понемножку пробиваются выхлопные газы. Так и
двигались в одурманенном состоянии, все угар наравне нюхали, как пассажиры, так
и шофёр, тому, правда, интереснее всё же ехать было – по технической надобности
он часто выскальзывал свежего воздуха вдохнуть – мотор ремонтировал.
Моя творческая душа и угорелый
разум совсем распоясались, будто с катушек съехали, опять заспорили. Разум
утверждал, что надо было после окончания института оставаться в Москве, там
цепляться за жизнь, а не выживать в Енисейске, где даже ни одного годного к
нормальному передвижению автобуса нет, все разбитые, и изначально на тёплый
климат и мелких людей рассчитаны. А душа куражливо ему перечила:
- А давайте всей страной в Москву переселимся, то-то сладко жить станем. Только кормить нас
тогда кто будет, если все мы скопом за мегаполисным раем ринемся?
- Вот посмотрю, как ты перед утром запоёшь, ехать ещё часов пять, не меньше, -
обиделся разум.
- Да я же русская душа, что мне подеется, везде выживу, я-то уж точно нигде не пропаду…
Хотела хлебнуть глоток водички, да опять не удалось, честный советский термос
добросовестно держал температуру, кипятком на ухабе опять прижгло губы, от боли
слегка ругнула себя за нерадивость, что не удосужилась в Красноярске
озаботиться стаканчиком. Если бы не угар, который становился всё гуще, то ехать
было бы терпимо. Соседа своего, тощенького мужичонку со спутанными ногами, я
выжила совсем скоро: он при каждой поломке и возле всех автовокзальчиков
семенил наружу покурить, возвращаясь, валился сначала на меня, а потом уж
проползал на своё сиденье. Я не понимала, зачем человеку травить себя ещё и
никотином, если он уже пьяный, да и в салоне не продохнуть от дармового дыма,
нюхай досыта, услаждай организм на халяву, и посторонних людей затаптывать не
потребуется. Часа полтора терпела, не меньше, а потом со всей силы притиснула
его к окну, тот без слов уразумел, что требуется, и сразу от меня убрался.
Енисейск встретил промёрзлой тишиной и запахом печного дыма. Дышалось совсем тяжело, а
эхо от скрипа подошв по жёсткому снегу угрюмо заполняло видимое пространство. Я
с поклоном исполнила своё обещание:
- Здравствуй, город. Привет тебе от Гамлета.
В ответ что-то ухнуло, как будто поблизости глыба снега с крыши свалилась. Но пребывать в мистических переживаниях было непозволительно, потому что на севере в мороз действует
только одно непреклонное правило - если хочешь жить, то двигайся без остановки.
И замотав лицо шарфом, скорым шагом двинулась вдоль улицы.
На последнем свороте к дому я всё
же остановилась. Из-за двухметрового сугроба показалась овчарка, вслед за ней
вымахнул молодой рыжий кобель, и совсем рядом с собой я разглядела собаку
окраса сухой соломы с волочащимся обрывком цепи. Выбирать мне было особо не из
чего  – либо загрызут, либо замерзну:
где-то поблизости обитала загулявшая сучка, и остатки собачьей свадьбы могли
неделю гужеваться возле её дома. Ещё ошалелый от угарного газа усталый мой
разум подсказал поговорить с собаками по-доброму, не важно о чём, главное,
следить за интонацией. Я обстоятельно взялась рассказывать кобелям, как тяжело
я съездила, и от жалости к себе сама чуть не расплакалась, мне показалось, что
и получаться стало: овчарка отошла в сторону, палёвый уши отвесил и перестал
цепью греметь, но рыжий, смотрю, к прыжку изготовился, видать, ему ещё хуже
жилось в последнее время, чем мне. И тогда я начала визжать, да так
пронзительно и с переливами, что даже самой понравилось. В ближнем доме свет
зажёгся, однако спасать меня явно никто не торопился. Палёвый от моего визга в
испуге за сугроб спрятался, овчарку вообще как ветром сдуло, но рыжий кобель
сначала вроде тоже отпрянул, а потом совсем остервенился, ко мне вплотную
норовит приблизиться, и зубы оскалил, того гляди, за ногу цапнет. Я швырнула в
него своей плюшевой подушечкой, она сверху в пакете лежала, под рукой
оказалась. Но зайчик даже до земли не долетел, рыжий разорвал его прямо в
воздухе, пух плюшевый вокруг нас мгновенно разлетелся. И тут, наверное, от
обиды за зайчика, может, одурелость моя от угара сработала, в полной мере себя
проявила, не помню как, только я сама на рыжего кобеля бросилась, прыгнула к
нему и по хребтине пакетом с термосом его вытянула. Термос разорвался с жутким
грохотом, а рыжий с воем в переулок на трёх лапах ускакал, видать кипятком ошпарился.

- Итак, подведём итоги поездки, - вздохнул на подходах к дому неугомонный разум. – Деньги потрачены, здоровье подорвано, термос разбит, а зайчик погиб… Нечего сказать, хорошо прошвырнулись…

- С Гамлетом встречу… забыл? Он не каждом собрании бывает, - услужливо подсказала душа.
Я в темноте привычно нашарила ключ в поленнице берёзовых дров, цыкнула на расшумевшихся душу и разум, с наслаждением открыла входную дверь. Переступая через порог, услышала
восторженное пение души:
- Господи, как же хорошо снова быть дома!
- Да, - тихо буркнул разум, едва ли не впервые с ней согласившись…
 
12julyДата: Среда, 26.02.2014, 21:51 | Сообщение # 57
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 2
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №42 A

"Дуо" (отрывок)

Пациент

- Здесь красиво.
Высокий мужчина несколько худощавого телосложения сидел в центре широкого
плюшевого дивана, держа руки, сцепленные в замок, на коленях. Напротив него в
кресле сидел врач.
- Рад, что Вам нравится, - ответил он. – Меня зовут Алексей Викторович
Селезнёв, я Ваш новый доктор.
Мужчина никак не отреагировал. Через полминуты он произнес:
- Мне нравится люстра. И ковер тоже... Мне нужно выйти на балкон.
Врач строго посмотрел на него.
- Я хочу Вам помочь.
- Здесь недалеко, я могу дойти самостоятельно…
- Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, - жестко прервал его Алексей, но
вовремя спохватился и добавил уже мягче: – Дайте мне выполнить мою работу и
остаток дня вы можете провести в шезлонге на балконе.
Мужчина взглядом дал ему понять, что не возражает.
- Прекрасно. Итак, Кирилл, что Вы…
Доктора прервал тихий смешок.
- Что-то не так?
- Я Алина.
Алексей крепче сжал папку с историей болезни и терпеливо продолжил.
- Это не так. Вас зовут Сажин Кирилл Андреевич, Вам двадцать девять лет…
- Меня зовут Алина, и мне девятнадцать! – вскочил мужчина на ноги.
«Не спорь с ним, ты ничего этим не добьешься. Не пытайся его разубедить».
- Хорошо. Простите, Алина. Сядьте, пожалуйста.
Мужчина исподлобья взглянул на врача и опустился обратно на диван.
- Расскажите, почему у Вас не сложились отношения с прошлым специалистом?
- Он ненормальный.
- Что дало вам основания так думать?
- Он спрашивал меня об очень странных вещах. А я не знала, что ему нужно от
меня.
- Может быть, он тоже хотел помочь Вам… Алина.
- О, это совсем не так… - прошептал мужчина. – Он не понимал… Я думала, что он
хороший человек, но я ошиблась. Я все равно не должна была так с ним…
- Что вы имеете в виду? – нахмурился Алексей.
Мужчина не ответил. Он критически осмотрел свою белую смирительную рубашку,
рукава которой были закатаны по локоть и перемазаны чем-то черным и розовым.
- Мне нужно раздеться.
- Может, мы сначала договорим, или Вам необходимо переодеться прямо сейчас? – в
замешательстве спросил врач.
- А как Вы хотите?

***
Через двадцать минут Алексей Селезнёв ехал обратно в клинику, зажимая между
плечом и ухом мобильный, одной рукой держа руль, а дрожащими пальцами другой –
дымящуюся сигарету.
- Алло, Ирина? Да, был, это ад. Скажите Виктору Адамовичу, что через полчаса я
буду в офисе. Пусть задержит свое важное совещание на пять минут, я должен
кое-что с ним обсудить. Отлично, спасибо.
Алексей просто кипел от негодования. Он не видел никакой логики в том, чтобы на
место психиатра с двадцатилетним стажем к Кириллу, пациенту с дуальной
личностью, прикрепили его, всего месяц назад как закончившего университет. Если
даже Агарёв не справился, а усугубил ситуацию, то что вообще он может сделать?
Алексей раздраженно забросил телефон в дипломат, зажал сигарету в зубах и
попытался найти в бардачке диск с какой-нибудь расслабляющей музыкой. Наконец,
он выудил оттуда си-ди с инструментальными композициями. Пианино и... Саксофон…
Боже, какой кайф… И какая обида одновременно… Юноша с детства мечтал играть на
саксе. Но не сложилось… Он затянулся и прикрыл глаза. Благо, что едет по пустой
трассе – раз, и два – что отца рядом нет. Тот вел себя на редкость порядочно за
рулем: полное сосредоточение на дороге; ни разу за весь свой немалый
водительский стаж не превысил скорость и не проехал на красный, в общем –
скукотища. Алексей придерживался иного подхода к вождению, однако отцу знать об
этом не полагалось.
Открыв окна, чтобы дым выветрился, юноша проехал оставшиеся до клиники
километров десять, припарковался у входа и направился выяснять, какого черта
происходит.
- Алексей Викторович, подождите, он пока занят!.. – попыталась остановить его
секретарша Ирина, но тот прошел прямо в кабинет, открыв дверь без стука.
- О… - закатил юноша глаза и прикрыл их рукой.
Виктор Адамович действительно оказался очень занят, но только не совсем тем,
чем положено заниматься на работе. Едва ли не двухметровая блондинка быстро
спрыгнула со стола, опустила платье и подтянула чулки, пока сам невысокий
солидного телосложения главврач отвернулся к стене застегнуть брюки.
- Я знаю, что время не успело истечь, но заплатить все равно придется полную
стоимость, - предвосхищая вопросы Виктора Адамовича, произнесла девушка,
протягивая руку ладонью вверх.
- Вымогательница… - пробурчал тот, роясь в бумажнике и протягивая ей несколько
хрустящих купюр.
- Как с вами приятно иметь дело! – улыбнулась блондинка, накидывая жакет.
Выходя, она подмигнула и добавила: – Во всех отношениях.
Главврач вздохнул и сел за стол.
- Слушай, ну как так можно? Даже постучать не удосужится…
- Простите, не хотел прерывать, но никак не ожидал, что средь бела дня...
- Эх, да ладно тебе. Можно подумать, ты впервые это видишь.
- Вот именно. Радуйтесь, что кроме меня и Ирины никто не знает. Вы бы еще с
утра, пока интерны здесь снуют…
Виктор Адамович покачал головой и собрал в одну стопку бумаги, разбросанные по
столу в беспорядке, на которые он в порыве страсти не обратил ни малейшего
внимания.
- Так зачем ты приехал?
- Хотел поинтересоваться, почему это теперь я буду новым врачом Сажина.
- Ах, ты об этом… - отвел глаза главврач.
- В смысле, «об этом»? – подозрительно сощурил глаза Алексей.
- У нас серьезные проблемы с данным пациентом…
- Такие, что их даже Агарёв не смог решить?
- Постой… Откуда тебе известно, что именно он раньше работал с Сажиным?
Алексей понял, что сболтнул лишнего, но не подал виду. Он хмыкнул, спокойно
взял стул, стоявший у стены, поставил его напротив стола Виктора Адамовича и
сел, закинув ногу на ногу.
- Вот уж не думал, что это такая секретная информация, - попытался он увести
разговор в нужную ему сторону. – Так какого черта? Я получу объяснение или нет?
Главврач поднялся со своего места и начал расхаживать по кабинету кругами под
пристальным выжидающим взглядом Алексея.
- Понимаешь, - начал он, - Сажин – это особый случай…
- О, я прекрасно осознал это, поговорив с ним менее получаса! И я требую, чтобы
меня кем-то заменили! Кем-то более опытным, я совершенно не знаю, что делать с
ним. Я здесь бесполезен, вы все только напрасно потратите время!
- Мне лучше знать! – ответил криком на повышенный тон Алексея Виктор Адамович.
– Его случай абсолютно в твоей компетенции. Агарёв не изучал углубленно
сексуальные девиации, а что касается Сажина, то здесь не просто диссоциативное
расстройство идентичности, а на нем основаны именно изучаемые тобой
отклонения!
- Но неужели во всей клинике больше нет специалистов в этой области?! –
Селезнёв резко поднялся со своего места. – У меня было ощущение, что у меня
самого сейчас начнется расстройство личности!
С минуту мужчины просто сверлили друг друга свирепыми взглядами. Алексей,
будучи на полголовы выше своего начальника, нарочно смотрел на него сверху
вниз, надеясь вывести его из себя. Первым нарушил молчание главврач:
- Я не изменю своего решения, - без тени эмоций произнес он. – Поверь, подобный
опыт пойдет тебе лишь на пользу.
- Я так и знал. Вы снова успели понастроить планов на мое будущее, - прищурился
Алексей и покачал головой.
- На пользу, - как можно более убедительно повторил Виктор Адамович.
- Если я сам не окажусь с ним в одной палате раньше. Ах, ну да, его же теперь
перевезли в загородный дом! Тогда я даже не против пожить и в комфорте, и вдали
от вас...
- Перестань, - тоном, заставляющим немедленно прекратить паясничать, прервал
его главврач и уже более дружелюбно спросил: - Ты будешь к ужину?
- Да, - нехотя выдавил из себя юноша.
- Тогда позвони матери и предупреди ее.
- Ладно. До вечера, па.
«Ненавижу наше название, “Психиатрическая клиника врачей Селезнёвых”. Как будто
это нас там лечат! Хотя лично меня это вполне может скоро ожидать…»
Алексей кинул неодобрительный взгляд на крупные бело-зеленые буквы над входом в
здание, заводя машину, и немедленно включил музыку. Боже, боже, сакс… Какой же
кайф…

***
А дом и вправду был очень красив. Специалисты использовали фотографии квартиры
Кирилла Сажина и дома его матери для обустройства помещений. Все было сделано
для того, чтобы он чувствовал себя как можно более комфортно и быстрее пошел на
поправку. Однако трое санитаров и ассистент врача дежурили неподалеку и
наблюдали за происходящим в доме с нескольких мониторов, изображение на которые
передавалось со скрытых камер.
- Почему он весь день ничего не делает? – шепотом обратился к ассистентке один
из санитаров.
- Я не знаю, - пожала плечами девушка, - мне поручено только записывать
странности в его поведении, а разбираться уже будет младший Селезнёв.
Сразу после ухода Алексея Кирилл побежал на балкон и вот уже несколько часов он
просто лежал в шезлонге, напевая популярные иностранные песни.
- Послушайте, так разве Сажин знает французский? – удивился второй санитар,
который всего полчаса назад приехал сменить своего коллегу.
- Сажин нет. Зато, видимо, Алина знает. И, судя по тому репертуару, который мы
за сегодня прослушали, не только французский, - не отрываясь от своего
блокнота, пробормотала ассистентка и сочувствующе добавила: – Селезнёв попал.
Ничего удивительного не было в том, что Кирилл поразил своего нового врача с
первых секунд. Сам внешний вид и нестабильное поведение мужчины говорили о том,
что с ним, мягко выражаясь, не все в порядке. Слишком высокий для мужчины его
возраста голос: не имея перед глазами зрительного образа можно было решить, что
говорит молодая женщина. Длинный парик, те самые пятна на рукавах смирительной
рубашки – от туши, румян и блеска для губ. Он то скромно сидел на диване перед
Алексеем, то начинал медленно пластично двигаться, будто пытаясь завести
Селезнёва, то снова не проявлял к нему никакого интереса. Косметика на лице
размазалась, когда он заснул, пока его везли в этот загородный дом, и теперь
щипала кожу, поэтому мужчина неосознанно пытался стереть ее рукавами.
Еще несколько минут Кирилл нежно мурлыкал что-то себе под нос, расчесывая свои
светлые локоны. Однако после он резко вскочил со своего места и направился в
ванную.
Ассистентка покраснела и попыталась отвернуть мониторы к стене, но сидевшие
рядом санитары остановили ее.
- Вы чего? – запротестовала девушка. – Мы не станем на это смотреть, это же
вуайеризм!
- Откуда ты можешь знать, зачем именно он туда идет? А что если у него с собой
припрятано что-то режущее и он вскроется! Знаешь, как мы все тогда огребем?
Кирилл тем временем включил воду и начал раздеваться.
- О, боже, на нем что, женское белье?
- Ну да. Это же его вторая личность, Алина.
Мужчина остался полностью без одежды, встал напротив зеркала и, откинув голову
назад и приоткрыв губы, некоторое время рассматривал и медленно прикасался к
своему телу.
- О, нет…
- Что?
- А вы не видите? Он возбужден. Даже не знаю, как записать… «Проявление
нарциссизма»?..
Вода заполнила ванную на две трети. Кирилл встал перед емкостью на колени и
неожиданно опустил голову в воду.
- Что за черт?!
 
DolgovДата: Среда, 26.02.2014, 22:09 | Сообщение # 58
Генерал-майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 266
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №43
Мы едины в этом мире
Зимний  наряд белорусской земли  прекрасен, поэтичен и абсолютно целебен длякаждого, кто хочет и умеет это видеть и понимать.  Я выбираюсь из города на дачный участок для
того, чтобы просто полюбоваться  зимним
прозрачным днём. «Все едины» - говорится в известном японском аниме.
Подразумевается, конечно, не только всемирная Сеть, а и люди вообще. Но… только
ли люди соединены?
Выхожу из маршрутки и меня встречают красавицы
наших лесов стройные, белокорые, с тонкими поникшими ветвями. Они всегда
вызывает восхищение, радость и с давних времен служат символом всего самого
светлого, олицетворением юности, целомудренности и красоты. Белая береза!..
Сколько песен о ней сложено, сколько стихов написано, как нежно говорят о ней
люди: "березка", "березонька"... Зимой она трогательно
беззащитна. Я прижимаюсь к шершавому стволу  щекой и шепчу: «Как хорошо жить на свете!» Кстати, береза - единственное среди огромного
растительного царства дерево, наделенное природой белоснежной корой. А
окрашивает ее в нарядный белый цвет особое красящее вещество - бетулин,
названное так в честь самой хозяйки: по-латыни береза - бетула. Но встречаются
и березы, лишенные бетулина, с вишневой, желтой, темно-фиолетовой, серой и даже
черной корой.
Берёза одно из наиболеепочитаемых у славян деревьев, оно считалось священным. Не только дуб, но и это хрупкое дерево почитали наши предки как мировое дерево. Это представление
осталось в древнем заговоре: «На море-океане, на острове-Буяне стоит берёза
белая вниз ветвями, вверх кореньями». Русское название лингвисты связывают с
глаголом беречь. Это обусловлено тем, что славяне считали берёзу даром богов,
оберегающим человека. С берёзой связана славянская руна – Берегиня-Берёза,
Судьба, Мать, Земля. Берегиня в славянской традиции –женский образ, связанный с
защитой и материнским оберегающим началом. В архаической древности под именем
Берегини выступала Макошь, Богиня Мать, ведающая земным плодородием и судьбами
всего живого. В восточном Полесье существует предание о человеческом
происхождении этого дерева: берёзы – это дочери первого человека –Адама-
которые своими косами вросли в землю, а сок берёзы - это их слёзы. Белый цвет
ствола дерева объясняется в поверьях, тем, что берёза, когда  Иуда захотел на ней повеситься, побелела от испуга, но не приняла предателя. Берёза может выступать и  как "счастливое" дерево, оберегающее от зла, и как вредоносное, связанное с женскими демонами и душами умерших.
Согласно карпатскимповерьям, если женатый мужчина посадит во дворе березу, то кто-то из членов семьи умрет. Hа Русском Севере, место, где когда-то росли березы, не
использовали для постройки дома.
Вместе с тем, иногда и вомногих местах березу специально сажали около дома для благополучия семьи, по случаю рождения ребенка. Установленная в переднемуглу при строительстве дома ветка березы была символом здоровья хозяина и семьи. Березовые ветки втыкались в поле, чтобы получить хороший урожай льна и злаков. Березовое полено закапывали под порогом новой конюшни, "чтобы велись кони".
В народных легендахбереза - благословенное дерево, укрывшее Богородицу и Христа от непогоды, или св. Пятницу от преследований черта; или же напротив, считалась проклятым Богом
деревом, прутьями которого хлестали Христа.
Женская символика березы проявляется в обрядах лечения детских болезней: например, больных девочек носили к березе, а мальчиков - к дубу. В брачных обрядах символами жениха и невесты были дуб и береза.
Иногда и сейчас в деревнях можно услышать, что близко к дому посаженная береза вызывает женские болезни у ее обитательниц; что наросты образуются на березе от "женских проклятий»  В свадебных и лирических песенках береза - самый популярный символ девушки.
Связь березы с нечистойсилой и душами умерших тоже указывает на женскую символику: о русалках в народе  говорили, что они "с березы спускаются". Принадлежащим русалкам считались березы, чьи ветви спускаются до земли. Hа Троицкой неделе к ним боялись поэтому приближаться.
В Польше такие деревья,одиноко стоящие в поле называли деревьями духов. В них вселялись души умерших девушек, которые по ночам выходили из березы и "затанцовывали"
насмерть случайных прохожих. Согласно польским же поверьям под одиноко стоящей
березой покоится душа погибшего насильственной смертью, и вместо сока в ней
струится кровь Некоторые признаки необычного вида березы(искривленная или сросшаяся с другим деревом) были для белорусов свидетельством того, что под ней погребена невинно загубленная душа. Во многих восточнославянских преданиях, легендах, песнях погибшая девушка превращается в березку. Часто об умирающем говорили "в березки собирается".
Березачасто упоминается как атрибут нечистой силы в поверьях и былинах. Ведьма могла надоить молоко с березовых ветвей, также могла летать не только на помеле или хлебной лопате, но и на березовой палке.   березу. Широкоизвестны у славян троицкие обряды, связанные с березой, совершаемые как правило девушками и женщинами. Они шли в лес, выбирали молоденькую березку, украшали ее, завивали на ее ветвях венки, устраивали под ней совместное угощение, водили хороводы, гадали. Затем со срубленной березкой (которую называли иногда
"семик" ходили по селу и при завершении обряда бросали березу в воду, в огонь, в овраг (то есть "провожали березку", "хоронили" ее).
Девушки "кумились" с березкой, просили у нее доли, умывались березовым соком для красоты и здоровья. «Троицыно  утро, утренний канон, В роще по берёзкам белый перезвон»- писал  С.Есенин.
Веткиберезы, особенно использованные в Троицких и других календарных обрядах, у все
славян считались надежным оберегом. Заткнутые под крышей дома, они надежно
оберегали от молнии, грома и града; воткнутые посреди посевов в поле ограждают
от грызунов и птиц; брошенные на огородных грядках - охраняют капусту от
гусениц. Была такая примета: девушка, первой севшая на Троицу в тени заветной
берёзки, первой среди подруг и замуж выйдет. Так же полагали, что если сесть в
тень Троицкой берёзки и загадать желание, оно обязательно исполниться. В
мифологических представлениях славян период Троицы и Семика относился к тем
календарным промежуткам, когда предки временно покидали «тот свет» и появлялись
в мире живых. Местом их пребывания на земле была свежая зелень берёз. Поэтому
для душ «родителей» из леса приносили берёзовые ветки и украшали ими ворота,
калитки, входные двери. В эти дни ходили на кладбище, сюда приносили берёзовые
ветки, венки, веники. Основным ритуальным действием было «опахивание» могил. Их
обметали берёзовыми ветками, после чего веточки втыкали в землю. Троицкая
неделя называлась также «русальной»: по поверьям, только на этой неделе на
земле появлялись русалки. Берёза считалась их излюбленным местом пребывания. В
русальных песнях они представляются сидящими на зеленеющей или кривой берёзе.
Так на Смоленщине пели:
У варот бяроза
Зилина стаяла
Ветьтикым махала,
На той бярезе
Русалка сядзела…
С помощью березовых веток пытались уберечься от нечистой силы. Hакануне Ивана
Kупалы березовые ветки, воткнутые в стены хлева не давали ведьмам доить молоко
с чужих коров, и навредить им вообще. Hа рога коровам тоже надевали березовые
венки. У западных славян надежным оберегом считалась березовая метла,
прислоненная к постели роженицы или колыбели новорожденного. Во многих местах
верили, что битье больного ребенка березовым прутом избавит его от болезни.
Береза также использовалась для "передачи болезни". Под березу выливали воду, оставшуюся от купания больного ребенка. Русские крестьяне обращались с просьбой к березе об исцелении
от болезни, при этом  скручивая над больным березовые ветки, угрожая не отпускать до тех пор, пока болезнь не отступит.
В старину о березе пели в народе, как о дереве "об четыре дела":
Первое дело – мир освещать,
Второе дело – крик утишать,
Третье дело – больных исцелять,
Четвёртое дело – чистоту соблюдать
Вот береза и выполняла в бедных крестьянских домах рольэлектричества, освещая убогие избы лучиной, давала деготь, без которого на все лады скрипел и пищал колесный транспорт того времени, лечила больных своими целебными соками, почками, фитонцидами листьев, а банными вениками и метлами обеспечивала крестьянскую санитарию и гигиену.
Кажется, весь миротдыхает в этой тишине. Тишина почти полная: ветра нет, время птичьих трелей давно прошло, только изредка доносится незатейливая песенка синички.
Вспоминается романс «Здесь хорошо»: «Здесь только я и Бог».
Смотрю, а   под пологомберезок поселились молодые елочки. Небольшие, словно игрушечные, новоселки быстро окрепнут, будут  усиленно расти, а пройдут годы, они легко перерастут своих прекрасных покровительниц, и тогда-то ели, все более затеняя избалованные светом березы, начнут сильно угнетать их рост, а со временем и вовсе вытеснят, или, как говорят лесоводы, "выживут", прежнюю хозяйку этих мест. На языке специалистов это называется прозаично
"сменой пород". Но сейчас я трогаю рукой совсем не колючие иголочки и вдыхаю их аромат. Впереводе с латинского picea означает «смола». Из мягкой древесины ели получают
смолу, вероятно, это и стало причиной названия самого дерева. В греческой
мифологии ель связана с нимфой Питис и лесным божеством Паном. Спасаясь от
преследования ненавистного козлоного Пана, нимфа превратилась в ель. В память о
возлюбленной Пан украсил свою рогатую голову еловыми ветвями.  Христианская легенда повествует о бедном дровосеке, который в ночь перед Рождеством встретил в лесу потерявшегося ребенка. Он приютил, согрел и накормил бедного малыша. На следующее утро
мальчик исчез, зато у своих, дверей удивленный дровосек нашел пахучее дерево с
блестящей хвоей. Оказывается, в Сочельник под видом голодного ребенка лесоруба
навестил Младенец Христос, который в благодарность за милосердие подарил
доброму человеку ель. С тех пор ели стали главным рождественским украшением. В
деревне Шежерь Могилёвского района я слышала очень романтичную историю,
связанную с елью. Давно это было – перед войной. Одному парню надо было идти на
фронт, он тяжело расставался с любимой девушкой. И тогда местная знахарка
посоветовала им найти ночью  в лесу деревце, которое к  ним ветки потянет,
обойти вокруг него три раза, а затем выкопать  и пересадить возле дома
и поливать на зорьке водой из речки. И велела она девушке наблюдать за
веточками, если они даже чуть подвянут трудно будет твоему любимому… А если
хвоя осыплется, то ранен он. А засохнет деревце – убит он. А парню приказала
взять горсть земли из-под ёлочки и зашить её в ладанку. Покуда она  будет висеть на шее- ни пуля, ни штык не возьмут. Много было слёз пролито, когда провожали ребят на фронт. Только эта девушка не плакала – она знала наперёд, что милый вернётся. Зеленеет ёлочка и
никому невдомёк: кто и зачем её посадил. Много похоронок пришло в деревню. А
девушка на зорьке водой из речки ель  поливает и всё на неё смотрит: вот отяжелели
веточки, вся ёлочка как снегом осыпана –тяжело милому. Присядет, бывало,
разговаривает с ёлочкой, веточки гладит рукой, и ёлочка, смотришь, повеселела.
А если самой, бывало невмоготу становилась, то обнимет ёлочку, поплачет, как с
любимым поговорит, душу выложит. И вдруг зимой с одной стороны стали подсыхать
веточки, хвоя стала буреть и осыпаться. Горько плакала девушка.  Но к весне деревце оклемалось, подтянулось, лапки свои  к солнцу тянет. А вскоре и письмо пришло, что жив её любимый только в госпитале лежал. До самого конца войны лелеяла, как ребёнка берегла ёлочку. Много шептались о её этой странности в деревне, но у каждого свои заботы, а иные даже думали, что девушка умом тронулась. Закончилась война, но не все домой вернулись, а те, кто вернулся – инвалиды. Вернулся и парень, ни ранения, ни царапинки. Встретились тогда, когда
молодая несла воду с реки. Первый раз не донесла воду невеста, уронила коромысло от радости неожиданной. Ёлочку всю жизнь берегли и лелеяли.  На Новый год убирали как невесту.
«В лесу родилась ёлочка»… Эту песню знают все от мала до велика. Водя хоровод вокруг ёлки, мы и не подозреваем, что совершает обрядовые действия. Так же много веков назад собирались у ели люди, приносили к его корням жертвы, пели, совершали обрядовые танцы, в которых каждое движение имело символическое значение. До сих пор, кое где ещё сохранилось поверье, что если парень принесёт выкопанную в лесу ёлочку и посадит её под окном девушки,
это признавалось как предложение руки и сердце.
(окончание следует)
 
DolgovДата: Среда, 26.02.2014, 22:15 | Сообщение # 59
Генерал-майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 266
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник №43
(окончание)

Хвоя у ели не "вечная", какполагают некоторые, ведь хвоинки через каждые 7-9 лет, отслужив свою службу, опадают - каждую осень ель сбрасывает не меньше седьмой части своей хвои.  Правда, для неопытного глаза это вовсе не заметно. Зато рост молодых хвоинок заметить легко. Его хорошо наблюдать во второй половине мая. В это время на фоне старой темно-зеленой хвои из конечных почек появляются тонкие оранжевые побеги, сплошь одетые молодыми изумрудными колючками. Особенно интенсивно растут побеги верхушечных почек ели. Всего лишь за две недели они способны вытянуться нередко до полуметра.
Летом ель забирает энергию с окружающего пространства,перерабатывает и накапливает внутри себя. А зимой, особенно в феврале, ель отдаёт энергию. Она излучает потоки энергии, которые помогают привести в порядок мысли, благотворно сказываются на психике. Усталость, депрессию, беспокойство и стресс, ощущение того, что всё идёт не так, как надо, - всё это
поможет устранить ель.
Ну а как же неостановиться и не полюбоваться зимней сосной! Среди удивительно стройных сосен, почти в самомподнебесье увенчанных вечнозелеными кронами, и дышится необыкновенно легко и тишина неповторимая и торжественная. Словно отдаленный прибой моря, доносится
то мелодичный, ласкающий, то порывистый их шёпот.  "Сосна обыкновенная",- говорят ботаники.
Да, таково уж ее "ученое имя". И она не боится  никакой работы: пылает в топках, шагает по
стране телеграфными столбами, лежит шпалами под сотнями тысяч километров
стальных магистралей, стоит миллионами опор в угольных и рудных шахтах. Её
иглицой каждую осень я засыпаю клубнику: ношу опавшую хвою в мешке и вдыхаю
бодрящий аромат. И сколько  бы ты в тот день не трудился, а усталость как рукой снимает. До
последнего времени хвою вместе с ветками и корой считали отходами лесной
промышленности. Оказывается, эти "отходы" чуть ли не ценнее самой
древесины. Одно сосновое дерево дает около 10 килограммов хвои, из которой
можно получить годичную норму каротина и витамина С для одного человека (не
говоря уж о "русском сосновом масле", добываемом из семян, и "сосновой шерсти").   Теперь это богатство  перерабатывается в хлорофиллокаротиновую, или "лесную", пасту. Паста уже сейчас лечит раны, ожоги, язвы, фурункулезы, занимая почетное место среди разных
"сосновых лекарств" - хвойных экстрактов для ванн, сушеных сосновых почек, скипидара и других...
Трудно, пожалуй, даже невозможно, найти бесполезную частицу соснового тела. В коре есть дубильные вещества и гумми, в камбии - ванилин, из семян получают ценное иммерсионное масло, а пыльцу используют как заменитель ликоподия. Даже воздух соснового бора -
ценность: недаром строят среди сосен санатории и дома отдыха.
Если вам довелось посетить Оружейную палату в МосковскомКремле, вы, наверное, обратили внимание на большое количество изделий из прозрачных золотисто-оранжевых камешков янтаря, или, как его звали в прежние времена, бурштына. Здесь и разнообразные бусы, и покрытые хитроумным кружевом шкатулки, и причудливые брошки, и многие другие очаровательные вещицы. Все они изготовлены из янтаря. Экскурсоводы Екатерининского дворца-музея в городе
Пушкине  рассказывают о знаменитой "янтарной комнате", которую из множества хорошо подобранных сортов этого чудесного материала создали русские умельцы. К сожалению, в годы Великой Отечественной войны она была похищена немецкими фашистами и до сих пор судьба
ее остается неизвестной. Что же представляет собой этот "солнечный камень" (так назван янтарь в "Одиссее")? Ученые средневековья считали его минералом - и только спустя несколько сот лет верную мысль высказал Михаил Васильевич Ломоносов, назвав его окаменелой смолой. Теперь наукой вполне определенно доказано, что золотистые кусочки янтаря - это смолистые
"слезы" хвойных деревьев, прародителей нашей сосны. Около 10 миллионов лет назад "плакали" эти деревья, и с тех пор слезы их лежали в морских песчаных наносах, постепенно каменея и превращаясь в драгоценность. В одном из польских сказаний говорится, что кусочки янтаря - это
слезы "прекрасной панны Гелены, которая горько оплакивала разлуку с любимым, роняя их в холодные волны Балтики".Рассказывают и такую легенду. Морская царевна, оставив свой чудесный дворец, ушла на берег к любимому, бедному рыбаку. Ее отец, бог моря, в гневе послал на дворец бурю и разрушил его до основания. Вот эти-то обломки сказочного дворца - янтарь море и выбрасывает в течение тысячелетий. Греческая мифология сохранила изящную легенду о нимфе Питис, которую бог ветра Борей превратил за непослушание в сосну.
Неправда, что телепатия утраченачеловеком сотни тысяч лет назад. Просто её может  растормозить только сильное чувство, и не важны тогда языковые различия! По узкой снежной тропинке подхожу к своему дому и меня встречает рябинка. Кое-где она светится солнышками ярких ягод.  Я приветливо машу ей рукой и вижу, что деревцерадо мне. Даже на расстоянии уже чувствую, как течёт живительная сила от её веточек ко мне. Протягиваю  руку и нежно
трогаю её веточки.  Рябина – сова. Она просыпается в 10 утра, пика активности достигает в 12-16 часов, а засыпает около 2 часов ночи. Является одним из 12 священных деревьев Скандинавии. Эта красавица на самом деле дерево-воин, способная дать весьма жёсткий отпор
всякому проявлению зла. По некоторым поверьям, она прородич первого священного
дерева  добра на Земле, которое засохло с приходом сил зла на нашу планету.  Множество
древний преданий рассказывают, что рябина – это плод истинной любви. Согласно
одной из легенд, в неё превратилась жена, у ног которой погиб её любимый муж.
Злые люди хотели их разлучить, но не смогли добиться этого ни с помощью золота,
ни с помощью власти и оружия, ни даже с помощью смерти. Прекрасной была их
жизнь, прекрасной стала и их смерть. Поцеловав последний раз мужа, воззвала
верная жена к Господу, чтобы защитил он её от власти убийц, и в тот же миг
стала рябинкой на его  могиле. Плоды её стали красными как кровь, пролитая во имя любви. Злу всегда ненавистна любовь, потому, что любовь божественное чувство, неподвластное никаким чарам и колдовству, а мужчина и женщина, искренне любящие друг друга, становятся одним
целым, подобно Творцу и выходят из власти злых сил нашей планеты. Рябина хранит
в своих ягодах горький огонь любви. В народных песнях, преимущественно
лирических, рябина символически сопоставляется с тоскующей женщиной, а горечь
ее ягод ассоциируется   так же  с безрадостной жизнью.
В Древней Руси рябина считалась олицетворениемженского начала. Была символом скромности и нарядности. Рябина –дерево новобрачных. Её листочки и веточки рассовывали в обувь и карманы молодым во время свадьбы и никакой колдун был им не страшен. Для благополучия в доме
старались посадить возле него рябину. Древние славяне верили: в дом, под окнами
которого посажена рябинка, не войдёт человек с недобрыми намерениями. В
народном календаре в конце сентября есть день «Пётр-Павел рябинник». В этот
день ветки рябины срывали и связывали в пучки, развешивали под крышами домов,
сараев. Ветки втыкали на краю поля, считалось, что они оберегают от зла и
вреда. 
Уславян  существовал запрет рубить, ломать кусты рябины, использовать рябину на дрова, обрывать цветы и даже ягоды рябины. Они  считали рябину мстительным деревом:
кто ее поломает или срубит, тот вскоре умрет сам или же умрет кто-либо из его
дома. Славяне говорили: «Постой под рябиной – болезнь отпугнёшь»
Рябину нельзя было рубить ипотому, что знахари переносили на нее болезни человека; кто срубит такое дерево – сам заболеет и умрет.
Порусским и белорусским поверьям, у того, кто причинит рябине вред, будут болеть
зубы. При зубной боли тайно на утренней заре вставали перед рябиной на колени,
обнимали и целовали ее и произносили заговор, где обещались взамен на
избавление от боли, не вредить рябине. Потом возвращались домой так, чтоб
никого не встретить и не оглядываясь.
Всё также тихо вокруг искрятся под солнцем снежинки. И подумалось мне насколько же  едино всё живое  в этом мире! Как же мы зависимы друг от друга!  Смотрю, а на веточке сидит птичка и задумчиво смотрит куда-то вдаль, на соседние дома, на лёгкие облачка. И я ей шепчу: «Мы с тобой одной крови – ты и я!» Полное единение человека с природой.
На участке среди снежного безмолвияяркий, зелёный, стройный можжевельник удивлённо смотрит на мир. А рядом из-под снега выглядывает можжевельник стелющийся. Подойти к ним  нельзя - много снега и я от ворот приветствую их. Можжевельник - один из долгожителей. По одной из легенд он спас жизнь младенцу Иисусу. Во время бегства в Египет, когда солдаты Ирода уже почти догнали  Марию и Иосифа, Мария в отчаянии обратилась к окружающим деревьям с просьбой спрятать её сына. И можжевельник сразу же раскинул ветви и укрыл ребёнка. Солдаты заметили только Иосифа и Марию. Ягоды можжевельника широко применялись на Руси. В 17 веке существовала так называемая "ягодная повинность" - собранные ягоды отвозили в столицу в Аптекарский приказ, где добывали можжевеловое масло и гнали
можжевеловый спирт. Масло использовалось для дезинфекции медицинских нитей для
зашивания ран, им обрабатывали раны и порезы.
Можжевельник - чемпион по выработке фитонцидов. За сутки один гектар этого
растения выделяет до 30 кг бактерицидных веществ.   А кто не помнит знаменитый английский джин?
В сохранившихся рукописях древнихгреков и римлян можно узнать о роскошной мебели и посуды из крепкой, изысканного цвета и аромата древесины можжевельника. Нити из вереса (другое
название можжевельника) использовали для сшивания между собой досок для лодок и
шхун. При изготовлении музыкальных инструментов использовали лак на основе
можжевелового масла. Североамериканские индейцы больных туберкулезом загоняли в
можжевеловые леса и не выпускали оттуда, пока болезнь не проходила. Они же
использовали можжевельник для лечения ран, заболеваний костей и кожи. В русской
народной медицине вересом лечили водянку, астму, подагру. Во Франции
можжевельником спасались от эпидемий оспы и чумы. У многих народов можжевельник
считался символом преодоления смерти, символом долголетия. С этим связаны
традиции устилания ветвями вереса последнего пути умершего, захоронение знатных
особ в саркофагах из можжевельника. В известном мифе об аргонавтах сказано, что
Медея и Ясон усыпили чудовищного змея, охранявшего золотое руно, именно с
помощью вереса. На основе можжевельника, по легенде, сабинянки делали любовные
зелья. На пути к Хориву именно под можжевеловым кустом отдыхал пророк Илия. В
разных традициях ветви можжевельника сжигают для окуривания домов и конюшен для
изгнания злых духов и предотвращения ударов молний.
Я дитя своего техногенного времени,но можжевельник растёт на нашем участке и все мы любим сидеть возле него, называя это место «философским садом».
Прибежала соседская собачка и я делюсь с нейсвоим бутербродом. Кушаем и с благодарностью смотрим друг на друга: он на меня – за бутерброд, я на него – за то, что он меня помнит и сторожит наш дом. На участке снежная гладь и только следы нашего собачки видны вокруг.
И вдруг нечаянная радость: среди снегамаленький пятачок земли, а с него изумлённо распахнув лепестки на меня смотрит молодило.  Изумрудное сокровище   на белоснежном покрывале. С молодилом связано много  поверий. Так, растения, принятые внутрь с вином, служили противоядием. Особым образом приготовленная настойка делала зрение и слух человека острее. Во времена князя Владимира Красное Солнышко русские красавицы натирали молодилом щеки, чтобы румянец был ярче. Живший во времена крестовых походов французский поэт и фармацевт Одо из Мена писал — тот, кто носит с собой розетку молодила, избежит укуса скорпиона. В его знаменитой поэме «О свойствах трав» «каменной розе» посвящено тридцать шесть строк — на
шесть строк больше, чем розе настоящей. Еще в циркулярах Карла Великого встречалось указание разводить на крышах в качестве громоотвода молодило, так как оно считалось растением, посвященным Тору, богу-громовержцу. Жители средневековой Европы целиком засаживали им плоские крыши своих домов. Память об этом сохранилась в названии одного из видов — молодило кровельное. В качестве живой черепицы использовали это растение и в Англии. Славянские поверья настоятельно советуют высаживать молодило, если никак не получается создать семью.
Осторожно,проваливаясь в пушистый снег, иду дальше. Какие радости уготованы природой мне
ещё?  На деревянной опоре коричневым кружевом плетётся китайский лимонник. А на нём… Нет, этого просто не может быть! И всё же я вижу воробья, который, как и я сморит изумлённо. Неужели это тот летний воробышек? В дождливый летний день  возле клематиса   я подобрала воробья. По всей вероятности, он выпал из гнезда, беспомощно лежал в кусте анемон и, закрыв глазки, показывая белую плёнку, тяжело дышал. Я тихонько взяла его на ладонь и стала  на бездыханное тельце. Потом сделала ладони горсточкой, и воробьёнку стало тепло Я принесла птичку в дом и положила в зимнюю меховую шапку. Через несколько минут воробей стал шевелиться, спрятал белесоватые веки и открыл слезливо-жёлтенькие глазки. Когда воробей выздоровел, он стал вылетать на улицу, но всё равно часто влетал опять на веранду. Осенью мы уехали, забыв сказать ему «до свидание». Чирикнув что-то на своём языке, птичка улетела, а я
стояла и думала о непостижимости нашей жизни. И мне, взрослой женщине, бабушке
троих внуков, так хотелось, что бы это был именно тот воробей! А лимонник кивал
мне своими веточками, как бы успокаивая: всё вернётся и лето, и солнце, и
воробышек.
«Ягодойпяти вкусов» называют  китайский лимонник. Стариннаякитайская легенда рассказывает о голодном, обессилевшем юноше Лу Бане, много дней пробиравшемся густыми лесными чащами среди отвесных скал. Он спешил к своей больной невесте с целебным корнем женьшеня. Но, вконец истощенный тяжелым переходом, упал, запутавшись в цепких лианах. В его руке неожиданно оказалось несколько небольших красных ягод. Теряя сознание, Лу Бан последним усилием положил ягоды в рот и...Так случайно были обнаружены удивительные ягоды
"увейцзи", то есть ягоды пяти вкусов. Местные жители утверждают, что оболочка их - сладкая, мякоть - кислая, семена - горькие и терпкие, а приготовленное из них лекарственное снадобье со временем приобретает соленый вкус. Однако основное достоинство китайского лимонника -  способность придавать бодрость, снимать усталость.
Ведь не случайно обессилевшему Лу Бану все же удалось преодолеть остаток
тяжелого пути. В китайской народной медицинелимонник занимает второе место после женьшеня. Европейцы узнали о лимоннике в начале 19 века. Примерно тогда же з0аинтерисовались ими и российские учёные. В 1895 году знаток дальневосточных растений В.Л.Комаров опубликовал рассказы охотников о том, что отправляясь надолго в тайгу, они не берут большие запасы пищи, а силы восстанавливают сушёными ягодами лимонника. Благодаря им могут без еды и отдыха целыми днями преследовать соболей, сохраняя при этом бодрость духа и остроту  глаза. Публикация произвела сенсацию, но последовавшие исторические события отложили почти на полстолетия изучение этого удивительного растения. Вспомнили о нём в годы Великой Отечественной войны. В 1942 году были проведены обстоятельные фармакологические
исследования лимонника, которые подтвердили его целебные свойства. В результате
препараты из лимонника стали поступать в госпитали для восстановления сил раненых
бойцов, а настойку из ягод начали давать лётчикам при ночных вылетах для
повышения остроты зрения.
Листья лимонника летом  сверху блестящие, темно-зеленые, а снизугусто-пушистые. Цветет он бледно-розовыми, будто восковыми, цветами с характерным лимонным запахом. Этот запах присущ также плодам и листьям растения. Плоды лимонника - мелкие, словно покрытые глазурью горошины ярко-красного цвета - собраны в длинные изящные  грозди. Так и висят они почти всю зиму,  выделяясь на фоне белого снега, украшая участок.
Мысль есть понятиематериальное. «Всё мыслимое осуществимо», – говорил Мао- Цзэдун. И,
действительно, сначала появляется мысль, потом чертёж-эскиз и только потом
машина, сооружение, оборудование, произведение искусства. Слово – есть озвученная
мысль. Оно ещё более материально К энергии мысли добавляется ещё энергия звука.
Потом печатное Слово… Во времена Петра I девиз государева человека был «Слово и Дело Государёва». На первомместе стоит Слово. Наверное, уже пришло время думать и говорить с любовью к друг другу и мир станет иным. Ведь мы все так взаимосвязаны, и Творец дал нам
столько радости для понимания жизни.
 
AlboradaДата: Четверг, 27.02.2014, 22:43 | Сообщение # 60
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 1
Репутация: 0
Статус: Offline
Участник № 44

ПОТЕМКИНСКИЙ КОЛОЛ

Подали щи с желтком, расстегаи, ершей и горячие калачи. Соленые грузди лежали горсткой в фарфоровой глубокой тарелочке, слишком изящной для походной посуды. Рядом поставили телячьи щёчки с медовой репой и белую редьку, так почитаемую хозяином. Бутылка вина знатной
выдержки стояла откупоренной, специально приготовленный винный графин так и не распаковали, и тот остался почивать в дорожном сундуке, бережно завернутый в полотно. Стол, накрытый белой лионской скатертью,был выставлен прямо у дороги, в степи, сизо-желтой, с острыми стеблями ковыля, торчащими из голой земли, словно прутья частокола.

Шло последнее десятилетие века восемнадцатого, 1791 год, конец сентября... Светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин, баловень судьбы, герой Тавриды, блистательный полководец, полный георгиевский кавалер, в недалеком прошлом фаворит Екатерины Великой, а ныне почетный государственный деятель, направлялся в свои южнорусские имения. Путь лежал на Екатеринослав. В дороге кортеж находился уже третью неделю. Ерунда, в общем-то, в турецких походах месяцами из карет не выходили, почивали в нехитрых холодных дормезах с незастеклёнными окнами и щелями в дверцах. Но до чего ж тяжелым казался князю этот последний переезд!

-Ваше сиятельство, водочки-с? -поклонился Офросимов, верный повар, служивший у Георгия Александровича уже двадцать лет. Потемкин не притрагивался к трапезе. Кутался в дорожный плащ, катал в задумчивости пальцами перья зелёного лука по столу. Чёрная ипохондрия владела светлейшим, пожирала его думы, отравляла аппетит.

-Ступай прочь. Вели запрягать, к ночи в Черниговской губернии дОлжно быть.
Спешно убрали со стола, на всякий случай завернув горячие блюда в толстые одеяла, - авось князь одумается и попросит съестное. Тронулись в путь, пересекая бесконечную степь. Адъютант Николай Демидов велел сопровождающим кортеж казакам скакать вперёд по тракту с известием о приезде светлейшего князя Потёмкина-Таврического, не испросив воли того. Осерчал Потёмкин, прознав проинициативу Демидова.

-Расказню тебя, дуралея! Сталоть мне ещё генералов да губернаторов принимать! Сам будешь изъясняться с ними.
И точно, только начало смеркаться, прискакали гонцы с нижайшим поклоном от представителей дворянства и приглашением остаться на постой. Потёмкин жалел своих людей, видел усталость на серых лицах, но неодолимая сила гнала его вперёд. Домой, домой, в Екатеринослав. А оттуда в Николаев. Давеча рапортовали, церковную колокольню почти отстроили, завезли из Петербурга ноздреватый пудожский камень. То-то будет отделка! «Дострою колокольню, выпишу Баженова дворец перестраивать», - мыслил Григорий Александрович. - «Сегодня же письмо ему справлю».

-Никаких ночлегов, - велел он Демидову. - Да, и проследи, чтоб окольной дорогой ехали. Не через Чернигов.

Ещё сутки тряслись в экипажах. Ни с кем не беседовал светлейший князь, ел только свежий хлеб с редькой да водкой запивал из походной азовской фляги.

«Изменилась Екатерина. Завадовскому, плуту, да Платошке Зубову верит боле, чем мне. Репнина возвысила. На стул мой посадить хочет. Тот, конечно, по туркам знатно палит, но ведь без
меня ноль. Все ноль. Все без меня пустое место. Ах, Катенька, помру, с кем останешься?»

Князь остановил кортеж, наказал впять минут поставить навес от моросящего дождя да разложить походный письменный стол. Прибежал Попов, секретарь Потёмкина, принес перья заточенные, бумагу, чернила лиловые - особые, «потёмкинские», коими писал князь только императрице, дабы отличала его послания от всех прочих в кипе бумаг. Диктовать не стал, отослал Попова восвояси, взялся за перо сам.

«Всемилостивейшая государыня императрица!» - начал Потёмкин. - Нижайший поклон шлёт верный подданный Ваш...» Перо скрипнуло о бумагу. Князь остановился, взглянул на коптящую свечу.
«Не то!»
Скомкал лист, поднёс к свече. Долго смотрел, как съедает его оранжевое пламя, и чёрная траурная кайма, словно опухоль, расползается по вмиг пожелтевшей бумаге. Держал письмо до самого последнего момента, когда огонь уже налезал на пальцы. Почувствовав боль, резко
отдёрнул руку, и серый шарик пепла заплясал по палатке, роняя свои струпья. Князь взял новый лист, долго мусолил кончик белого гусиного пера, в задумчивости окунал в чернила и медленно
возил по горлышку чернильницы, смахивая лишние капли, пока перо не высыхало, и
он принимался окунать его вновь.

«Матушка, Екатерина Алексеевна!» - вывел князь, но вновь со злобой смял лист, и снова свеча принялась с жадностью поедать доставшуюся ей дорогую бумагу с витиеватым вензелем.
«Всё, всё не то!»

Вышел на мелкий дождь, оглядел перелесок вдали, пестрящий красно-жёлтой листвой. Вспомнился Петербург, деликатная приглушённость его осенних красок. Загрустил ещё боле, не в силах справиться с тоской, великой, как и всё, что совершал он в жизни.

«Свет мой, вседержавная Катенька!» - начертала рука и застыла в сковавшем её оцепенении.

«Помнить должна. Ведь не забыла!»

Или забыла? Не было героя в великое царствование её, коего почитали более, чем Григория Александровича. Ни Орлова, ни Суворова, ни Разумовского, ни Румянцева. И не было преданней слуги императрицы, чем светлейший князь. Да и не будет, сколько уж ей там на
царствование ещё отпущено.

А вот ведь, интриги. Кругом интриги!
«Щенки злобливые, прихвостни, дерзнуть решили дотянуться до величия моего!»

И тут услышал светлейший князь колокольный звон. Да такой чистый, благостный, словно сам Апостол Пётр звонил.

«Видимо, срок мне подходит» - подумал Потёмкин и отворил полог палатки, отложив письмо.

Колокольный звон не был наваждением. Звонили переливчато, гулко, с каким-то божественным эхом. Необычный колокол, неземной. И так замерло сердце светлейшего князя от его голоса, и по-особому затихла очарованная душа! В столице такого не слыхивал, а тут деревня забытая. Аль слобода?

-Демидов! - позвал Потёмкин адъютанта,- что это за местность? Не Татищева ли земли? Какая церковь звонит?
Демидов отослал двух кортежных казаков разузнать. Явились те нескоро, светлейший уж сердчать стал, доложили: не деревня, в Чернигове, мол, благовест.

-По что врёшь, сатана! - загудел светлейший князь. - Чернигов в стороне остался, верстах в десяти. Скучает по тебе виселица!
-Батюшка! - упал на колени рябой паренёк. - Не погуби! Вот как есть Чернигов! И перекрестился.

Подошёл Демидов.
-Ты, Николаша, что разумеешь?
-Ваша светлость, истинно, Чернигов! Церковь Иоанна Богослова. Колокол чудной у них, шестьсот пудов в сиёй громадине. Сказывают, в ушах перепонки дрожат, когда говорит. Дюжина звонарей
раскачивают, за много вёрст слыхать!

Светлейший закрыл глаза и минуту стоял так, облокотившись на трость и внимая божественному звону.
-Эвон, какая диковина! Звук-то каквыкушивать сладостно!

Долго говорил колокол. Не дыша стояла челядь, боясь спугнуть минуты наслаждения князя Таврического, а когда затих перезвон, приказал Григорий Александрович Демидову самому скакать в Чернигов и распорядиться, чтобы звонили, не переставая, покамест едут они.

Моросил дождик сквозь проблески солнца, двигались телеги и кареты на юг, к Екатеринославу. Суток двое слышали колокол, и черниговские жители, одуревшие от несмолкаемого звона, поговаривали: «Не к добру...»
На исходе вторых суток догнал кортеж правитель Черниговского наместничества Андрей Степанович Милорадович. Потёмкин знавал его с начала русско-турецкой войны. Поставили шатёр, накрыли стол яствами. Князь снова отказался от трапезы, но потчевал Милорадовича икоркой осетровой и шампанскими винами.

-А ты, герой мой, обрюзг изрядно.Что с тобой? В былые годы этаким петиметром был, а сейчас смотреть боязно. Негоже, батенька, вон и ногти отрастил. Не масон ли, чай?
-Здоровьем маюсь, ваша светлость. Какой уж там герой!

Колокол стало чуть слышнее - видно, сменилась измотанная дюжина звонарей на свежую. Светлейший князь вновь завороженно стал вслушиваться в благостное его пение.

-Что привело тебя ко мне? Только давай скоро излагай, мне в путь двигаться надобно.
-В Сенат, ваша светлость,ходатайство б справить сановнику Глебову. Деток у меня одиннадцать душ, большим количеством девочки. Её императорское величество, слыхивал, пенсии поднимает
офицерам крымской кампании. А к Глебову не каждая бумажка доходит, канцелярия
месяцами придерживать может. Только Вы, светлейший князь, благодетель наш, и
можете помочь. Детки мои молиться будут о здравии Вашем до конца дней своих.
-Да полно тебе, Андрей Степанович, неужто я боевому другу не помогу! Чай, влияние ещё имею.

Потёмкин совсем не уверен был в своих последних словах. Его самого бумаги о пенсии флигель-адьютанту Куракину, с коим брал Очаков, лежали уже больше месяца. Да ходатайство о выделении денег на строительство верфей в Херсоне. Не дают ходу, «попридерживают». Попробовали б так ещё года три назад, не миновали бы виселицы. А теперь со светлейшим не
очень считаются.

-Сделаю, Андрей Степанович, не сомневайся!
-Благодарствую, ваша светлость! Жизнь за Вас... - снова запричитал Милорадович. По щеке его текла мутная слеза.
«Сентиментален стал, дурень» -подумал светлейший. «Или старческие слёзы? Не держит веко?»
Милорадович тем временем продолжал:
-Не знаю, как и благодарить,Григорий Александрович, не знаю...
-Знаешь-знаешь, батенька! - князь лукаво посмотрел на собеседника. - Колокол мне твой больно люб.

Лицо Милорадовича стало напряжённым, желваки едва заметно шевелились на скулах. Он поправил выбившуюся из парика седую прядь и чуть слышно пробормотал:
-Так не мой ведь колокол сий, помилуйте, светлейший князь...
-Аль не хозяин ты в своём городе?
-Ваша светлость, так ведь почти что святыня народная! Шестьсот пудов, басом говорит...
-И что с того, братец?
-Волнений опасаюся...
-Брось!
-Ваша Светлость, вот другой колокол есть, на звоннице Троицко-Ильинского монастыря, триста пудов буде, да ещё два дюжих в пяти верстах окрест, берите всех их...

Князь недовольно вскинул бровь и приблизил к Милорадовичу лицо. Был у Потёмкина только один живой глаз, второй ослеп вот уже почти тридцать лет назад тому, но чёрной пиратской повязки через лоб светлейший князь не признавал, хотя и позировал с ней иногда столичным живописцам. Милорадович оцепенел от близости княжьего птичьего зрачка, рука его, словно сама по себе, без воли головы, схватила под столом край белоснежной скатерти и принялась спасительно комкать дорогое лионское полотно. Светлейший знал, какое производил впечатление на людей, и глаз свой от черниговского гостя не отводил.

-Ну, батенька мой, тогда и не зарекайся, что благодарить жаждешь.

Милорадович не дерзнул боле перечить светлейшему князю. Вышел из шатра, перекрестился три раза на отдалённый звук благовеста и поскакал восвояси исполнять княжескую волю.

Григорий Александрович, хоть и торопился в Екатеринослав, уже и представить не мог, что ещё верста-две, и не услышит он ангельского пения чугунного певца. Да и порешил  ехать в свои володения только вместе с колоколом, а без оного с места не двинуться.

Милорадович созвал строительных мастеров, кто был в городе, стали потихоньку снимать гиганта с соборной звонницы. И всё бы чин-по-чину, да звонарь старший, Акимка Коробкин, всё выл, причитал, да кидался на колокол, словно телом своим заслонить хотел. Высекли Коробкина плетью, да прогнали с газ долой. Наспех соорудили специальные дроги,отобрали лошадей покрепче, закрепили морскими канатами и повезли к светлейшему князю, будто пленного кита.

Светлейший ждал в дормезе, вглядываясь единственным глазом вдаль, и впервые за последнее время не думал об императрице и переменчивой фортуне своей. Когда показались дроги, вышел навстречу - чуть ли не побежал - полюбовался на поверженного гиганта, поулыбался тому и стал обходить вокруг, поглаживая блестящий на осеннем солнце чёрный бок его. Точёные барельефы Богоматери и князей Владимира, Бориса и Глеба приятно холодили ладонь, отливали на осеннем солнце зеленью. И вдруг, что это? Пальцы Потёмкина словно потонули в прорези. Князь к великому недовольству своему обнаружил большую трещину, полоснувшую, словно сабельный шрам, чело великана. Колокольные провожатые стояли, потупив взор.

-Что сие за чертовщина?! - взревел светлейший.
-Прости, батюшка, не уберегли! Уронили со звонницы!

Князь сатанело ругался несколько минут, пока Демидов не убедил его, что ерунда, мол, трещина маленькая, наши николаевские мастера подлатают, ни один чёрт не придерётся.

Тронулись в путь, на Екатеринослав. Дроги поехали за кортежем цугом, и Потёмкин то и дело озирался: там ли ещё колокол, не отстали ли возничии.
К вечеру того же дня адъютант заметил одинокого всадника, скачущего через степь к их кортежу. Демидов с опаской оглядел седока: без седла, ноги в рваных сапогах, сам завёрнут в тулуп, коему не пришёл ещё сезон, голова в кургузой шапке сидит на тонюсенькой шее,
как бутон на стебельке.

-Кто таков? - Демидов преградил своим скакуном дорогу к карете князя.
-Коробкин я, господин мой, звонарь с Иоанна Богослова. Мне бы важное сказать его светлости князю Таврическому!
-Не велено тревожить. Почивают светлейший князь.

Потёмкин осторожно из-за занавески наблюдал за сценой.

-Дозвольте, господин мой, - просипел звонарь, - поехать с вами, покамест его светлость  не соблаговолят выслушать меня.
Демидов соображал, что ответить. Он знал, что Григорий Александрович слышал разговор и выжидает, что тот произнесёт.
-Да важное-ль дело у тебя к светлейшему князю? Мне доложи сперва.
-Важное, господин мой, невероятно важное! Жизни моей важнее! - лепетал Коробкин, робея перед Демидовым, а костлявая кобылка его переминалась с ноги на ногу, понурив голову и став в
мгновение какой-то совсем уж маленькой в сравнении с холёным жеребцом адъютанта.
-Ну, следуй тогда за нами. Лошадёнка-то твоя выдержит?
-Коли не выдержит, пешком побегу. Важное больно сказать надо его светлости!

Князь потрясся в дормезе ещё час, призывая сон, но так и не смог сомкнуть глаз. Сильно болело нутро и дышалось как-то неровно.
Наконец приказал остановить экипажи, вышел на воздух. Демидов подлетел к нему, но рта раскрыть не успел.
-Знаю, знаю, Николаша. Веди его сюда.

Коробкин спешился, снял нелепую шапку свою и бросился светлейшему в ноги.
-Не погуби, батюшка державный, дозволь объясниться! - и по-холопски припал к сапогу Потёмкина.
-Да полно тебе, братец. Встань.Чего надобно-то?

Звонарь выпрямился, но с колен невстал.
-Не можно, батюшка, светлейший князь, колокол увозить. Грех большой!

И креститься начал мелко и суетно, повернувшись к колоколу.

-Как звать тебя? - нахмурился Потёмкин.
-Акимом крестили. Иванов сын. Коробкин - фамилиё наше.
-Вот что, Аким, Иванов сын. Езжай домой. Мы вашим новый колокол вышлем из Екатеринослава.
-Не можно, батюшка, светлейший князь, новый колокол. Не можно! Грех!
-Да почему не можно-то, дурья твоя голова? Чай, не люди его отливали?
-Отец мой мастерил, литейщик Коробкин Иван Трофимович.

Набалдашником трости светлейший приподнял подбородок Акима, заставляя того встать с колен.
-Ах, вон оно как! За батькино добро печёшься?
-Господь, помилуй! - Коробкин снова начал осенять себя крестным знаменем. - Чернигову колокол доден, ангелы пели, когда на звонницу поднимали. Грех тревожить его...
-Да уж потревожили, что ж с того!

Звонарь вновь упал на колени.
-Грех, батюшка светлейший! В Чернигове плачут православные, вой стоит. Гнева Господня не минуем!
-Да что ты заладил, бестия! Не тебе мне указывать. Господь сам укажет. Ты - звонарь? Вот ступай себе и звони, - сердито выкрикнул князь и повернулся к Акиму спиной, всем видом показывая, что разговор окончен.
Попов с Демидовым тут же подхватили Коробкина под локти и легонько подтолкнули в сторону, где паслась тощая его лошадёнка.

Потёмкин сел в карету и наказал вознице припустить. Звонарь скакал рядом с кортежем и всё выкрикивал вслед княжескому экипажу: «Не можно, батюшка, не можно! Грех!».

Адъютант подал идею поколотить легонечко приставалу, но князь не разрешил. Сам мрачный был, снова в своей чёрной меланхолии. Когда находил на него не то сон, не то туманная дремота, виделась ему императрица, и колокол, и Акимка, сиплым лаем повторяющий своё «Не
можно, батюшка!»

Светлейший не выходил из дормеза, вновь отворачивался от еды, ссылаясь на желудок, но ночевать на постоялых дворах наотрез отказывался. Домой, домой! Ухабы, ямы и размытые дождём колеи трясли карету нещадно, князь лишь тихонько постанывал да справлялся о колоколе.
Коробкин, как верный пёс, тащился позади кортежа. Потёмкин дивился на него, но трогать звонаря не велел да приказал подкормить слегка, чтобы смерть дурака не легла на княжью совесть.
Через сутки светлейший повелел дроги поставить впереди кареты своей, дабы из оконца дормеза видеть колокол. И смотрел сквозь стекло долго, думая свою тяжёлую думу. На очередной остановке лошадь Коробкина прилегла на выжженную траву да так боле и не встала. Аким поревел в голос, но как тронулся кортеж в путь, потрусил сам ногами за светлейшим князем.
Демидов тоже жалел блаженного и приказал кортежному взять его на телегу. Акимка
отказался, испросил позволения светлейшего ехать на дрогах вместе с колоколом.
Ему позволили, звонарь примостился с краю на дрогах, и князь к великому раздражению наблюдал из оконца, как тот обнимал холодный чугунный бок с зеленоватыми барельефами да шептал что-то своё в кривую трещину, разделившую профили Бориса и Глеба.
«Юродивый, - думал светлейший, - да и пущай едет с нами. Будет у меня не только колокол, но и звонарь к нему.»

А на исходе пятых суток пути свалила Потёмкина жестокая лихорадка. Против воли князя Демидов распорядился справить ночлег в Яссах, в самом приличном доме, коим оказалась усадьба генеральши Хрущёвой. В полночь вместе с Поповым и тремя казаками объехали весь
городишко в поисках трезвого лекаря, привели сразу двоих. Медики качали головами, бубнили что-то про желчь, поили князя какой-то серой настойкой, обсуждали, стоит ли отворять светлейшему кровь.

-Коновалы! - орал на них Демидов, - сам зарублю на этом месте!
-Полно тебе, Николаша! - чуть шёпотом говорил Потёмкин. - Полегче мне. В путь, домой, домой!

Лекари в испуге жались друг к дружке, отчаянно мотали головами - то ли на порывы адъютанта их зарубить, то ли на желание князя сбираться в дорогу. Уговорили подождать хотя бы до утра.
Князь достал отложенное письмо государыне, раскрыл дорожный сундучок с письменными принадлежностями, но сам писать не смог, позвал секретаря. Попов прибежал, трясущимися руками схватился за перо.
-Вот что, Василь Степаныч, - с трудом вымолвил князь, - напиши государыне Екатерине Алексеевне, со всеми регалиями, как положено, что... покорнейший слуга её князь Потёмкин-Таврический шлёт ей поклон и обещается быть к Рождеству в Петербурге дабы лично засвидетельствовать... - светлейший отговорил текст ладно, будто по-написанному. - Подпишись всеми моими титулами. И постскриптум ниже: я, Катенька, много думал о нас. Не уразумей дерзость аль слабость старческого ума, но, верь мне, великая моя правительница, некем меня заменить подле белой царственной ручки твоей. Те, кто покорно стоят за спинкой трона твоего, лишь языком быстры, но телом мягки, а сердцем трусливы.

По должности Попову не полагалась перечить светлейшему, но то, что писал он на гербовой «потёмкинской» бумаге, показалась ему лихорадочным бредом. Нельзя такое отправлять императрице. Болен светлейший, не ведает, что творит.

Князь провалился в тяжёлый сон. Попов перечитал текст, подумал малость, поставил точку, подписал имя светлейшего да скрепил княжеской печатью. Отправлять не стал, но придержал у
себя. Авось как повернётся...

Очнувшись на рассвете, пребывая всё ещё в горячке, Потёмкин продиктовал ещё одно письмо в Екатеринослав - любимой племяннице, Санечке Энгельгардт, в замужестве графине Браницкой. Письмо содержало одно предложение: «Приезжай, Санечка, в Яссы, я кончаюсь». Попов уразумел, что хозяин на сей раз не бредит, послал скорого гонца в Екатеринослав, велев лететь стрелой.
Графиня наскоро собралась и помчалась в путь, навстречу дядюшке, потому как уговор промеж них был: Санечка должна держать голову умирающему князю в его последние минуты и закрыть
светлейшему глаза.

Пошли новые сутки, князь всё ещё был в лихорадке. Прибыли доктора из свиты светлейшего, галопом вдогонку княжеской кавалькады: штаб-лекарь Санковский и служившие со светлейшим ещё в военных кампаниях медики Массот и Тимен. Местных лекарей отпустили.  Князь есть уже сам не мог, насильно в него вливали снадобье и бульон. У носа держали ароматные соли. Твердил светлейший только одно: «Желаю помереть в своей постели в Николаеве». Потёмкин взял с Демидова слово, что сразу тронутся они в путь, как только  графиня прибудет, и в Екатеринослав уже не поедут, завернут в направлении Николаева.

Но к вечеру того же дня, явилась князю в сумрачном бреду государыня Екатерина Алексеевна, огромной рукой своею звонящая в гигантский черниговский колокол, и уразумел он сон свой как
последнее знамение.

«Не дождусь Санечку, помираю».

Хлопотали учёные лекари, да всё напрасно, понимали абсолютную свою бесполезность. В минуту сознания, когда мозг князя прояснился, повелел он запрягать да ехать прочь из Ясс по большому тракту навстречу графине Браницкой. Так и сделали. Жизнь светлейшего князя Таврического, как песок в старинных песочных часах на секретере у вдовы Хрущёвой, пересыпала последние свои золотые песчинки. Ехали осторожно, боясь растрясти светлейшего. На особо жестоких ухабах казаки переносили карету на руках. Это замедляло продвижение, а князь все торопил: скорей, скорей, в Николаев.
Были уже верстах в тридцати от Ясс, на краю выгоревшей осенней степи, оставив позади станцию Пунчешты, чьё название толком никто правильно выговорить и не мог, когда штаб-лекарь Санковский забарабанил кулаком в стену дормеза. Возничий остановился. С замиранием сердца
подлетел к окошку Демидов. Светлейший был в сознании, но бледен, как давешняя
его лионская скатерть. Поманил пальцем Демидова и просипел едва слышно:

-Прости ты меня, Николай Никитич, несправедлив был порой к тебе. А ты верой мне служил. И у людей за меня прощенья испроси.
-Светлейший князь... - запинаясь, стараясь, чтобы голос звучал ровно, вымолвил Демидов. Но получалась какая-то рваная болтовня. - Светлейший князь...Что... Что я могу сделать для Вас?
-На воздух хочу.

Торопясь, вынесли ковёр, устелили одеялами и подушками, устроили ложе прямо на стерне. Светлейшего одели в парадный генерал-фельдмаршалский мундир, повязали через плечо Андреевскую ленту из голубого муара. Точно на ассамблею готовили. Князь водил ослабелой рукой по остриям коротких стеблей степного ковыля и улыбался какой-то таинственной торжественной улыбкою. И нелепа эта картина была до боли: вот так лежал некогда первейший Российский подданный при полном параде со своей Андреевской лентой и приколотыми к мундиру звёздами да георгиевскими крестами, как простой пахарь, подорвавшийся тяжёлой работой, и гладил холёными руками ёжистую гриву южнорусской степи.
Демидов послал казака в Пунчешты за священником, какого найдет, хоть пьяненького, да наказал скакать галопом, коня не жалея.

-Колокол. Хочу слышать колокол. Под него и уйду, - сказал Григорий Александрович, и в тоне его не было хвори, а была тихая знакомая сила.

До перелеска было рукой подать, Демидов распорядился валить сосну, наскоро строить подмостки да нехитрый рычаг. Сам украдкой пустил слезу, отвернувшись, чтобы не видел никто, и подумал: «Часов пять, не боле». Так поочерёдно уходили его батюшка, а затем и матушка. Пять часов жизни хозяина, которого, несмотря на его нрав, любил и видел в нём первейшего героя, сделавшего для России много великих дел.

Прибыла со специально посланными за ней встречающими гонцами Александра Васильевна Браницкая. Графинюшка Санечка. Бросилась на колени возле одеял дядюшки, прямо на стылую землю и острую стерню. Взяла его голову, погладила по щекам, что-то прошептала ему. Посветлело чело Потёмкина, вроде как и жизнь она в него вдохнула. Но через минуту опять
проступила жёлто-зелёная бледность.

Привезли местного дъячка, еле живого, не то от вчерашней водки, не то от страха перед князем Таврическим, коего знал как почти что царя. Дъячок причастил светлейшего, положил икону в
изголовье и, ставши в сторонке, затянул козлиным голоском нараспев все молитвы,
кои знал, с опаской глядя на стучащие топоры и вслушиваясь в визг пилы. А
может, спьяну мерещилось ему, что виселицу мастерят.

Работали все, кто сподручен был. Рубили наспех, суетно, сколачивали, связывали. Торопились.
Подцепили длиннющей сосной за колокольное ухо, благо отверстие было огромное, надавили дюжиной пар крепких рук на другой конец, словно на рукоять рычага, но хрустнула сосна, словно
тонкая лучина.

Коробкин поначалу крестился, его никто и не замечал, но потом высказал спасительную инженерную мысль: не поднимать гиганта, а подкопать под него.
Разобрали днище дрог под колоколом, оставив осевые рельсы и вырыли яму с сажень глубиной.
Минуло четыре часа с начала работ, князь всё еще лежал на открытом воздухе и был в сознании. Согревали его грелками на углях, да только не чувствовал он уже ни холода, ни тепла.
Когда яма была готова и утоптана множеством ног, попросил Потёмкин племянницу подозвать к нему Коробкина.
-Исполни, братец, последнюю волю мою. Сам Бог мне послал тебя. Не благовест прошу, хотя бы один удар с эхом...

Коробкин отобрал человек пять казаков, велел заткнуть уши, кто чем сподобится, и лезть в яму. Сам же снял шапку, подошёл к чугунному великану, поцеловал того, помолился на бирюзовый от
окиси барельеф Богоматери на колокольном боку и нырнул под гигантское чугунное
брюхо. Обхватил двумя руками канат почти у самого основания огромного литого
языка, казаки же взялись за канатный конец и настороженно стали ожидать
команды.
Коробкин медлил. Там, на звоннице, сам колокол качали, да дюжина звонарей совершала перезвон, но здесь-то, в таких неподходящих условиях, как раскачать-то? Знамо-дело, язык колокольный надобно теребить, да особливо не разбежишься в яме-то.
И вот осторожно поманил Аким на себя гигантский чёрный язычище, казаки перехватили канат и с силой оттянули, при этом почти упав спинами на землю. И отпустили затем, и снова оттянули. Язык подался медленно, словно нехотя, и задвигался, с каждым разом всё боле
приближаясь к колокольной выгнутой сфере. Те, кто наверху был, включая
вельможную свиту, держали дроги, чтобы не съехал колокол в яму, да поглядывали
на князя: в сознании ли, видит ли.
Гулко отдавалось казачье «Э-эх» с каждым рывком, и наконец лизнул язык холодную чугунную щёку колокола. С криком взлетели ввысь боязливые степные птицы. Князь глядел на низкое сизое небо, и из единственного зрячего глаза его катилась слеза, стекала с подбородка на
муаровую ленту.
Звук был нечистым, дала знать о себе трещина, да и акустика была «земляная», будто бы через подушку звук пропустили. Но не было в жизни светлейшего краше этой последней музыки: ни оркестровые концерты придворных виртуозов, ни победные гимны, оставшиеся где-то там, далеко позади, - ничто не ласкало слух так, как это гулкое говорение. Колокол начинал
низким басом, и на излёте звук становился высоким и прозрачным, трепетала от
него степь, расходились круги в дорожных лужах.

-Распорядись, Николай, - сказал Потёмкин верному своему адъютанту, - пусть везут колокол назад в Чернигов, и этот вот, запамятовал имя его, звонарь, пусть поминальную там по мне отзвонит.

Сказал и словно замер. И слёзная дорожка на щеке его замёрзла вмиг. И было это в туманный день 5 октября (по старому стилю) 1791 года. Под басовитую песнь, летевшую по близлежащим сёлам и слободам, ушёл вслед за её невесомым звонким эхом светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин, баловень судьбы, герой Тавриды, блистательный полководец, полный георгиевский кавалер, и прав впоследствии оказался: никем не смогла заменить его государыня. И рыдала по нему также сильно, как плакал вскоре на звоннице черниговского монастыря
шестисотпудовый колокол, обладать которым так и не привелось светлейшему.

* * *

Автор попытался как можно более деликатно отнестись к историческим событиям и реальным персонажам Екатерининского времени. История эта, хотя и не является фактом, подтверждённым хрониками той великой поры, однако же рассказывается на разный лад в Чернигове и окрестностях его как событие, бесспорно имевшее место. Автор лишь рассказал историю эту своим языком.




Сообщение отредактировал Alborada - Воскресенье, 02.03.2014, 16:25
 
Форум » Архив форумов » Архив номинаций » Номинация "Проза" сезон 2013-2014 (размещайте тут тексты, выдвигаемые Вами на премию)
Поиск: